Натиг Расул-заде - Среди призраков
— Я ухожу, — услышала она голос Тогрула. — Значит, ты говоришь, к одиннадцати?
— Что? — не поняла она.
— Я уточнял — вы тут веселиться будете до одиннадцати? Мне вернуться к одиннадцати? — нарочито терпеливым голосом повторил Тогрул.
— А, да, да, — сказала она, хотя у нее теперь совершенно не оставалось никакого настроения и хотелось бы все отменить, но тут же, стоило ей вспомнить о назначенном на вечер девичнике, о том, как она будет блистать и поражать, как ей открыто будут завидовать и наверняка выражать свое восхищение, стоило ей вспомнить, что все это наслаждение, подлинное для нее наслаждение предстоит в сегодняшний вечер, что подруги, наверное, давно к нему готовятся, к этому вечеру; стоило вспомнить, как она поняла, что ни за что на свете не отменит вечер, да и потом уж слишком поздно думать об этом, машина запущена, да и незачем: если у нее плохое настроение, то эта небольшая собирушка только улучшит ее душевное состояние, развеселит ее; более того, именно сейчас она и нуждается в подобной вечеринке, для чего же они еще нужны — вечеринки, подруги, компании, — как не для поднятия тонуса?..
— Да, к одиннадцати можешь возвращаться, — сказала она на этот раз уже гораздо бодрее. — Не забудь заехать за Закиром.
Тогрул ушел, а она вдруг подумала, знает ли, догадывается ли он о ее отношениях с Рауфом, теперь с Рауфом. Нет, догадывается не то слово, не то, которое можно было бы отнести к такому человеку, как Тогрул. Тогрул из тех, кто едва догадавшись, должен докопаться до самой сути, дойти до конца и все выяснить, он человек конкретный и не терпит недоговоренностей. В таком случае, что же остается? Значит, знает? Да, скорее всего так. И что же он? Неужели ему это абсолютно безразлично — были бы только соблюдены приличия и сохранялось внешнее благополучие семьи? Главное, что бы никто из посторонних не знал, а на нее, свою жену, на ее скрытую от него часть жизни ему наплевать. Может, оттого, что и у него тоже такая же жизнь, и, естественно, он первый все это начал, эту проклятую двойную жизнь, потому что поначалу у них вроде все было не так уж плохо, все было, как у людей… Да, о нем говорить не приходится, у него-то полно таких связей, и здесь, в Баку, и в других городах. И все скрытно, обо всем только гадать и догадываться можно, все шито-крыто, или, как он любит выражаться, тихо-мирно как же, а как же иначе — ему должность не позволяет оскандалиться, необходимо в любом деле соблюсти приличия, необходимо все тайком, вся грязь — тайком, а только всплывет наружу, стоит только оскандалиться — может полететь со своего места, и тогда прости-прощай все, что нажито трудом, терпением, выдержкой, хитростью, обхождением, умением ладить с людьми, притворством, двуличием, умением слушать и умением говорить, умением входить в доверие к высокопоставленным начальникам и устранять своих врагов и прочая, прости-прощай все, что нажито и что давно уже стало привычным…
Девичник у Соны был в самом разгаре, когда позвонили в дверь. Рая пошла открывать и, войдя в комнату, шепнула Соне, что вернулся Закир и сразу же прошел в свою комнату.
— Я вас покину на несколько минут, — тоном светском дамы произнесла Сона, и, хотя ей очень хотелось добавить в конце этой фразы обращение "девочки", она скрепя сердце воздержалась, чтобы окончательно произвести впечатление представительницы высших кругов своего города. — Не скучайте, — прибавила она заботливо и в то же время достаточно холодно.
— Скучать у тебя не приходится, — весело отозвалась одна из ее подруг, кивая на экран видеомагнитофона, где в причудливых позах, доступных разве что первоклассным акробатам, совокуплялись на огромном ковре две негритянские пары.
Сона вошла к Закиру, когда тот разбирал постель, готовясь, по всей видимости, укладываться спать.
— Ты хочешь спать? — спросила Сона. — Так рано? Ты не болен, а?
— Нет, — сказал Закир, — я хочу немного почитать в постели. У вас гости?
— Только у меня, — сказала Сона. — Подруги собрались. Вместе учились.
— А, — сказал он. — Понятно.
Она внимательно глянула на него.
— Что-нибудь случилось? — спросила она, и так как ей именно сейчас, когда в доме гости, не хотелось начинать крупный разговор о нем, о том, что она узнала от мужа, то она сочла разумным ограничиться короткими вопросами о самом в настоящий момент необходимом, — У тебя все в порядке, да? Ты здоров, ничего не болит, а?
— Все в порядке.
— Может, неприятности какие, а?
— С чего ты взяла? — Он начал терять терпение.
— Ну ладно, ладно, успокойся. Вид у тебя слишком уж унылый. А почему ты ушел от дедушки раньше? За тобой папа должен был заехать…
Он не отвечал, уже улегшись, включив над головой ночник и раскрыв книгу.
— Ты что читаешь? — спросила она, желая все-таки задобрить его, чтобы уйти отсюда к гостям с хорошим, а не испорченным настроением, а для этого надо было окончить разговор на оптимистической ноте.
