Николай Некрасов - Том 4. Поэмы 1855-1877
Затушевать революционный смысл некрасовских поэм стремилась и реакционная критика. Так, В. Г. Авсеенко, объяснявший популярность поэзии Некрасова отсутствием глубины мысли и угождением толпе, враждебно откликнулся на появление «Княгини Трубецкой». «Если бы мы вздумали выловить из этой поэмы основную идею и формулировать краткою фразой ее мораль (известно, что у г. Некрасова всегда есть мораль, и в этом отношении он приближается к баснописцам), — писал Авсеенко, — мы, без сомнения, были бы до крайности поражены крохотностью и ветхостью этой идеи и этой морали. Действительно, г. Некрасов желает только сказать, что декабрист князь Т. был человек образованный и развитый, что жена его, решившаяся следовать за ним в Сибирь, поступила великодушно и что положение их обоих тяжелое. Против этого трудно спорить, но еще труднее не усомниться, чтобы во всем этом было что-либо новое или глубокое» (РМ, 1872, 13 мая, № 122; псевдоним — А. О.). Свое суждение Авсеенко пытается подкрепить замечаниями об антихудожественности поэмы, о вялости ее стиха, которые основаны на непонимании новаторского характера поэзии Некрасова. Как на недостаток он указывает на обильные подражания Рылееву, не учитывая того, что продолжение поэтической традиции декабристов было сознательной установкой Некрасова. В критическом отзыве о «Княгине М. Н. Волконской» Авсеенко утверждает: «Гражданские мотивы, некогда зажигавшие сердца поклонников этого самого петербургского из всех петербургских поэтов, отзвучали и не производят больше впечатления» (РМ, 1873, 21 февр., № 46; псевдоним — А. О.). Он пытается доказать антихудожественность и этой поэмы Некрасова, называя ее деревянным переложением «Записок» и подвергая сомнению ряд эпизодов (например, падение княгини с высокой вершины Алтая), взятых поэтом из мемуаров Волконской. В своей статье о Некрасове «Поэзия журнальных мотивов», появившейся в № 6 катковского «Русского вестника» за 1873 г., Авсеенко обвиняет поэта в приспособлении исторического сюжета к журнальным идеям своего времени. Он сомневается в достоверности подписания княгиней Трубецкой отречения от своих дворянских прав и столкновения княгини Волконской с обозным офицером, говоря, что Некрасов изобразил нереального «монстра» (все эти факты также соответствовали мемуарам). В. Г. Авсеенко вторит В. П. Буренин, который в 1860-начале 1870-х гг. ходил в радикалах и сотрудничал вместе с Некрасовым в «Искре» и возобновленных «Отечественных записках». Со статьи о «Русских женщинах» начинается поправение Буренина. Он, так же как и Авсеенко, заявляет, что после правительственной реформы 1861 г. «гражданская скорбь, имевшая когда-то значение могучего жизненного стимула, утратила свой прежний смысл, потому что обратилась в неискреннее, изученное „плохое фиглярство“…» (СПбВ. 1873, 27 янв., № 27; псевдоним — Z). В новой поэме Некрасова он видит свидетельство падения художественного таланта поэта. Зная о существовании реальных источников некрасовских поэм, Буренин не оспаривает их фактическую достоверность, а обвиняет Некрасова в натурализме, слепом следовании мемуарам. Его вкусу противоречат и картина падения Волконской с вершины Алтая, и езда ее в конце пути в простой телеге, и подробности бедного быта бурят, и упоминание о сибирских пельменях и бане. По поводу встречи Волконской с мужем в рудниках и целования ею оков Буренин упрекает Некрасова в «мелодраматизме» и «фальшивом гражданском эффекте».
К этому упреку Буренина присоединяется и Достоевский, который в общем относился к Некрасову положительно, видя в нем «сильный талант», «поэта страдания». Но революционный пафос поэмы был чужд Достоевскому. Он обвиняет поэта в «мундирности мысли, слога, натуральности» (Гр, 1873, 26 марта, № 13, с. 425). Эпизод с целованием оков он считал психологически невозможным. Однако психологические посылки Достоевского и Буренина оказались ошибочными, Некрасов проявил большую глубину в понимании психологии декабристов и декабристок, их приподнятого романтического энтузиазма, который вдохновлял одних на революционную борьбу, других на самоотверженный подвиг. Воспроизведенный им эпизод с оковами находит соответствие в мемуарах Волконской. Близок к Достоевскому в оценке поэмы «Русские женщины» славянофильски настроенный О. Ф. Миллер. Хваля Некрасова за умелый переход «от простой русской женщины, удрученной горем <…> к русским женщинам из высшего класса, которых сблизило с народом внезапно постигшее их несчастье», Миллер, однако, тоже находит в поэме черты «преувеличения» и «аффектации», ссылаясь на сцену, в которой старик Волконский угрожает дочери проклятием, и на сцену целования оков (см.: Миллер О. Публичные лекции… СПб., 1878, с. 337–338). Необходимо отметить также письмо И. А. Гончарова, в котором он, высказывая свое положительное отношение к поэме, советовал все же усилить цензуру над нею М. С. Волконского и больше сообразоваться с его взглядами на лица и события (см.: Гончаров И. А. Собр. соч., т. VIII. М., 1955, с. 448).
