Фазиль Искандер - Золото Вильгельма
- Вам в какую квартиру?
Он назвал. Милиционер удивленно посмотрел на него, а потом набрал номер какого-то телефона. Трубку на том конце сейчас же подняли.
- Вы ждете гостя? - спросил он.
- Да! Да! - раздался знакомый нетерпеливый голос. Милиционер, мужественно преодолевая затруднения, прочел имя и фамилию Заура и спросил в трубку:
- Этого человека вы ждете?
Заур страшно заволновался, она же не знает его имени.
- Да! Да! - громко раздалось в трубке. Умница, подумал Заур, она, конечно, сразу все поняла.
- Надо же заранее заявлять, Лина, - с ворчливым домашним упреком сказал милиционер и положил трубку. - Проходите, пятый этаж, - кивнул милиционер на лифт и вернул Зауру паспорт.
Заур прошел в лифт и нажал на кнопку. "Мы познакомились через милиционера", - думал Заур, прислушиваясь к мягкому, успокаивающему шуму лифта. Он вышел на пятом этаже, озираясь, удивлялся, что на этаже только одна квартира. Такого он не встречал. Он нажал на кнопку звонка. Раздались очень глухие и очень быстрые шаги. Дверь распахнулась. В дверях, улыбаясь, стояла вчерашняя девушка. Как ей шла улыбка! Сейчас она была еще привлекательнее, чем вчера. На ней были те же джинсы, но не черная рубашка, а синяя кофточка с коротенькими рукавами. Такие трогательные, тонкие, длинные руки. "Как глупо, - подумал Заур, - что поэты столько раз воспевали женские ноги и никто не догадался воспеть вот такие трогательно опущенные тонкие руки".
- Здравствуйте, Лина, - сказал Заур, улыбкой намекая на их знакомство через милиционера.
Но она его не поняла. Улыбка погасла, и лицо стало тревожным. Она даже подбоченилась своими тонкими, но сейчас напрягшимися руками.
- Откуда вы знаете мое имя? - строго спросила она. - Мы ведь так и не представились друг другу?
- Но ведь и вы, оказывается, знаете мое имя, - улыбаясь, отпарировал Заур.
- Ах да, милиционер! - догадалась она, и две руки неожиданно заплеснулись за шею Заура. - Мой спаситель!
Губы ее мягко прикоснулись к его губам, легкие руки еще мгновение лежали на его шее. Заур почувствовал головокружение, которое не прошло и после того, как она убрала руки. Он вдруг понял, что в доме никого нет, что они одни, и ощутил, как аромат влюбленности разлился в воздухе. Это напоминало его ночной сон.
- Мой спаситель! - повторила она. - Мы должны это дело отпраздновать!
Она провела его на кухню, сверкающую никелем неведомых установок. Такую большую кухню он не видел никогда.
Стол был накрыт. На столе стояла бутылка дорогого коньяка, лоснились в тарелке маслины, розовели и краснели ломти рыб, плотные, слегка заплесневелые по бокам кругляки нарезанной колбасы напоминали древние монеты, и только слезливый сыр на тарелке казался сентиментально-неуместным. Сияла ваза с яблоками и редкими тогда в Москве, во всяком случае в кругозоре Заура, бананами.
Она усадила Заура на широкий диван, стоявший с той стороны стола, уселась напротив него, умело разлила коньяк, и они выпили за встречу. Дорогой коньяк, неведомый Зауру, деликатной теплотой разлился по его телу, как бы призывая его самого к деликатности.
Они стали закусывать. Никогда в жизни Заур один на один не сидел с такой очаровательной девушкой, и никогда в жизни ему не было так хорошо. Во всяком случае, так ему сейчас казалось. Ничем не объяснимое таинство влюбленности разливалось в воздухе: тайна счастья. И ему было так хорошо, что у него ни на миг не возникало желания притронуться к источнику этого очарования. Это казалось так же глупо и бессмысленно, как если бы, греясь у уютного костра, вдруг захотелось бы схватить пламя руками.
Она попросила снова со всеми подробностями пересказать историю с этим хулиганом. Потом спросила об институте, где он работает. И приятно удивилась, узнав, что он доктор наук.
- Какой же вы молодец! - воскликнула она. - Такой молодой, а уже доктор наук!
- Не такой уж я молодой, - отвечал Заур, - мне уже тридцать два года.
- Молодой, - повторила она, - а я вот никак не могу защитить кандидатскую диссертацию!
Оказывается, она преподает французский язык в институте иностранных языков. Заур пил и закусывал. Чем больше он пил, тем сильнее атмосфера влюбленности сгущалась. Коньяк делался все приятнее и приятнее и как будто больше не призывал к деликатности. Или все более деликатно призывал к деликатности. Но Заур уже сам, гордясь собой, ощущал, что у него нет никаких чувственных поползновений. Хотелось, чтобы нашелся тайный свидетель его счастливой сдержанности. Он при помощи юной хозяйки, помощь ее была достаточно скромна, выдул почти всю бутылку коньяка.
