Виктор Лысенков - Тщеславие
Последние были банальны в желаниях. Она молча делала все, что они хотят, уже точно зная, что утром она уедет и больше никогда не приедет сюда.
Утром она приняла ванну, еще не придавая значения небольшим кровянистым выделениям. Но когда по просьбе бригадира ее довезли до Денау, она вынуждена была пойти к врачу. "Милочка! Так сколько раз вы сегодня принадлежали мужчине?" - врач чуть коснулась ее живота чуть ниже пупка и Лариса чуть не вскрикнула от боли. И потому, вдруг призналась врачу: "Меня изнасиловали". "Кто? - местные?" (обычно они не церемонятся с европейскими девушками). Нет. Бригада монтажников. - "Сколько их было?". - "Шесть человек". - "Ну, милая моя - от шестерых такого не бывает!". И тогда Лариса, заплакав (видимо, стресс сдерживается до этого момента, рассказала почти все. Что некоторые были с нею по нескольку раз используя индийские приемы. Врач сказала: "Вам надо срочно заявить об изнасиловании. Давайте я напишу первичную справку". Но Лариса забоялась огласки, того, что вместе со всеми посадят и Диму, и Илью, она начала отказываться и настояла на своем. Три дня она прожила в гостинице в Денау, приходя каждый день к гинекологу. На четвертый день все нормализовалось. И можно было возвращаться из командировки.
Но врач оказалась принципиальной женщиной - сделал представление начальнику местной милиции и дело закрутилось. Но обследовать бригаду Евсеева не представлялось возможным: уже неделю они находились на отдыхе, попытка найти улики на месте не увенчались успехом: ребята много чего повидали в той же Индии, и научились заметать все следы. Узбекская милиция поставила в известность Таджикское управление, в давшее строительством газопровода. Требовали вызвать бригаду с отдыха (тем еще целых десять дней предстояло пробыть в Доме отдыха), провести очные ставки ну и так далее. Вот тогда-то Сергей и познакомился с начальником управления, выслушал от него неожиданное резюме. С Ларисой он стеснялся говорить на эту тему. Но вскоре он узнал, что он дала показания, которые никак не ставили под удар бригаду. Мол, после гулянки - что-то было. Но насилие было. Ей поверили, тем более, что на теле у не было никаких следов насилия - ну не синяков, кровоподтеков. А по женской части... Через неделю она была в норме. Хотя в городе упорно ходили слухи, что сценаристку с киностудии изнасиловали монтажники газопровода. А потом Лариса уехала. И он не знал всей правды. Хорошо, что здесь, в ноосфере, информация не подлежит никакому искривлению. И после того, как он узнал всю правду, он вдруг почувствовал, что неприятности Ларисы, как и его личные (если все, что произошло с ним и Ларисой можно определить этим почти нежным словом) связаны с поэзией. Он не мог очень точно определить, как его стихописание и ее стихолюбение соприкасались, хотя чувствовал: и там и там были ПРЕТЕНЗИИ. "Ну что ж: не влазей на пьедестал. Всякое может быть", - заключил он и подумал: не заведись Лариса со своей поэзией, будь меньше тостов и не залезь она на табуретку - все могло быть иначе. Она могла бы еще на трезвую голову попросить проводить ее в вагончик бригадира. Закрыться там на всякий случай от голодных мужиков, что само самой разумелось. Но все пошло иначе... Тоже хотелось повыпендреживаться. "Ступай по земле тихо", - вспомнил он наставление, узнанное здесь. Ну ладно, тайна сия открыта. Сколько он еще пробудет здесь? Что успеть узнать. С творцами бессмертных газетных строк или даже великими басами - все ясно. А что случилось с Кадыровым? Он встречался с ним несколько раз в районе. Кадыров поражал эрудицией, точным видением всех сложных и не сложных проблем, быстро и точно принимал решения. Под его руководством долина буквально преобразилась и уже начали вести железную дорогу. Все открыто говорили, что Кадыров - точно будущий первый секретарь: в