Но в противовес враждебным голосам звучат, хотя и сдерживаемые цензурой, голоса прогрессивно настроенных читателей и критиков, протестующих против ложного толкования поэмы, умаления ее исторического и литературного значения. Так, И. А. Кущевский в статье, посвященной «Княгине М. Н. Волконской» и подписанной псевдонимом «Новый критик», опровергает мнение о том, что успех Некрасова держится на тенденциозности. «Кто ныне из наших стихотворцев не тенденциозен? — спрашивает Кущевский. — Минаев тенденциозен, Буренин тенденциозен, Омулевский тенденциозен, Плещеев тенденциозен… Они даже, пожалуй, будут тенденциознее г. Некрасова, так как за недостатком поэтических образов им постоянно приходится перекладывать в стихи передовые статьи либеральных газет…». Успех Некрасова критик объясняет «могучей силой» поэтического дарования. Отмечая некоторые фактические неточности (он ошибочно, как видно из «Записок», считает, что Волконская не могла проезжать Алтай, что «серебрянка» шла из Барнаула, а не из Нерчинска), автор статьи дает в общем восторженный отзыв о поэме «Княгиня М. Н. Волконская»: «В первой книжке „Отечественных записок“ напечатана поэма г. Некрасова „Русские женщины“, уже вовсе не имеющая никакой претензии на тенденциозность. Это превосходный поэтический и простой рассказ бабушки внукам о великих подвигах своей жизни» (Новости, 1873, 7 февр., № 38). С положительным отзывом о поэме выступает А. С. Суворин, начинавший свою журнальную деятельность в конце 1860-начале 1870-х гт. как более или менее прогрессивный критик. Он возражает против статьи Буренина в «С.-Петербургских ведомостях», объясняя причину преднамеренной враждебности автора его личными счетами с «Отечественными записками», в которых была напечатана поэма Некрасова. Суворин находит в поэме слабые стороны — некоторую растянутость, порой вялый стих, но считает, что они «исчезают совершенно в стройной гармоничности целого». Княгиню Волконскую он характеризует как «сильную женщину», которой «нужен был высокий идеал, и вот она нашла его в этом мученике и борце». Образ ее, нарисованный Некрасовым, он называет «грандиозным образом созревшей под ударами судьбы женщины». Особо отмечает критик глубоко лирические строки о народе. «За эти строки, — пишет он, — поэту отпустятся все его ошибки и заблуждения, — кто умеет так глубоко чувствовать, тот никогда не умрет в благодарной памяти потомства» (НВ, 1873, 6 февр., № 37; псевдоним — А. С). Наиболее обстоятельную и серьезную статью посвятил декабристским поэмам Некрасова А. М. Скабичевский, сторонник народнической идеологии, отстаивавший в критике принципы реализма, система исторических воззрений которого отличалась, однако, эклектизмом. Статья Скабичевского о «Русских женщинах» является одной из лучших его статей. В ней нашли отражение взгляды на поэму передовых революционных кругов, к которым в эти годы был близок Скабичевский. За последние десять лет, по мнению Скабичевского, не было ни одного произведения, которое бы произвело на публику более сильное впечатление, чем «Русские женщины» Некрасова. Критик отмечает классически строгую художественность поэм. Причину успеха Некрасова он видит в том, что предмет его произведения «оказался столь близким и дорогим душе художника, что всецело завладел им, возбудил его творчество до высшего напряжения и заставил ого забыть все остальное, побочное…». И далее, объясняя художественное своеобразие и органичность поэм Некрасова, критик пишет: «Цель поэм г. Некрасова заключается в том, чтобы выставить в наиболее ярком свете героизм тех наших доблестных соотечественниц 20-х годов, которые, покидая весь комфорт роскошной жизни, все прелести и приманки большого света, отправлялись за своими мужьями разделять их суровую каторжную казематную жизнь в далеких и глубоких снегах Сибири. И поэмы с такой исключительностью направлены к этой цели, что не найдете вы в них ни одной черты, ни одного стиха, которые <…:> отвлекали бы от главной цели поэм куда-нибудь совсем в сторону». Но правильно характеризуя «Княгиню Трубецкую» и «Княгиню М. Н. Волконскую» как поэмы героического жанра, Скабичевский допускает ошибку, не замечая в их стиле бытовых элементов. Особенно ценным является замечание критика об установлении в поэмах Некрасова преемственной связи между двумя революционными поколениями, выраженное, однако, таким образом, что оставляло возможность его ложного истолкования как обвинения Некрасова в антиисторизме: «…героини его мыслят, говорят и действуют совершенно подобно тому, как бы стали мыслить, говорить и действовать лучшие и образованнейшие женщины того же круга в наше время». Он высказывает затем верное соображение о том, что причина такой актуальности образов некрасовских героинь кроется в том, что поэт старался отобразить основные, лучшие черты декабристок, оставляя в тени второстепенные и слабые; «…было бы величайшею художественной ошибкою, — пишет критик, — и чистейшим абсурдом в виде сентиментально-экзальтированных, безумно-расточительных и детски-непрактичных барынь изобразить вдруг доблестных жен декабристов» (Скабичевский А. Беседы о русской словесности. — ОЗ, 1877, № 3, с. 9–13).