Потом она подала невероятно пахучий кофе. И все движения ее, когда она вставала, садилась, разливала кофе, были стремительны и точны. Заур не сводил глаз с ее движущейся фигуры, как бы с рыдающим восторгом сопровождая каждое ее движение.
После кофе с такой же стремительной точностью она вдруг встала, подошла и села ему на колени. После стольких восхищений точностью ее движений он не мог и не хотел усомниться в точности того, что она сейчас сделала. Своими длинными прохладными руками она обняла его за шею. Ледяной секс ее глаз оказался в невообразимой близости. У Заура снова закружилась голова, но теперь как бы в обратную сторону. Первый раз его голова закружилась в сторону влюбленности, а теперь закружилась в сторону чувственности.
- Сейчас я вам должна сказать очень важную вещь, - начала она ясным голосом, глядя ему в глаза, - у меня папа - большой человек. Не спрашивайте, кто он, это для вас не имеет значения. Вчера вечером, когда я ему рассказала о случившемся в метро, он воскликнул: "Это провокация против меня! Я должен сейчас же проверить кейс! Это был ловкий способ всучить тебе его! Черт его знает, что там внутри! Но я старый десантник!"
И он, заставив меня и маму выйти из комнаты, открыл его. Около часа он был в комнате, а потом вышел к нам.
"Это действительно провокация, - сказал он, - но не против меня, а против нашей партии. Но из этого следует, что молодой человек, который спас тебя, спас искренно. Я не хочу осложнять жизнь человека, спасшего мою дочь, хотя обязан это сделать по своему положению. Когда он придет за кейсом, вели ему сжечь это все в нашем камине на твоих глазах".
Заур, послушайте моего папу! Он очень умный и порядочный человек. Папа сказал, что вы клюнули на провокацию царской жандармерии. Но это не только опасно, это бессмысленно. Это никто никогда не напечатает. Вы только опрокинете на свою голову неисчислимые бедствия. Сделайте, как сказал папа! Вы мой спаситель, я для вас готова на все!
И она прижалась к нему, как беззащитный птенчик. Заур понял, что оторваться от нее он уже не сможет. Он это понял уже тогда, когда она села к нему на колени. После долгих расцветающих и расцветающих поцелуев, он обхватил ее легкое тело и переложил его на диван. Недоснятая одежда только усиливала чувственное напряжение. Через полчаса, когда они притихли, он услышал ее ясный голос:
- Отвернитесь!
Он отвернулся. Она оделась и вышла в ванную. Он привел себя в порядок и сел на диван. Во всем теле он чувствовал приятную легкость. А в голове звенела легкость иронии, происхождение которой он не совсем понимал.
Он вспомнил томительные сны с участием этой девушки, которые он видел накануне. То, что сейчас было, было хорошо, но почему-то не дотягивало до тех сказочных ощущений, что он испытал во сне. "Во сне нет времени, подумал он, - и потому прекрасный сон воспринимается как вечность. И ужасный сон потому так ужасен, что воспринимается как вечность". Он уже самовольно допил коньяк и закусил бананом, который до этого не решался взять. Бананы он не пробовал уже несколько лет. Раздев банан, он вспомнил, что сам недоодет. Пиджак его валялся на диване. Он взял его, встряхнул и надел.
Она вошла с кейсом на кухню и молча передала ему. Чувствуя некоторый недостаток благородства и удивляясь, что это его не смущает, он открыл кейс и проверил бумаги. Все было на месте.
- Приступим к аутодафе, - объявил Заур. - Камин он имел в виду в прямом смысле или в переносном?
Заур слышал, что в некоторых богатых московских домах устраивают камины. Но сам их никогда не видел. Он видел только очаги у себя в Абхазии, в крестьянских домах.
- В прямом смысле, - сказала она.
- Прекрасно, - бодро сказал Заур, вставая и чувствуя, как в нем играет ирония. - Кстати, проверим тягу.
Она провела его в большую, уставленную старинной мебелью комнату, где действительно находился камин. Старинная мебель потянула за собой камин, подумал Заур.
Заур вывалил в камин свои бумаги и даже показал ей свой распахнутый опустевший кейс. Он вынул сигареты и зажигалку. Сначала прикурил от зажигалки сигарету, с удовольствием затянулся, а потом, встав на корточки и собрав бумаги в кучу, поджег их. В первые, долгие секунды они очень плохо горели и очень хорошо дымили, словно надеясь, что их еще спасут. Но потом, пыхнув гневом, воспламенились, и языки пламени потянулись вверх.