тридцать пять он достиг много: защитил диссертацию по энтомологии, был членом ЦК и депутатом Верховного совета, говорили, что он работает над докторской - чтобы потом на практике проверить свои выводы о борьбе с сельхозвредителями при помощи энтомофагов, что сулило резкое улучшение экологической обстановки, сводило до минимума применение химии. Некоторые говорили, что через год, когда Кадыров защитит докторскую, из академии наук сами приедут за ним, чтобы избрать в академики. Как никак - почти стопроцентно будущий шеф всей республики. Надо все предусмотреть. Тем более, что он занимается такими важными проблемами и для сельского хозяйства всей Средней Азии. И вдруг внезапная смерть. От инфаркта. Говорили разное. Что, мол, в области что-то было неблагополучно с хлопком, что его отругал по телефону сам первый секретарь. Но не получать же из-за этого инфаркт! ... Кадыров почти сразу появился перед ним, и, как ни странно, поздоровался первым. "Вы уже навсегда СЮДА? Сергей кивнул неопределенно. "Что вы хотели у меня узнать, Сергей Егорович?". - "Да пустяк! Как у вас случился инфаркт? У вас так хорошо шли дела... Вы - не пили...". - Вы правы, Сергей Егорович! Но я объясню Вам, потому что ТАМ на этот счет было много измышлений. Виноват только я. Больше - никто. Все началось с совещания в ЦК КПСС, которое вел сам Первый секретарь. Он называл разные цифры, и несколько раз называл нашу область - и за самые высокие урожаи по токоволокнистому хлопчатнику - это же оборонное сырье, и за организацию машинной уборки этого хлопчатника, и похвалил за улучшение экологической обстановки - мы же народ травили нашим хлопковым маслом - столько в нем химии. А вода? Сколько людей болело - от Боткина до обычных отравлений. Потом он обратился к одному из секретарей Узбекистана и все смотрел на меня, как бы говоря - вот, мол, учитесь у таджиков. И, держа в руках листок с пометками, сминая его и бросая в корзину, сказал сердито, чего мы от него не ожидали (вообще Брежнев - человек очень вежливый): "Чем лучше вы будете работать, тем мы вас будем поднимать выше и выше. - И глянул на меня почти с улыбкой. - А чем хуже, тогда...". Он смял листок и бросил в корзину. Вот тогда, я думаю, наш первый понял, что меня скоро ждет повышение, а его - пенсия. Но я думаю, нет, теперь точно знаю, что боялся он не за себя - ему была гарантирована специальная пенсия. За весь свой клан боялся. За своих выдвиженцев. Мы хоть и ленинабадцы с ним, но он - из Костакоза, а я - из Канибадама. И боялся он не зря... Вот с тех пор и начались придирки... А в тот день он позвонил мне и грубо сказал: "Область отстает от графика сбора хлопка по сравнению с прошлым годом на десять дней. Хотя он знал, что прошлый год был на редкость удачным: и отсеялись в марте, и дождей при всходах не было - не пересевали. Да и республика впервые собрала почти миллион тонн хлопка. А этот год... Вернее, тот год... пересевали дважды. Но все равно у нас растения во время вышли на кондицию. Урожайность была бы не намного ниже рекордной. Первый все это знал, но ему же не возразишь. А он мне тут и сказал: "Если дашь хлопка меньше, чем в прошлом году - выговор тебе обеспечен. Понял?". - И бросил трубку. Мне стало все понятно - решили подстрелить на подъеме. Столько, сколько он хотел, мы и не могли дать. Как предыдущий год бывают раз в полсотни лет. А он мне еще добавил, словно чувствуя, что я могу возразить: "И не вздумай мне ссылаться на объективные трудности. Мы должны сохранить темпы. Иначе наверху нас не поймут". Ваот после этой фразы он и бросил трубку. Ну меня и схватило. Не успели скорую вызвать. Я умер прямо за столом. Это потом, для народа врали, что я лежал несколько дней в правительственной больнице, что обострилась старая болезнь - сердца, мол, - когда я в жизни не болел... Не объяснять же людям, что лучший секретарь