Шломо Вульф - Тяжелая вода
***
Мелкий нерусский сырой снег сыпал на аллеи кладбища, где к Яше и его напарнику проиближалась густая похоронная процессия. Cнег быстро таял, превращая землю вокруг свежеприготовленных могил в вязкую оранжевую грязь. Мутная желтая вода струйками стекала в бетонные ванночки, ожидавшие своих самых постоянных в мире обитателей, а могильщики старались ванночку осушить, по крайней мере, на момент похорон. Процессия проследовала мимо, как проходила много раз в день мимо отставного доктора Гольфера все годы его пребывания на долгожданной исторической родине. Впереди с молитвенником шел в прикрытой пластиковым мешочком шляпе запорошенный белой тающей пудрой раввин, нараспев читая молитву из книги в таком же мешочке. За ним двое служащих и двое родственников катили тележку с мокрым и тоже словно уже подернутым белым тлением темным саваном. Толпа позади скользила на снегу. Люди держались друг за друга, прикрываясь разноцветными зонтами, а потому процессия имела какой-то неприлично праздничный вид. Двое-трое сразу за тележкой громко плакали, остальные рядом с ними шли понуро, но по мере удаления от усопшего люди все громче и непринужденнее переговаривались неизвестно о чем, спорили, отвечали на звонки сотовых телефонов и даже смеялись. Их было так много, что горе естественно уступило место равнодушию, чувству долга, повинности, а то и более неприглядным чувствам. Чего только не нагляделся и не наслушался здесь Яков!..
Как только бесконечная процессия скучковалась в трех десятках метров от Яши, появилась очередная тележка за таким же мокрым раввином с книгой. Те же молитвы нараспев без тени интонаций или эмоций. Тележку с безликим и безымяным пока евреем, отбывшим свой срок на Святой Земле, здесь катили четверо кладбищенских служек. Пожилая красиваяженщина в черном уткнула лицо в мокрый платок и непрерывно сотрясалась от рыданий. С двух сторон вдову поддерживали молодой высокий мужчина со сморщенным страданием лицом и худенькая девушка в плаще с капюшоном, которая сама едва держалась на ногах от горя. Мужчина прикрывал вдову большим черным зонтом. Ни сослуживцев, отбывающих привычную повинность, ни наследников, ни дальних родственников. На кладбище в центре мира появится очередное еврейское имя с переводом на русский. Очередной соискатель еврейского счастья на еврейской родине прекратил, наконец, свою безнадежную борьбу за существование и оставил маленькую одинокую семью еще более беззащитной в этом мире...
Яша снизу из могилы видел удивительно стройные ноги вдовы, ее красное сморщенное мокрое от слез и снега дрожащее лицо. Он выбрался из осушенной бетонной ванночки, когда невпопад в таком месте зазвонил мобильник во внутреннемкармане промокшей куртки. Яша вытер руку о край кашне и тихо включился в разговор, пока служки несли покойника за ноги и плечи к могиле и опускали на мокрое бетонное основание среди таких же серых грубых каменных стен, какие окружали усопшего все последние годы и будут окружать теперь навеки. "Перезвоните через четверть часа, - тихо сказал Яша. - Я занят..." "Но это очень важно! И прежде всего для вас, именно для вас, - торопился голос в трубке. - Я прошу несколько минут." "Беседер, но позже," отключился могильщик. Они с напарником стали прикрывать неподвижное тело в саване бетонными плитками и забрасывать их жидкой грязью, в которую превратилась земля. Желтая вода торопливо сочилась из нее и исчезала между плитками.Слышно было, как струйки стекают на саван под плитками. "Кто это тебе сюда звонит? - тихо спросил напарник, когда они стали разравнивать зеплю, сразу покрываемую усиливающимся снегом. - Я так всегда отключаю. От кого ты ждешь звонка?" "Вообще-то я никаких звонков не жду, аэто тем более пустой звонок. Судя по елейному голосу, какая-то реклама..." Яков не мог отвести взгляда от сбившейся в кучку маленькой семьи, только что оставившей здесь навеки своего непутевого мужа и отца. Они словно боялись вернуться одни отсюда в тот мир, где и с этим, явно никчемным, что сейчас заливался водой, было так тяжело. Но без него будет и вовсе невыносимо. Мимо них, оживленно переговариваясь, шли участники той процессии, что хоронила своего среди своих и уже безопасных чужих. Тут их и стерпеть можно... Телефон все звонил, сотрясая Якову грудь. Он огляделся, понял, что с обитателем следующей бетонной ячейки никто еще не спешит, и снова ответил в пелефон. "Доктор Гольфер? - раздался в трубке тот же вроде бы знакомый, но непривычно сладкий голос Михаеля Бейцана. - Это вас беспокоят из..." "Я знаю. Можете не беспокоиться." "Подождите, я вас умоляю. Вас хочет видеть доктор Менахим Кац. Мы хотим тщательно изучить ваш проект. Как быстро можно получить первую воду?"
(Воду? Какую воду? В голове у Якова вертелась только та вода, что сейчас сочилась между плитами на саван незнакомого, но почему-то бесконечно симпатичного ему покойника. И будет стекать всю ночь, весь месяц, пока вся бетонная ванночка-могила не заполнится. К весне вода испарится и наступит сушь, которая так мучила этого оле, пока он не стал покойником. Вот я и напоил очередного еврея, невесело подумал он.)
