Андрей Курков - Смерть постороннего
Но ему не было особенно радостно, хотя откуда-то из глубины проклевывалось давно забытое чувство – чувство самоудовлетворения. Он дочитал текст до конца – все слова были на своих местах, никаких следов редакторских ножниц.
Глаза остановились на подписи, на этом почти фразеологическом псевдониме, способном скрыть за своими двумя словами любое количество людей – Группа Товарищей. Забавно, что именно так – оба слова с заглавной буквы – написал Виктор в оригинале. И даже это редактор не изменил. Действительно, к нему отнеслись как к уважаемому писателю, а не как к журналисту.
Опустив газету на колени, Виктор посмотрел в окно, на проезжающий на встречу автобусу город.
– Смотри, птичка! – показала пальцем вверх сидевшая впереди мамаша своему ребенку. Виктор машинально проследил за направлением ее пальца и увидел метавшегося под потолком автобуса воробья.
17Редактор встретил Виктора так радушно, будто год не видел. Кофе, коньяк и сто долларов в длинном элегантном конверте – настоящая аттрибутика праздника.
– Ну вот, – сказал Игорь Львович, поднимая рюмку с коньяком. – Начало положено. Будем надеяться, что остальные "крестики" тоже не залежатся.
– А как он умер? – спросил Виктор.
– Выпал из окна шестого этажа. Вроде, мыл стекла, только почему-то не у себя дома. К тому же – ночью.
Они чокнулись и выпили.
– Знаешь, – продолжал откровенничать главный. – Мне уже звонили несколько коллег из других газет. Завидуют, паразиты! Говорят, я изобрел новый жанр! – Главный самодовольно ухмыльнулся. – Это, конечно, твоя заслуга! Но ты у нас засекречен, поэтому все хорошее и плохое я буду брать на себя! Хорошо?
Виктор кивнул, но в мыслях огорчился невозможности показаться в свете прожекторов пускай хоть и журналистской, но все-таки славы. Видно, главный заметил что-то во взгляде Виктора.
– Не переживай, когда-нибудь все узнают настоящее имя автора, если ты захочешь… А пока для тебя же лучше быть никому неизвестной "Группой Товарищей". Через несколько дней ты поймешь почему. Кстати, не забывай, что надо использовать все подчеркнутые факты из тех досье, что ты берешь у Федора. Я же не обрезаю твои философские рассуждения, которые, по правде говоря, никакого отношения к покойникам не имеют…
Виктор кивнул. Пригубил кофе и его горьковатый вкус напомнил вдруг о гостиничном баре в Харькове. Вспомнилось то утро, когда беспорядочная стрельба разбудила его раньше времени.
– Игорь, – заговорил Виктор, – а что тогда случилось в Харькове?
Главный налил в рюмки коньяка, вздохнул, поднял на Виктора заторможенный, словно остановившийся взгляд.
– "И боец молодой, вдруг поник головой, – тихо запел он. Комсомольское сердце пробито…" Газета понесла потери… Это уже седьмой из наших. Скоро можно будет зал славы открывать… Ну да тебе это ни к чему! Меньше знаешь – дольше живешь!.. – проговорил главный, потом посмотрел в глаза Виктору и уже совсем другим, каким-то уставшим голосом добавил. – И это к тебе уже не относится. Ты знаешь побольше других… Ладно…
Виктор уже пожалел о своем любопытстве – вся атмосфера маленького праздника "тет-а-тет" испарилась.
18Ноябрь под конец переметнулся от глубокой осени к такой же зиме. Дети играли в снежки. Колючий морозный воздух пробирался за воротник. Машины по дорогам ездили медленно, словно боялись друг друга, и сами дороги стали намного уже. Все под воздействием холода уменьшалось, укорачивалось, съеживалось. И только сугробы снега на обочинах росли благодаря трудолюбию и широким лопатам дворников.
Виктор, поставив точку во втором из заказанных Мишей-непингвином "крестиков", глянул в окно. Не было никакого желания, да и необходимости выходить в этот день на улицу.
Чтобы рассеять тишину квартиры, Виктор включил радиоточку, стоявшую на холодильнике.
Беззаботный шум парламента с шипением вырвался из динамика. Виктор прикрутил громкость. Поставил на огонь чайник. Посмотрел на часы – ранний вечер, полшестого. Для окончания дня рановато, подумал Виктор.
Сходил в комнату и позвонил Мише-непингвину.
– Все готово! – доложил он ему. – Можешь приезжать.
Миша приехал не один. С ним в квартиру вошла маленькая девочка с круглыми любопытными глазками.
– Моя дочка, – сказал Миша. – Не с кем было ее дома оставить… Скажи дяде Вите как тебя зовут! – он наклонился к ней, стал расстегивать пуговицы маленькой рыжей шубки.
– Соня, мне уже четыре года – проговорила девочка, глядя снизу вверх на Виктора. – А правда, что у вас пингвин живет?
– Ну вот, не успела зайти, а уже… – Миша снял с нее шубку, помог ей стащить с ног сапожки. – Ну, пошли!
