Светлана Шипунова - Маленькие семейные истории
- Ты Сашина мама?
- Ну, я, а что?
- Что ж ты за ним не смотришь совсем? Родить родила, а смотреть кто будет, Пушкин?
- Он уже большой, - сказала Танька. - Что за ним смотреть?
- Как это "что"? Бегает ребенок целый день голодный, грязный. У тебя у самой родители есть?
- Ну, есть, - сказала Танька.
- И где они?
- Далеко, на Украине.
- Где на Украине? Украина большая.
- Ну, в Донецке.
- А они знают, что ты тут вытворяешь?
- А что я такого вытворяю?
- Где у тебя Сашенька спит?
- А это не ваше дело, вы за своим ребенком смотрите!
- Ладно, - сказала мама. - Я к тебе еще зайду.
Танька, как ни странно, зашла на другой день сама. Ее привел Саша. Она была трезвая, тихая и как будто испуганная. Мама провела ее на кухню, налила чаю и сказала:
- Ну-ка, давай, рассказывай все, как есть.
И Танька, захлюпав носом, стала рассказывать. Пять лет назад она завербовалась во Владивосток, на рыбфлот, но на пароход ее не оформили из-за какой-то незначительной болезни, чуть ли не простуды. Пришлось искать работу на берегу, но работы не было и жить негде, тут подвернулся один парень, Колька, приютил... В общем, как-то сразу все пошло не так, как думала, парень оказался пьющий, да еще дружков водил... Забеременела она почти сразу, и сама точно не знает, от кого из них - девчонка была, неопытная в этих делах. Родила, а родителям сообщить побоялась.
- Так они что, до сих пор не знают про Сашу?
Танька покачала головой: не знают.
- А почему ж ты сразу, как это случилось, домой не уехала?
- Да я хотела, но денег на билет не было.
Еще несчастная эта Танька рассказала, что парень, у которого она жила, сел за какую-то кражу, а она осталась нелегально жить в его квартире, да это и не квартира на самом деле, а так, комната в малосемейке, считается, - общежитие. Ждет, надеется, что вернется. Но ждать еще долго.
- Так, с этим ясно, - сказала мама. - А что еще за "папа Витя"?
- Друг его, полгода жил, потом взял и повесился. По пьяни.
- Дай-ка ты мне адрес своих родителей.
- Зачем? - испугалась Танька.
- На всякий случай, - сказала мама.
- Не надо, теть Рай, я туда все равно уже не вернусь.
- Ты можешь не возвращаться, - сказала мама, ударяя на слово "ты".
После этого разговора мама что-то надумала, но ни Таньке, ни Аллочке до поры до времени ничего не говорила. Зато, гуляя с коляской по улице, мама разговаривала о своем предстоящем отъезде с маленьким Сашей. Вот, мол, уедет скоро твоя бабушка, как ты тут будешь? Будешь за мной скучать? Саша обхватывал ее посреди улицы за ногу и говорил:
- Бабушка Рая, я тебя не пущу.
- А хочешь со мной поехать в Краснодар? На поезде?
- Хочу на поезде! - с готовностью отвечал Саша.
За неделю до предполагаемого отъезда мама снова пошла к Таньке. Та была одна, и в комнате было более или менее прибрано. Видно, накануне ночью обошлось без гостей.
- Я домой еду, - сказала мама. - Могу Сашеньку забрать с собой. Может, твои родители в Краснодар приедут, это ж намного ближе, и я им Сашу отдам. Ты только письмо напиши, чтобы они знали, что это их внук.
Танька опустила голову и сказала:
- Хорошо, теть Рай.
Мама обрадовалась, потому что в душе сомневалась, что Танька так просто отдаст ей ребенка, какая ни есть непутевая, а все же мать. Но та согласилась, не раздумывая, только с письмом тянула до последнего, да так и не написала.
Перед отъездом мама купила Саше одежку поприличнее, сама его подстригла, искупала и нарядила во все новое. Аллочка напекла им в дорогу пирожков, сварила курицу, яиц. На дорожку всплакнули обе.
- Как я без тебя управлюсь с Аринкой?
- Теперь управишься. А там тоже - Женечка, Родик маленький, папа - как они без меня? Надо ехать.
И поехали они с Сашей поездом через всю страну. Ехали долго, неделю до Москвы, там пересадка, да оттуда сутки. Саша в поезде привык, был, как дома, бегал по всему вагону, ходил в гости в соседние купе, где его угощали купленными на станциях орехами и ягодами. Днем разрешалось ему лежать на верхней полке и глазеть оттуда в окно, а вечерами мама читала ему купленную в дорогу книжку - "Русские народные сказки". За время пути они каждую сказку прочитали по два-три раза, и некоторые Саша запомнил почти наизусть.
- Вообще, мне с ним хорошо было ехать, не скучно! - закончила мама свой рассказ.
- Да уж, с ним не соскучишься, - сказали мы.
