Андрей Корф - Однажды в России
Серый достал еще по сигарете. Мальчики закурили. Все трое примолкли, и несколько минут единственным звуком внутри катушки был кашель двух заправских курильщиков.
- Слышь, Ген, - сказал Серега. - Ну? - От Журика хватит прятаться. - А мы и не прячемся. - Рассказывай... - Что нам здесь, плохо, что ли? - Хорошо. И все равно. Хватит. - И чего делать? Пойти ему морду бить? Много набьешь! - Не сейчас. СанСергеич говорил, что секцию бокса будет открывать. Пошли, что ли? - И я с вами! - сказала Анюта. - Еще чего, - усмехнулся Серый. Туда девчонок не берут. - Ну и ладно. Подумаешь! - А когда открывается-то? - спросил Гена. - А как запишется пятнадцать человек - так и откроется. - На сундук мертвеца? - Вроде того. - А сколько уже записалось? - Тридцать с чем-то. - А чего ж не открывается? - Не знаю. У нас всегда так. - Это точно. Твердо решил? - Не знаю. Давай походим, посмотрим. - Ну, давай. Запишемся для начала. - Уже. - Что "уже"? - Уже записал. - Себя? - Ага. И тебя тоже. Куда ж я без тебя денусь? - Ну, ты даешь. - А меня записал? - спросила Анюта. - А тебя на "Мосфильм" записал. Знаменитой актрисой. - А там тоже ждут, пока тридцать мест наберется? - спросила Анюта. - Нет, - сказал Генка, - Там ждут, пока одно освободится.
Серый засмеялся и закашлялся. Потом все замолчали, мечтая каждый о своем.
Вечерело. На свалке начался кошачий концерт, а вдалеке прозвучал стук колес бесконечного товарняка...
* * * Стук колес бесконечного товарняка был единственным ответом на вопрос, заданный Геной. Похоже, Катя либо уже выросла, либо никем не собиралась становиться.
- Екатерина Сергеевна, - сказал Гена. - Если нам не удается подружиться, давайте хотя бы поссоримся по-человечески... - Вот именно поэтому я не люблю пьяных. - То есть? - Им... То есть, вам... - Спасибо. - Сами виноваты... Вам все время нужно чего-то от людей, которые рядом. Сейчас вы ищете мостик на мою сторону. Потом по этому мосту пройдет вежливый гражданин с тросточкой. Этот гражданин будет читать Блока... - Я не знаю Блока. - Или Пушкина... - А кто это? - Не паясничайте. Или просто говорить о погоде в возвышенных тонах. Потом по этому мосту проскачет гусар, во всеоружии двусмысленных комплиментов...
- А потом? - А потом протопает безмозглая солдатня с волосатыми ручищами... - Ужасная перспектива. - Да уж. - Что же делать? - Не строить никаких мостов. Мы случайно оказались в одном купе, и из этого ничего не следует. - А как же мостик? - Не нужно никаких мостов. - А ведь он уже построен. Вы построили его своими последними словами. - Значит, я и сожгу его немедленно.
Гена вытащил из кармана зажигалку и протянул Кате.
- Жгите, Екатерина Геростратовна. - Нет. - Почему нет? - Если я возьму у вас зажигалку, это будет означать, что мост действительно построен. - А вы так не считаете? - Нет. - Вы замужем? - Что-то вы рано об этом спросили. - А когда должен был? - Под конец. Когда солдатне с волосатыми ручищами будет дан отпор. - Так уж и дан? - Еще бы... Разве вы не знаете, что на узком мосту одна хорошо вооруженная амазонка может дать отпор целой армии варваров с их дубинами? - Насчет дубин - это сильная аллегория. - А насчет варваров - точная. Все вы внутри одинаковы. - Кто "мы"? - Кто "вы"? Ну, например, те, кто считает, что предложить девушке водку в поезде - совершенно естественный поступок. - Но ведь это и есть совершенно естественный поступок, Катя. - Нет. Это унижение. - Странно... Вы как будто не в Москве жили последний год. Там все пьют водку. Или вам надо было предложить чистого спирта? - Мне от вас не нужно ничего. - Даже денег? - Вы очень хотите поссориться? - Нет. Извините. - На первый раз. Только, прошу вас, оставьте меня в покое. - Хорошо. Но ответьте мне на один вопрос. - Хорошо. - Вы замужем? - Да. - Не верю. - Ваше дело. - И все равно не верю. - Господи, ну почему я не оказалась в купе с какой ни будь толстой вонючей теткой, которая наелась бы колбасы и легла спать! - Не легла бы. - Почему это? - Я бы с ней водку пил. И колбасу мы ели бы вместе. - Так она с вами и поделилась бы. - А то нет? За водку то? - Ну, не знаю. Разве что за водку. - Ага. - К ней вы бы тоже начали строить мостик? - Точно. И впереди джентльмена с тросточкой пустил бы боевых слонов.