Они прошли в большую комнату.
– А где пингвин? – снова спросила она, оглядываясь по сторонам.
– Сейчас, – сказал Виктор. – Сейчас я его найду!
Сначала он сходил на кухню. Принес Мише оба свеженаписанных "крестика". Потом направился в спальню.
– Миша! – позвал он, заглядывая за темнозеленый диван.
Миша стоял на своей подстилке – на сложенном втрое старом верблюжьем одеяле, уставившись в стену.
– Ты чего? – спросил, наклоняясь, Виктор.
Пингвин стоял с открытыми глазами.
– Заболел, что ли? – подумал Виктор.
– Что с ним? – спросила неслышно подошедшая к дивану Соня.
– Миша, у нас гости!
Соня подошла к пингвину и погладила его.
– Ты заболел? – спросила она.
Пингвин дернулся, повернул голову, посмотрел на девочку.
– Папа! – крикнула Соня. – Он повернулся!
Оставив Соню с пингвином, Виктор вернулся в большую комнату. Миша, сидя в кресле, дочитывал второй некролог. По выражению его лица Виктор понял, что текст заказчику понравился.
– Порядок! – сказал Миша-непингвин. – Трогательно пишешь! Видно, что люди дерьмовые, а все равно их жалко, когда читаешь… Ну что, чайком угостишь?
Они перешли на кухню, где сели за стол и, пока нагревался чайник, говорили о погоде и о других неважных предметах. Когда же чай был заварен и разлит по чашкам, Миша-непингвин протянул Виктору конверт.
– Гонорар, – сказал он. – Скоро еще заказик будет. Да, помнишь, ты про Серегу Чекалина писал?
Виктор кивнул.
– Выздоровел пока… Я ему по факсу твое произведение сбросил… Ему, вроде, понравилось… Во всяком случае он был под впечатлением!
– Папа, папа, – донесся из комнаты голос девочки, – он кушать хочет!
– Он у тебя что, говорящий? – усмехнулся, глядя на Виктора Миша-непингвин.
Виктор достал из морозильника рыбину трески, положил в миску.
– Соня, скажи ему, что кушать подано! – шутливым голосом крикнул Виктор.
– Слышишь? – донесся из комнаты негромкий голос девочки. – Тебя кушать зовут!
Пингвин первый зашел в кухню, за ним следом – Соня. Она проводила его до миски и с интересом наблюдала, как Миша-пингвин кушал.
– А почему он один? – спросила вдруг Соня, подняв голову.
– Не знаю, – ответил Виктор. – Вообще-то он не один, мы с ним вдвоем тут живем…
– И мы вдвоем с папой живем… – сказала Соня.
– Болтушка! – выдохнул Миша-непингвин. Глотнул чаю. Снова посмотрел на дочь. – Собирайся, пора домой!
Понурив голову, Соня вышла из кухни.
– Надо будет ей щенка или кошку купить… – сказал, глядя ей вслед, Миша-непингвин.
– Приводи ее еще, пусть с пингвином играется! – предложил Виктор.
За окном все было залито тушью зимнего вечера. Едва слышимый голос радиоточки вещал о событиях в Чечне. Виктор сидел за кухонным столом перед печатной машинкой. Ему было одиноко, хотелось написать рассказ или сказку, хотя бы даже для Сони. Но в голове звучала грустная проникновенная мелодика еще ненаписанного "крестика".
– Уж не заболел ли я? – думал Виктор, глядя на чистый лист бумаги, торчащий из машинки. – Нет, надо заставить себя хоть иногда писать короткие рассказы, иначе я свихнусь…
Вспомнилось смешное веснушчатое личико Сони, стянутый резинкой хвостик рыжих волос на макушке.
Странное время для детства, думал Виктор, странная страна, странная жизнь, в которой и разобраться не хочется, хочется просто выжить и все…
19Несколько дней спустя Виктору позвонил главный и попросил быть осторожнее, в редакцию пока не приезжать и без надобности на улицу не выходить.
Озадаченный звонком Виктор все еще держал телефонную трубку у уха, хотя из нее уже с минуту неслись короткие гудки. "Что случилось?" – думал он, но при этом в его ушах все еще звучал голос главного, совершенно спокойный и самоуверенный, какой-то учительский голос. Виктор пожал плечами. Всерьез он этот звонок не принял, но утро само по себе растянулось на два лишних часа. И брился он долго, и с чего-то решил погладить рубашку, хотя одевать ее не собирался.
Вышел из дому около полудня. Купил свежие газеты, зашел в гастроном за рыбой для Миши. Себе там же купил колбасы и кило бананов.
Вернувшись, просмотрел газеты, но в них не было ответа на звонок главного. Зато в глаза бросилось несколько новых фамилий. Сходу достав общую тетрадь, Виктор переписал в нее фамилии для дальнейшей работы, но работать не хотелось. Состояние у него было расслабленное. Он сидел за кухонным столом, на котором лежал кулек с покупками. Виктор вытащил из кулька банан.