Папу больше интересовал практический вопрос.
- Так тебе эта мамаша адрес родителей дала?
- Дала. Письмо не написала, говнюшка такая, а адрес дала. Может, говорит, вы сами им напишете.
- Так ты ж возьми и напиши сразу, не тяни, - гнул свое папа.
- Успеется, - сказала мама. - Пусть ребенок отдохнет с дороги, поживет в нормальных условиях.
- А вдруг они вообще не захотят его взять? - спросила Женя.
- Не возьмут и не надо. Будет у нас жить. Усыновим.
Только после этих слов поняли мы наконец, что она на самом деле задумала. Надо было знать нашу маму, чтобы не удивиться такому ее заявлению. Усыновит запросто! И нас не спросит.
Тут пора, пожалуй, рассказать предысторию описываемых событий.
Начать придется издалека. Со своего собственного рождения. Я была у родителей первым ребенком. Имя мне придумала бабушка, которая где-то услышала, что так зовут дочку Сталина. Мои мама, незамужняя тетя и бабушка (особенно бабушка) меня обожали, но вот папа... Папа, оказывается, хотел сына. Мне было всего три месяца, когда мама снова забеременела. По рассказам бабушки, мама не хотела так быстро рожать второго ребенка и даже отправилась было в больницу, чтобы сделать аборт, но тут вмешалась одна мамина подруга, убедила ее этого не делать, чуть ли не с больничной койки стащила и за руку домой привела. "А вдруг там мальчик?" - говорила эта подруга. Мама послушалась и оставила ребенка, из-за этого у нее пропало грудное молоко, и меня пришлось вскармливать искусственно, чего бабушка никогда потом не могла простить ни маме с папой, ни моей сестренке. В детстве я часто болела, и бабушка каждый раз пеняла маме:
- Вот видишь, а все потому, что она искусственница!
Сестру назвали Неллей в честь той самой маминой подруги, которой она обязана была своим рождением. К Нелле бабушка относилась прохладно, считая, что я, ее любимая первая "унучечка", обделена из-за нее вниманием родителей. Сама она жалела и любила меня изо всех сил до самой своей смерти.
После второй неудачной попытки мама целых пять лет не решалась больше рожать. А когда рискнула (это случилось уже после нашего переезда из Куйбышева в Краснодар), горячо убеждала папу, бабушку и нас с сестрой, что уж на этот раз точно будет мальчик. Кто-то ей якобы нагадал.
От тех событий остались у меня довольно смутные воспоминания. Нам с Неллей шесть и пять лет, мама лежит на диване, а мы стоим на коленках на полу и поочередно прикладываемся ухом к ее большому животу.
- Слышите? - спрашивает мама. - Это ваш братик.
Когда "братика", оказавшегося на самом деле девочкой, принесли из роддома, мы с трудом смогли ее разглядеть, такая она была крошечная. Видимо, из-за того, что мама сильно переживала, девочка родилась раньше срока, семимесячной, и весила всего кило восемьсот. Врачи вообще сказали маме, что она не выживет. Два месяца ее держали в каком-то пуху, и она не только выжила, но росла потом таким крепышом, какими мы с Неллей сроду не бывали.
С ее появлением в доме связана была одна не самая приятная для нас процедура - мама заставляла нас пить сцеженное в граненый стакан грудное молоко. Молока у нее было в тот раз много, в какой-то момент она даже кормила им не только нашу Аллочку, но еще и свою племянницу Ирочку, которая родилась на три месяца раньше и которую мамина сестра тетя Инна привозила летом из Тбилиси к нам на показ. Мама прикладывала их к груди поочередно, они наедались и отваливались, тогда наступала наша очередь. Мама сцеживала молоко тонкими голубоватыми струйками в стакан, накрывала его марлей и звала через раскрытое во двор окно нас с Неллей. Мы не хотели пить это молоко, оно казалось нам слишком теплым, сладким и приторным.
- Пейте, я кому сказала! - приказывала нам мама. - Это вам не магазинное!
Мы морщились и пили.
Папу я запомнила в тот день (1 марта 1957 года), когда родилась наша третья сестричка, сидящим за столом посреди комнаты, спина его была согнута, голова опущена на руки. То ли он выпил, то ли спал, то ли просто молча страдал, но что-то такое с ним происходило. Бабушка, дежурившая у роддома весь день и заглядывавшая там в окна в надежде увидеть или услышать, как мама будет рожать, первой узнала, что девочка. Она поехала домой и довольно скорбно сообщила об этом папе, только что пришедшему со смены и как раз собиравшемуся идти проведывать маму. Узнав про девочку, папа передумал идти в роддом и сказал бабушке, что и вообще туда не пойдет, пусть она, если хочет, сама свою внучку забирает, а ему она не нужна! И не пошел. Зарегистрировали девочку тоже не сразу, а только месяца через полтора, и все это время не было у нее никакого имени, говорили просто "мала'я".