"Вы имеете в виду воду из айсбергов?" "Естественно. Когда мы ее попробуем в Израиле, если осуществим ваш проект?" "Как только ни вас, ни вашего сцикуна Каца, ни чего-либо подобного..." "Вместо того, чтобы нервничать и заниматься взаимными оскорблениями, давайте, как говорится, посмотрим в глаза фактам. Да, действительно, многие годы некоторые ученые и инженеры-репатрианты подобно вам не смогли наладить связи с организациями, занятыми водными ресурсами. На то есть множество причин, в том числе определенное недоверие к проектам... включая ваш. Но сейчас-то открылась реальная возможность плодотворного сотрудничества, которая бы не возникла без той колоссальной поддержки, которую мы получили от депутата кнессета... Именно он отворил двери, и этот факт надо встречать аплодисментами..."
(Осиротевшая семья все еще стояла там же под усиливающимся снегопадом. Дети время от времени пытались увести вдову, но та с раздражением выдергивала руку и продолжала судорожно рыдать, сгибаясь вперед, словно хотела упасть на эту грязь и остаться здесь навеки. "...не изменяла ему никогда, - услышал Яков обрывок ее крика, - И он мне... Мы с ним не расставались тридцать лет... Как же я теперь...")
"Простите, а почему этот ваш депутат Кнессета должен кому-то по своей милости оказывать поддержку или отказывать в ней, если речь идет о делах государственной важности, доктор Бейцан? - решил отвести уже казалось бы давно задубевшую душу Яков, пораженный этой такой привычной, но чем-то невыносимой сценой. - Это немилость депутата, а его единственнаяработа, за которую он получает зарплату из денег, которые у меня насильно отнимают в виде налогов на содержание его семьи. Если он вдруг проснулся, когда в кране нет воды, то такого депутата, как и его коллег, следовало гнать еще до того, как избрали, а теперь следует судить за бездействие, приведшее к национальной катастрофе." "Вы, - закипел все-таки Бейцан, - по давней "совковой" привычкесчитаете, что государство должно было заботиться о вас всех. Нормальный человек избавляется от этих иллюзий в течение года... Мы не закрываем глаза на то, что система медленно адаптирует специалистов и бьем во все колокола. Сколько бы мы сами ни критиковали положение, сложившееся с абсорбцией научно-технических работников из стран СНГ, следует учитывать, что ни одна страна в мире за столь короткий срок не смогла бы вдвое увеличить число ученых и инженеров в государственных и частных структурах." "Вас слушать одно удовольствие. - зло засмеялся Гольфер. - Прямо доклад парторга о достижениях народного хозяйства в целом и вверенного ему предприятия в частности.. Только в результате тамошних достижений в магазинах стало пусто, а в результате ваших - в кране нет воды. А лозунги, на которые вы и ваш депутат только и способны, о якобы достижениях с вашей якобы помощью напоминают мне пародию на песенку о хорошем настроении: если у вас комната одна на шестерых, вспомните, как много есть квартир хороших, их у нас гораздо больше, вспомните про них, и - улыбка, без сомненья вдруг коснется ваших глаз... Не коснулась, Бейцан. Ваша ложь еще противнее и примитивнее тамошней. Там она сочинялась профессионалами с высшим партийным образованием, а тут тупыми самоучками." "Так как мы решили?" "А решили мы так. Я пошел себе нахуй. А ты давай прямо за мной. И никуда не сворачивай, козел!.." "Инфантильный идиот..." "Демагогический ублюдок..."
В мокрой тихой мгле затрещал мотоцикл. Шаешник Мишка лихо тормознул около все еще неподвижной семьи и снял шлем. Снег радостно припудрил его космы и неопрятную обширную бороду. "Вы позволите выразить вам мое глубокое соболезнование?" - проникновенно начал он высоким простуженным голосом. Вдова с какой-то безумной надеждой подняла голову: "Вы знали Сему?" "Не имел счастья, - торопливо отмахнулся Мишка. - Но если вам нажен недорогой и приличный памятник, то у нас..." Сын усопшего Семы взял у Мишки визитную карточку. Мотоциклист блеснул большими выпуклыми желтыми зубами в зарослях мокрой бороды и рванул с места, обдав несчастных брызгами и вонючим дымом. После него на кладбище стало еще тише. "Не пользуйтесь его услугами, прошу вас, - Яков неслышно подошел к троим под серым небом. - Зайдите прямо у ворот в мисрад. Вам там дадут телефон достойного мастера. Верьте мне, добавил он. - Это просто бандиты." "Все эти годы, - тихо и удивительно внятно, словно скандируя, сказала вдова, глядя в глаза Якову с невыразимой тоской, - он говорил, что слышит грохот их боевых барабанов..." "Это из "Затерянного мира"? - вдруг вспомнил Яков. - Индейцы на Амазонке... Если сможем - убьем..." "Вы образованный человек. Спасибо вам. Мы не станем очередной раз подставлятьсявездесущим бандитам..."
