Дмитрий Мамин-Сибиряк - Слёзы Царицы
Но Кара-Нингиль очень часто уходила в самую дальнюю комнату своего дворца, запиралась и долго плакала, -- никто не должен был видеть этих женских слёз, даже Ак-Бибэ и Алтын-Тюлгю. В Кара-Нингиль с страшною силой боролись царица и женщина. Выходила она из своего затвора такая весёлая и спокойная, так что никто не знал, что она там делала. Не укрылась эта женская хитрость только от старых глаз Алтын-Тюлгю, которая, как собака, ловила каждое движение своей госпожи. Однажды она сказала царице:
– - Казни меня, царица, но ты плакала…
Кара-Нингиль вся вспыхнула, как пойманный на месте вор, но ничего не ответила глупой старухе. В другой раз Алтын-Тюлгю сказала ей:
– - Ты хорошо делаешь, что не знаешь ни одного мужчины, но, ведь ты состаришься и тогда пожалеешь. Вели меня казнить, но я говорю правду…
Кара-Нингиль не казнила Алтын-Тюлгю, а только рассмеялась.
Ак-Бибэ думала другое: когда Кара-Нингиль начинала скучать, она придумывала какое-нибудь развлечение. Раз она сказала царице:
– - Пойдём, посмотрим, что делает Аланча-хан… Он нас не увидит, а мы его посмотрим. Он уже совсем большой и, как говорят, очень красив.
Кара-Нингиль согласилась на эту глупость и отправилась в Баги-Дигишт вместе с Ак-Бибэ. Аланча-хан гулял в саду, а они смотрели на него через отверстие в стене сада.
– - Ах, какой красивый! Настоящий хан! -- шептала Ак-Бибэ. -- Какая у него гордая осанка, какие горячие глаза… Как жаль, что его нельзя выпустить из неволи. Джучи-Катэм неумолим…
Кара-Нингиль ничего не отвечала и вернулась домой задумчивее обыкновенного. В следующий раз она переоделась аячкой и отправилась в Баги-Дигишт одна. Стража её знала и пропустила. Аланча-хан опять гулял в саду и очень удивился, когда увидел перед собой скромно одетую девушку.
– - Ты зачем здесь? -- спросил он и удивился звуку собственного голоса, -- он совсем отвык говорить вслух.
– - Меня послала к тебе Кара-Нингиль, наша царица, спросить не нужно ли тебе чего-нибудь? -- ответила Кара-Нингиль, скромно опуская глаза, как настоящая аячка.
– - Я с женщинами не имею дела, -- гордо ответил Аланча-хан и даже выпрямился, как молодой тополь. -- Скажи Кара-Нингиль, что она дурная женщина… Она убила моих братьев и захватила престол. Она хочет заморить меня здесь, в этой раззолоченной могиле, и я удивляюсь, почему она просто не велела меня казнить. Так ей и скажи, я не боюсь смерти… Бог нас рассудит.
– - Кара-Нингиль лучше, чем ты думаешь… Ей приписывают многое, чего она и не думала никогда делать, а делают другие от её имени. О хорошем не говорят, а худое видят все…
– - Видно, сладко тебя кормит Кара-Нингиль, если ты так нахваливаешь её, -- ответил грубо Аланча-хан и засмеялся.
Это обидело Кара-Нингиль, как удар ножа, и глаза её засверкали, но она удержала свой гнев и опять принялась хвалить мудрую царицу, которая жертвует собой для других.
– - Если ты пришла только за этим, то это напрасный труд, -- ответил Аланча-хан, отвернулся и прибавил, -- Скажи своей Кара-Нингиль, что я её ненавижу, как все сто моих зарезанных братьев… Во мне царская кровь, а она дочь простого пастуха…
Домой Кара-Нингиль вернулась огорчённая и разгневанная. Зачем он ненавидит её и обвиняет в том, что она никогда не делала? Это несправедливо. Но какой у него гордый вид, у этого Аланча-хана… Кара-Нингиль всё думала о нём, и в её сердце, как вор ночью, прокралось чувство сожаления к несчастному узнику. Бедный Аланча-хан!.. Что ни делала Кара-Нингиль, мысль о ханском сыне не покидала её. Как она не нашлась тогда на его дерзость рассказать всё то, что она знала об Узун-хане и о том, как он обезлюдил Голодную Степь, разрушил многие города и бесчеловечно истребил ханские роды, в том числе и её род? О, нужно ещё раз идти и сказать этому гордому мальчишке всё… Так и сделала Кара-Нингиль. Аланча-хан опять гулял в саду и точно поджидал её. Она уже приготовилась высказать ему всё, как он остановил её.
– - Ах, как мне скучно, аячка… -- прошептал Аланча-хан и отвернулся, чтобы скрыть непрошеную слезу. -- Ты тогда говорила, что Кара-Нингиль справедлива и желает сделать всё, чтобы улучшить моё положение. Я тогда не хотел унижаться до просьбы, но теперь скажи ей: Аланча-хан просит Кара-Нингиль, пусть она позволяет своей аячке приходить в Баги-Дигишт каждый день.