Катя отвернулась к окну, но он успел заметить ее улыбку. Боясь нарушить тончайшую нить контакта, он тоже уставился в окно. Из теплого...
* * * ...класса зима выглядела немного театрально. И снежные хлопья были слишком велики, и падение их было таким медленным, будто они раздумывали, стоит ли опускаться в черную грязь. Донести свое симметричное великолепие до поверхности и растаять бесформенной слезой в сантиметре от нее, еще хранящей воспоминания об осени.
За снежной кашей стоял мрачный силуэт Трубы - как ствол однажды и навсегда облетевшего дерева.
- В те времена, - сказал Александр Иванович, - Русь состояла из отдельных княжеств, которые вели войны с соседями и друг с другом. Сейчас, когда мы живем в Советском Союзе, невозможно себе представить, чтобы, например, Рязанская область пошла войной на Энскую. А тогда это было не только возможно, но и в порядке вещей. Только вместо областей были княжества. Во главе их формально был князь, который опирался на купечество и духовенство...
Генка вообразил себе огромного бородатого князя, который идет, опираясь одной рукой на купца, а второй - на священника. И того, и другого Гена представлял себе только по картинкам. Первый, по его разумению, должен был быть в кафтане (что это такое, Генка тоже представлял себе очень относительно), а второй - а рясе (посмотреть бы на нее хоть краем глаза). Ну, а князь, ясное дело, должен быть весь в кольчуге, при мечах, и сзади за ним должны вести вороного коня с огромными яйцами.
- Эти междоусобные войны не давали России стать единой страной. Вместо того, чтобы давать организованный отпор внешним врагам, князья вели свои дружины друг на друга и теряли тысячи профессиональных бойцов на полях гражданских войн. - А что такое профессиональный боец, Александр Иванович? - спросил Серега.
- Гончар! Сколько раз мне нужно повторять, что перед вопросом нужно поднять руку? - Александр Иванович строго посмотрел на неугомонного Гончара, который на всех уроках истории перебивал его.
У Александра Ивановича была язва, поэтому он был похож на фанатика, о которых сам же интересно рассказывал на уроках по истории древних стран. У Александра Ивановича почти не было тела. Казалось, что старый костюм висит на пугале, сколоченном из двух палок крест-накрест. Только глаза, углями горящие в ямах по обе стороны от орлиного носа, полыхали жизнью.
Серега покорно поднял руку и переспросил:
- Профессиональные бойцы - это кто? У которых оружие лучше всех? - Нет, Гончар. Профессионального дружинника начинали готовить с колыбели. Когда его сверстники еще пасли коров на лугу, он уже умел одним махом изгородь перепрыгнуть и жеребенка-двухлетку объезжал без седла, с одной веревкой. - А оружие? Давали им оружие? - Не сразу, конечно. Но такие ребята, как вы, мечами деревья с одного маху рубили. - Ух ты... - завистливо вздохнул Серега. И посмотрел на Генку с таким выражением лица, в котором ясно читалось намерение немедленно бросить все детские забавы и перековать плевалки на мечи. - Ничего, - сказал Александр Иванович. - Зато они не знали, с какой стороны к корове подойти. А их сверстники из деревень уже за бороной с отцами на поле выходили. Каждому свое...
Генку мало занимали древнерусские мотивы. Неделю назад он закончил читать "Трех мушкетеров", и с его легкой руки теперь половина класса стала участниками вечной истории. Сам он скромно назвался Атосом и теперь искоса разглядывал миледи, которая сидела на две парты ближе к доске в соседнем ряду. А она, даром что благородная дама, грызла ручку, выводя какие-то каракули. Свободной рукой она взялась за левое ухо и теребила его мочку большим и указательным пальцами. То ли потому, что она была миледи, то ли потому, что анютино ухо отличалось какой-то своей, особенной, красотой, но Атос-Генка не мог оторвать от него взгляда. Спасал только снегопад за окном. На нем Генкин воспаленный взор отдыхал и охлаждался. Кто знает? Может, потому и таяли снежинки?..
- Горькое зрелище могло открыться после тогдашней междоусобной сечи, продолжал Александр Иванович. - Раны, нанесенные боевыми топорами и секирами, бывали ужасны. Они калечили людей, и мало кто выживал после ранения в рукопашном бою. Раненых часто бросали на поле боя. Только вороны провожали их в последний путь. А потом садились на глаза и клевали их... То, о чем поется в древних народных песнях - правда.
Учитель посмотрел на класс своим безумным взглядом. Мало кто понимал этого странного человека. Но любили все. Может быть, потому, что он был похож на фанатика? Кто-то из старшеклассников однажды спросил его, какой по счету последний съезд компартии. Цифры на плакатах по всему городу были у всех перед глазами. А Иваныч потер переносицу и ответил неправильно. К чести шутников, нужно сказать, что они не накапали в учительскую о таком ответе. Но вся школа потом перешептывалась, глядя на чудака с жалостью и непониманием.
