Максим Горький - Ошибка
Наконец он задохнулся и умолк, обводя всех испуганными глазами, из которых текли крупные слёзы. Губы у него дрожали. Казалось, вот он сейчас зарыдает. И у Минорного тоже дрожали губы.
– Вот видите, как оно заразительно!.. а я двое суток… – шептал он доктору.
Тот почесал себе пальцем переносицу, приподняв очки, и, видимо, тоже поражённый, пробормотал: – Д-да, знаете… Странный случай!
Ляхов стоял и смотрел на всех, странно улыбаясь и всё покусывая себе губу.
Все молчали. Кирилл смахивал со щёк слезинки, стоя с убитым лицом. В его глазах светилось море меланхолии. Он стоял и обводил глазами комнату. За троими людьми против него стояло ещё двое в белых фартуках, и за дверью в сенях виднелись ещё головы… И все они упорно и молча ждали чего-то, ждали именно от него, ибо все смотрели в его сторону. Кирилл печально улыбнулся и робко сказал:
– Простите меня, господа! Вы правы, так как вас много! Я не оспариваю ваше право… я ухожу… если могу?
– Подождите минуточку! – любезным жестом остановил его доктор.
– Извольте! – И Кирилл покорно сел на стул, согласно указанию доктора.
Проснулся Кравцов. Он быстро поднялся, сел на койке и, сурово оглянув публику, наполнявшую комнату, громко спросил:
– Вы кто?
– Слушай, Марк, хочешь кататься? – спросил его Ляхов.
– Не обманывай меня, иезуит! Ты хочешь чего-то… Я знаю тебя… и всех вас!.. А! Вы пришли взять меня!.. Но я не дамся без борьбы! Нет!.. Я вас рассею, как пыль!.. Меня взять! нет!..
На него накинули какой-то длинный мешок. Он барахтался в нём, пока его не спеленали, как ребёнка. Вот его подняли на руки и понесли, а он, рыдая и извиваясь всем корпусом, кричал:
– Нет!.. Нет!.. Нет!..
В комнате остался Ляхов. Он подошёл к стене, снял с неё какую-то фотографию и, обратясь к Кириллу, который с неподвижною до ужаса сосредоточенностью в глазах смотрел куда-то в угол, ласково сказал ему:
– Ну, пойдёмте и мы!
Кирилл покорно встал и, не сказав ни слова, пошёл.
– Я ворочусь через час! – сказал Ляхов какой-то женщине, запирая дверь комнаты Кравцова.
– Я ворочусь через час! – как эхо повторил за ним Кирилл Ярославцев, взглянув на него своими мёртвыми глазами.
Теперь они оба в лечебнице – Кирилл Иванович Ярославцев и Марк Данилович Кравцов. На выздоровление Кравцова есть надежды, на выздоровление его ученика – нет.
Они встречаются друг с другом на прогулках в саду заведения. Когда Кирилл издали увидит черноусое и всегда пылающее возбуждением лицо Марка, он мелкими шажками бежит к нему и, снимая колпак, тихо шепчет:
– Говори, учитель!..
Кирилл говорит очень мало и всегда не иначе, как робким шёпотом. Если Кравцов ходит, то Кирилл, согнувшись, подпрыгивая, бегает за ним, а если он сидит, то Ярославцев садится у его ног, жалко смотрит ему в лицо и изредка просительно шепчет:
– Говори, учитель!..
И учитель говорит своему ученику возмущённо и строго о гонениях духа и страданиях духа, торжественно и важно о будке всеобщего спасения и с гордостью о самом себе, великом учителе и пророке разбитых жизнью людей.
