Федор Достоевский - Чужая жена и муж под кроватью
– Так вот, душенька, – хрипел он на самый плачевный напев, – так вот, душенька, кхи!.. Кхи! Ах, несчастье! Федосей-то Иванович и говорит: вы бы, говорит, тысячелиственник пить попробовали; слышишь, душенька?
– Слышу, мой друг.
– Ну, так и говорит: вы бы, говорит, попробовали тысячелиственник пить. Я и говорю: я пиявки припускал. А он мне: нет, Александр Демьянович, тысячелиственник лучше: он открывает, я вам скажу… кхи! кхи! ох, боже мой! Как же ты думаешь, душенька? кхи-кхи! ах, создатель мой! кхи-кхи!.. Так лучше тысячелиственник, что ли?.. кхи-кхи-кхи! ах! кхи – и т. д.
– Я думаю, что попробовать этого средства не худо, – отвечала супруга.
– Да, не худо! У вас, говорит, пожалуй, чахотка, кхи, кхи! А я говорю: подагра да раздражение в желудке; кхи-кхи! А он мне: может быть, и чахотка. Как ты, кхи-кхи! Как ты думаешь, душенька: чахотка?
– Ах, боже мой, что это вы говорите такое?
– Да, чахотка! А ты бы, душенька, раздевалась теперь да спать ложилась, кхи! кхи! А у меня, кхи! сегодня насморк.
– Уф! – сделал Иван Андреевич, – ради бога, подвиньтесь!
– Решительно, я вам удивляюсь, что с вами делается, ну, не можете вы спокойно лежать…
– Вы ожесточены против меня, молодой человек; хотите меня уязвить. Я это вижу. Вы, вероятно, любовник этой дамы?
– Молчать!
– Не буду молчать! Не дам вам командовать! А, вы, верно, любовник? Если нас откроют, я ни в чем не виноват, я ничего не знаю.
– Если вы не замолчите, – сказал молодой человек, скрежеща зубами, – я скажу, что вы завлекли меня; я скажу, что вы мой дядя, который промотал свое состояние. Тогда по крайней мере не подумают, что я любовник этой дамы.
– Милостивый государь! Вы издеваетесь надо мной. Вы истощаете терпение мое.
– Тсс! Или я вас заставлю молчать! Вы несчастье мое! Ну, скажите, на что вы здесь? Без вас я бы пролежал как-нибудь до утра, а там бы и вышел.
– Но я здесь не могу же лежать до утра; я человек благоразумный; у меня, конечно, связи… Как вы думаете, неужели он будет здесь ночевать?
– Кто?
– Да этот старик…
– Разумеется, будет. Не все ж такие мужья, как вы. Ночуют и дома.
– Милостивый государь, милостивый государь! – закричал Иван Андреевич, похолодев от испуга. – Будьте уверены, что и я тоже дома, а теперь в первый раз; но, боже мой, я вижу, что вы меня знаете. Кто вы такой, молодой человек? Скажите мне тотчас же, умоляю вас, из бескорыстной дружбы, кто вы таков?
– Послушайте! Я употреблю насилие…
– Но позвольте, позвольте вам рассказать, милостивый государь, позвольте вам объяснить все это скверное дело…
– Никаких объяснений не слушаю, ничего знать не хочу. Молчите, или…
– Но я не могу же…
Под кроватью последовала легкая борьба, и Иван Андреевич умолк.
– Душенька! Что-то здесь как будто коты шепчутся?
– Какие коты? Чего вы не выдумаете?
Очевидно, что супруга не знала, о чем разговаривать с своим мужем. Она была так поражена, что еще не могла опомниться. Теперь же она вздрогнула и подняла ушки.
– Какие коты?
– Коты, душенька. Я намедни прихожу, сидит васька у меня в кабинете, шю-шю-шю! И шепчет. Я ему: что ты, васенька? А он опять: шю-шю-шю! И так как будто все шепчет. Я и думаю: ах, отцы мои! Уж не о смерти ли он мне нашептывает?
– Какие глупости вы говорите сегодня! Стыдитесь, пожалуйста.
– Ну, ничего; не сердись, душенька; я вижу, тебе неприятно, что я умру, не сердись; я только так говорю. А ты бы, душенька, стала раздеваться и спать легла, а я бы здесь посидел, пока ты ложиться будешь.
– Ради бога, полноте; после…
– Ну, не сердись, не сердись! Только, право, здесь как будто мыши.
– Ну вот, то коты, то мыши! Право, я не знаю, что с вами делается.
– Ну, я ничего, я ни… кхи! Я ничего, кхи, кхи, кхи, кхи! ах, боже ты мой! кхи!
– Слышите, вы так возитесь, что и он услыхал, – прошептал молодой человек.
– Но если б вы знали, что со мной делается. У меня носом кровь идет.
– Пусть идет, молчите; подождите, когда он уйдет.
– Молодой человек, но вникните в мое положение; ведь я не знаю, с кем я лежу.
– Да легче вам от этого будет, что ли? Ведь я не интересуюсь знать вашу фамилию. Ну, как ваша фамилия?
– Нет, зачем же фамилию… Я только интересуюсь объяснить, каким бессмысленным образом…
– Тсс… он опять говорит.
– Право, душенька, шепчутся.
– Да нет же; это у тебя вата в ушах дурно лежит.