— Мама, тебя гости заждались, — не отвечая на вопрос, напомнил Закир.
— Какой ты неласковый, — тихо, с горечью вздохнула она. — А ведь ты у меня единственный сын…
Он пренебрежительно хмыкнул.
— Ты стал в последнее время какой-то колючий, ершистый… будто… будто ждешь, что тебя непременно должны обидеть. Что происходит, Закир?
— Да ничего не происходит, — уже с плохо скрываемой яростью ответил он, повысив голос. — Ты дашь мне почитать или нет?
— Ладно, отложим этот разговор, — сказала она, собираясь выходить из комнаты.
— Ничего откладывать не будем, — вдруг сорвался аз крик Закир. — Никакого разговора вообще не будет. Оставь меня в покое! Отстань от меня раз и навсегда с такими разговорами! Не лезь мне в душу! Поняла?! Не лезь!..
— Успокойся, Закир, — она не на шутку испугалась, — прошу тебя, успокойся… Не надо так… Раз ты не хочешь…
— Не подходи ко мне! Иди к своим гостим…
— Что с тобой, сынок? Ну ладно, ладно, успокойся, я ухожу… — Но еще несколько мгновений она в нерешительности потопталась на пороге комнаты. — Спокойной ночи, сынок, — сказала она и наконец вышла от него с тяжелым сердцем, не переставая думать, что же могло так его расстроить.
* * *В школьном дворе среди семиклассников произошла свалка — которая, начавшись шутливо после одного из спорных моментов в футбольном матче, закончилась вдруг настоящей дракой вылилась в жестокое побоище, так, что собравшиеся рядом десятиклассники, подзадоривавшие поначалу зачинщиков кинулись разнимать озверевших подростков. Учительница литературы, с тревогой наблюдавшая в окно за разгоравшейся дракой, вдруг, как ей показалось, заметила "угрожающие предметы" в руках у школьников и кинулась к директору. В итоге у нескольких участников драки, совершенно неожиданно для педагогического состава школы, были обнаружены и изъяты велосипедные цепи, приспособленные для драк, — со свинцовыми набалдашниками, и кастеты. Среди этих нескольких был и Закир. Правда, плексигласовый кастет, скорее похожий на красивую, миниатюрную игрушку, чем на оружие, найденный у него в заднем кармане брюк во время обыска учителями в директорском кабинете, не был пущен им в ход, но тем не менее, как говорится, факт имел место. Другой бы директор стал, так сказать, доводить до сведения, сообщил бы в милицию, но… то другой, этот же, видимо, был малый ушлый; он сумел замять дело так, чтобы оно не выходило за пределы школьных стен, да и то до поры до времени, а в дальнейшем и вовсе запретил кому бы то ни было, упоминать об этом "маленьком инциденте". И таким образом, благодаря стараниям директора инцидент этот вскоре был забыт. Цель же директором преследовалась одна, ясная и четкая для него — заполучить, воспользовавшись этим вопиющим случаем, к себе в кабинет для разговора с глазу на глаз отца Закира, Тогрула Алиева, заполучить которого в подобного рода кабинеты, каким являлся обычный кабинет обычного директора обычной школы, было делом наитруднейшим, чтобы не сказать невыполнимым. Но теперь в руках директора школы имелся такой важнейший козырь, как неприятный случай с Закиром, и он правильно рассчитывал, что отец Закира не откажется навестить его. Да и пусть даже откажется навестить, лишь бы назначил встречу где пожелает и когда пожелает, этого будет вполне достаточно. И ради своей цели директор даже пошел на то, что вместе с Закиром простил и остальных учеников, взятых с поличным, хотя среди них были такие, особенно один, которых директор с превеликим удовольствием выгнал бы в шею из школы, мало того, с не меньшим удовольствием засадил бы в колонию для малолетних преступников, дав ход делу с дракой в школьном дворе. Да, теперь отец Закира, эта птица высокого полета, был в его руках, в его, директора школы Раджаба Гуламова, он долго ждал этого случая, но, как назло, Закир ничем плохим не отличался среди остальных учеников, наоборот — учился хорошо, вел себя нормально, и вот наконец-то судьба улыбнулась ему, Раджабу Гуламову, удача привалила. Теперь даже не ему, простому директору школы, каких сотни и сотни, следует идти на прием к Тогрулу Алиеву, и там дожидаться в приемной под равнодушным взглядом красавицы секретарши, дожидаться свободной минуты у большого человека; нет, теперь он имеет довольно веские основания для того, чтобы самому вызвать большого человека к себе, а как же иначе, для чего же в таком случае у нас демократия? Да, да, только так вызвать к себе по очень важному и неотложному делу, касающемуся его единственного сына и, можно сказать даже, — будущего его сына. И вот тут-то и пробьет звездный час Раджаба Гуламова, только бы не оплошать, только бы не растеряться, следует быть сдержаннее, умело и осторожно повести разговор на нужную тему. Да, следует быть очень осторожным, чтобы рыбка-удача не соскочила с крючка, и тогда он, Раджаб, прижмет Тогрула к стене, и тот должен будет сделать все, что у него Раджаб попросит.
