Наум Коржавин - Будни тридцать седьмого года
Неужто ничего не чувствовали? Например, тот же комкор Фриновский к 30 июля 1937 года уже должен был понимать, что он среди чекистов долгожитель и что к этому времени успел проводить большинство своих коллег и товарищей в лучший мир и в дальние лагеря. То, что, повернись иначе, любой из товарищей проделал бы то же самое с ним самим (одна школа!) - другая тема. Но что и его "долгожительству" может прийти конец, понимать он должен был. То же можно сказать и об авторе приказа 00447, его начальнике, наркоме тов. Ежове. Но что-то они чувствовали. В глубине их душ кошки наверняка скреблись. Что ж!.. Тем больше рвения они проявляли, стремясь избежать неясной угрозы, висевшей в воздухе. Боялись. О чем сам Ежов сказал на заседании ЦК. Правда, Сталин ответил: "Ежов боялся!.. Смышно". Однако "смышно" не было. Любой из участников заседания мог оказаться (и некоторые потом оказались) в таком же "смышном" положении. Но сейчас эти двое вершат судьбы и по воле Вождя легко, хоть и секретно, в Массовом порядке подводили под монастырь сотни тысяч людей, и это отвлекало, казалось могуществом. Но Вождь не любил быть благодарным и не любил свидетелей - через несколько месяцев им обоим предстояло быть арестованными и расстрелянными. Причем, Ежова перед этим еще хоть маленько секретно поразоблачали (на упомянутом чуть выше Пленуме ЦК), а комкор, надо полагать, исчез и без такой публичности. Но пока всё звучно "Возлагаю". "Приказываю".
Я не сочувствую этим двум нисколько - уж кто-кто, а эти точно свою судьбу заслужили. Но всё равно такое их падение - ни об их устранении, ни об их вине никому ничего не сообщили - было не освобождением, а еще большим сгущением непонятной, запутанной и безвыходной фантасмагории. Таких случаев внезапного и необъяснимого вознесения на Олимп и такого же падения с него в небытие было тогда много. И все к этому привыкали. Привыкали к непонятному, привыкали не понимать. И удовольствоваться непониманием. И это было страшно. И это только утвердилось с приходом Берии в 1938 году, когда было разыграно очередное "Головокружение от успехов" - часть заключенных, в основном еще не осужденных и сидевших в тюрьмах, была реабилитирована и выпущена. Большинство репрессированных при этом продолжали сидеть, и ряды сидевших продолжали пополняться (например, аппаратом Наркомата иностранных дел), но, тем не менее, было блестяще продемонстрировано, что у нас "зря не сажают", "разбираются" и "невиноватых выпускают". И само собой выходило (особенно поначалу), что уж посаженных после этого "выпуска" замели не зря.
Вакханалия не кончалась, но приобретала "спокойные" стабильные формы, а это еще больше усиливало фантасмагорию. Это тоже прививало прострацию сталинщины.
Сталинщина не имела лица, но зато у нее было много личин. Она очень хорошо умеет обходить, разрушать, подменять и заглушать логику и даже впечатления бытия, личный опыт... Надо учиться ее распознавать и ей сопротивляться. Серьезный анализ приказа Народного Комиссара Внутренних Дел СССР № 00447 от 30 июля 1937 года может способствовать этому. Этот год 1937-й - БЫЛ! Он оставил глубокий след в нашем сознании и истории. Иной, чем всё, что было раньше. Ибо он уже был не просто преступным безумием идеологии, как "красный террор", и не имитацией этого буйства, как коллективизация, а сознательным насаждением безумия в чистом виде.
Но тут мы уже вышли за рамки подробного рассмотрения приказа № 00447, которому посвящена эта работа.