– - Это невозможно!.. -- перебила его Кара-Нингиль и покраснела.
– - Но, ведь, это ей ничего не стоит? Разве мало у ней аячек, чтобы уступить мне всего одну?.. Потом ты не можешь понимать, как подумает царица. Может быть она будет посылать тебя…
Прежнего гордого ханского сына точно не было, а был несчастный человек, который точно постучался в душу Кара-Нингиль. Вместе с тем, ей ужасно было обидно, что он принимает её за простую аячку, которой царица может распоряжаться, как ей угодно. Да и он видит в ней просто женщину, которая усладила бы скуку одиночества. Но глаза Аланча-хана говорили другое: они так любовно проводили её, и столько в них было печальной мольбы. Кара-Нингиль не выдержала и бежала от него, как бежит аргали от охотника, Он не спорил с ней, как в первый раз, не бранил Кара-Нингиль; она увидела его печальным… Нет, больше -- он полюбил её с первого раза, и полюбил не как царицу, а как полюбил бы всякую другую девушку.
Это приключение взволновало Кара-Нингиль. Притом, всё происходило при такой сказочной обстановке. Царица видела Аланча-хана даже во сне, и он шептал ей ласковые слова и всё смотрел своими тёмными, печальными глазами, смотрел прямо в душу. Душно ей было в своём дворце, и во сне Кара-Нингиль шептала те ласковые слова, которые душили её. Но идти в третий раз к нему она не решилась: зачем напрасно мучить бедного недоступным призраком? А если он ждёт её? По крайней мере, нужно же ему сказать, что Кара-Нингиль не согласна отпустить к нему свою любимую и самую преданную аячку.
С этими мыслями Кара-Нингиль шла в третий раз в Баги-Дигишт, но при входе стража загородила ей дорогу.
– - Джучи-Катэм не велел пускать никого…
– - Даже и меня? Вы знаете, кто я…
– - Даже и тебя, царица.
– - А, так вот как… -- прошептала пристыженная Кара-Нингиль, и глаза её засверкали небывалым ещё огнём.
VIII
Джучи-Катэм был схвачен и заключён в Летафет-Намех. Он сделался таким же узником, как и Аланча-хан.
– - Кто меня велел схватить и за что? -- спрашивал он, оглушённый всем случившимся.
– - Сама царица.
– - Не может этого быть! Дайте мне случай переговорить с ней, и царица увидит, что я страдаю невинно!.. Я всегда желал ей одного добра.
Но Кара-Нингиль не пожелала видеть Джучи-Катэм, а только послала к нему Алтын-Тюлгю сказать, что царица может поступать, как хочет, и каждый ослушник её воле понесёт достойное наказание. Ничего не ответил Джучи-Катэм, а только низко опустил свою голову: вот награда за его верную службу и преданность.
Все ждали, кого назначат на место Джучи-Катэм, и какой счастливец приблизится к царице, но Кара-Нингиль хотела показать, что она настоящая царица и всеми государственными делами может править одна. Её воля -- закон для всех.
Теперь путь в Баги-Дигишт был открыт, и Кара-Нингиль могла отправляться туда, когда хотела. Эта свобода сначала даже её немного смутила, и она точно не решалась воспользоваться ею, как долго сидевшая в клетке птица, которая расправляет крылья, прежде чем унестись в небо. Ей было совестно пред Ак-Бибэ и другими женщинами. Но её так и тянуло в Баги-Дигишт: наверное, Аланча-хан ждёт её и скучает. Он действительно ждал и, когда она пришла, по-прежнему, скромною аячкой, он умоляюще протянул руки:
– - Мне казалось, что я умер, пока не видел тебя, -- ласково шептал он. -- Ну, что Кара-Нингиль? Чем больше я думаю, тем больше мне хочется увидеть её… Я знаю про неё всё; она первая красавица во всём государстве.
– - Ты красивее её, Аланча-хан… Но твоя красота, как спрятавшееся за тучами солнце. Потом Кара-Нингиль глупа… Когда я ей сказала о твоём желании иметь в услужении аячку, она ответила: иди к нему и сделай всё, чтоб он не скучал.
– - Нет, она мудрейшая из всех женщин!.. Значит, ты будешь приходить ко мне каждый день?
– - О, нет… Я могу приходить только иногда, но оставаться здесь не могу. Кара-Нингиль сказала: "Ты идёшь к нему чистою девушкой и такою же возвратишься, а иначе я тебя казню".
Аланча-хан только засмеялся, а Кара-Нингиль опустила глаза. Каждый раз, когда она приходила к нему, он начинал её расспрашивать про царицу, точно влюблённый. Сердце Кара-Нингиль усиленно билось, но она не открывала своего настоящего имени. Когда Аланча-хан скучал, она рассказывала ему сказки, те сказки, где влюблённые не узнавали друг друга, а злая судьба смеялась над ними. Все свои мысли и чувства Кара-Нингиль передавала в этой форме и наблюдала, какое действие они производят на Аланча-хана. Когда она входила в Баги-Дигишт, то совсем изменялась, -- гордая царица оставалась у ворот сада, а здесь была скромная девушка, боявшаяся каждого ласкового взгляда.