– Ах, по поводу ваты. Знаешь ли, тут, наверху… кхи, кхи! Наверху, кхи, кхи, кхи! – и т. д.
– Наверху! – прошептал молодой человек. – Ах, черт! А я думал, что это последний этаж; да разве это второй?
Молодой человек, – прошептал, встрепенувшись, Иван Андреевич, – что вы говорите? Ради бога, почему это вас интересует? И я думал, что это последний этаж. Ради бога, разве здесь еще этаж?..
Право, кто-то ворочается, – сказал старик, переставший, наконец, кашлять…
– Тсс! Слышите! – прошептал молодой человек, сдавив обе руки Ивана Андреевича.
– Милостивый государь, вы держите мои руки в насилии. Пустите меня.
– Тсс…
Последовала легкая борьба, и потом опять наступило молчание.
– Так вот я и встречаю хорошенькую… – начал старик.
– Как, хорошенькую? – перебила жена.
– Да ведь вот… говорил прежде я, что встретил хорошенькую даму на лестнице, или я пропустил? У меня ведь память слаба. Это зверобой… кхи!
– Что?
– Зверобой пить надо: говорят, лучше будет… кхи, кхи, кхи! Лучше будет!
– Это вы его перебили, – проговорил молодой человек, опять заскрежетав зубами.
– Ты говорил, что встретил сегодня хорошенькую какую-то? – спросила жена.
– А?
– Хорошенькую встретил?
– Кто такой?
– Да ты?
– Я-то? Когда? Да, бишь!..
– Наконец-то? Экая мумия! Ну, – прошептал молодой человек, мысленно погоняя забывчивого старичка.
– Милостивый государь! Я трепещу от ужаса. Боже мой! Что я слышу? Это как вчера; решительно как вчера!..
– Тсс.
– Да, да, да! Вспомнил: преплутовочка! Глазенки такие… в голубой шляпке…
– В голубой шляпке! Ай, ай!
– Это она! У ней есть голубая шляпка. Боже мой! – закричал Иван Андреич…
– Она? Кто она? – прошептал молодой человек, стиснув руки Ивана Андреевича.
– Тсс! – сделал в свою очередь Иван Андреевич. – Он говорит.
– Ах, боже мой! Боже мой!
– Ну, да, впрочем, у кого ж нет голубой шляпки… ну!
– И такая плутовка! – продолжал старик. – Она тут к каким-то знакомым приходит. Все глазки делает. А к тем знакомым тоже ходят знакомые…
– Фу! Как это скучно, – перебила дама, – помилуй, чем ты интересуешься?
– Ну, хорошо, ну, ну! Не сердись! – возразил старичок нараспев. – Ну, я не буду говорить, коль ты не желаешь. Ты что-то не в духе сегодня…
– Да вы как же сюда попали? – заговорил молодой человек.
– А, видите, видите! Вот вы теперь интересуетесь, а прежде не хотели и слушать!
– Ну, да ведь мне все равно! Не говорите, пожалуйста! Ах, черт возьми, какая история!
– Молодой человек, не сердитесь; я не знаю, что говорю; это я так; я только хотел сказать, что тут, верно, что-нибудь недаром, что вы принимаете участие… Но кто вы, молодой человек? Я вижу, вы незнакомец; но кто же вы, незнакомец? Боже, я не знаю, что говорю!
– Э! Подите, пожалуйста! – прервал молодой человек, как будто что-то обдумывая.
– Но я вам все расскажу, все. Вы, может быть, думаете, что я не расскажу, что я зол на вас, нет! Вот рука моя! Я только в упадке духа, больше ничего. Но, ради бога, скажите мне все сначала: как вы здесь сами? По какому случаю? Что же касается до меня, то я не сержусь, ей-богу, не сержусь, вот вам рука моя. Здесь только пыльно; я немного запачкал ее; но это ничего для высокого чувства.
– Э, подите с вашей рукой! Тут поворотиться негде, а он с рукой лезет!
– Но, милостивый государь! Вы со мной обходитесь, как будто, с позволения сказать, со старой подошвой, – проговорил Иван Андреевич в припадке самого кроткого отчаяния, голосом, в котором было слышно моленье. – Обходитесь со мной учтивее, хоть немножко учтивее, и я вам все расскажу! Мы бы полюбили друг друга; я даже готов пригласить вас к себе на обед. А этак нам вместе лежать нельзя, откровенно скажу. Вы заблуждаетесь, молодой человек! Вы не знаете…
– Когда же это он ее встретил? – бормотал молодой человек, очевидно в крайнем волнении. – Она, может быть, теперь меня ждет… Я решительно выйду отсюда!
– Она? Кто она? Боже мой! Про кого вы говорите, молодой человек? Вы думаете, что там, наверху… Боже мой! Боже мой! За что я так наказан?
Иван Андреевич попробовал повернуться на спину в знак отчаянья.
– А вам на что знать, кто она? А, черт! Была не была, я вылезаю!..
– Милостивый государь! Что вы? А я-то, я-то как буду? – прошептал Иван Андреевич, в припадке отчаяния уцепившись за фалды фрака своего соседа.
– А мне-то что? Ну, и оставайтесь одни. А не хотите, так я, пожалуй, скажу, что вы мой дядя, который промотал свое состояние, чтоб не подумал старик, что я любовник жены его.