обкома умер от инфаркта после разговора с первым. Так ведь не должно быть... "Ну и как вы теперь смотрите на всю эту историю?". - "Да как - спокойно". - Кадыров улыбнулся. Если бы мне с моими нынешними понятиями - да за тот стол. Я бы в полуха слушал. А сам бы думал о моей Зебо, ведь какая красавица и ласковая осталась ТАМ. А доченьки? Фарида - ей было восемнадцать - уже окончила первый курс экономического факультета, я думал, как она начнет работать в каком-нибудь хозяйстве у нас. Дильбар ей шестнадцать - заканчивала школу. Вся в маму - и умница, и ласковая... Что, мне, дураку, надо было? Должность первого? Я же знал, со мной уже были присрелочные разговоры...". Кадыров помолчал и сказал: "На земле - сфера материального производства - опасная вещь... Вот я, сколько не наблюдал раньше - ни один мулла, ни один русский священник ни у нас в области, ни в республике, не умер в сорок от инфаркта. Потому что занимаются сферой духовного... А я... Как это у вас, русских говорят? - гордыня заела? Теперь мне все ясно... Здесь - только духовно того и спокойно... А все, что пожелаешь увидеть родной ли кишлак, столицу, какой-нибудь уголок, послушать шум реки, даже самолет увидеть или даже полетать на нем - только подумай все сразу перед тобой... Вы - то по какой причине так рано здесь? Вам ведь нет еще и пятидесяти? И занимались вы вроде сферой духовного". Сергей горестно улыбнулся и сказал: "А вы посмотрите все обо мне в атомном зеркале. Это будет и быстрее, и точнее". А сам подумал: "Раз Кадыров, да и не только он, толкуют здесь о чистой, как бы выразился Фрейд, высвобожденной духовности, то что есть она на самом деле? В красивой вещи она овеществлена? А в молчаливой и величественной позе Среднеазиатских старцев, пьющих-непьющих свой зеленый чай? Или душа - в терпеливости матери? Или высокая духовность - наш марш на полных парах к коммунизму? Но почему тогда по подвалам гремят выстрелы и дырявят головы убийцам и бандитам, а иногда чтобы свести счеты - совсем невинным людям? Разве возможно такое при духовности? Или духовность двигала тем же Маяковским? Да тщеславие! Нравиться своей Бричке и другим бабам, дерзить и хамить и в то же время извиняться перед властью. Разве когда он писал стихи о Сталине и Ленине, Первомае и какого-нибудь мудака - им руководила высокая духовность? Да может, сам Моцарт творил без этой самой высокой чистой духовности? Кто знает? Талант - еще не обязательно подразумевает духовность. И тут ему в голову пришла дерзкая мысль: "собрать вместе сейчас самых умных, самых лучших - ну как он когда-то собрал своих баб и задать им этот вопрос. Пусть ответят о духовности! Нужна ли она искусству, или иногда за башли можно создать шедевры (Моцарту же заказали "Реквием". И не только Моцарту. Шах заказал Фирдоуси "Шахнаме" и мы имеем шедевр. Скажем мягко - гуляка Мопасан) да почти любой француз - от Дюма до Гюго были ну такими духовно высокими, что позволяли себе так обращаться с женщинами. А наш А.С.? А Толстой, который главный Толстой. Последний, не главный, показал всю свою духовность в письмах Бунину. Так чего от него хотела Земма? Он перед ней не выступал как поэт. Ну разве он мог быть бездуховным, когда все общество такое духовное? Он напрягся и вот перед ним в различных одеждах - сонм великих. В туниках и хитонах, причудливых накидках и рубищах. Тот - точно Христос, отметил про себя Сергей. Старцы молча взирали на него. И он задал им один вопрос: духовность может быть без ничего, сама по себе, или она должна быть овеществленной. А если овеществленной - то как? И он увидел, как удивленно поползла вверх бровь Будды, как вдруг провисли еще сильнее усы Конфуция, как дерзкий Сократ отвернул голову. Казалось, ему что-то хотят сказать Христос и Магомед. И он услышал. Явственно. Четко. Может, его перевести в другое место? Но кто-то мудрый ответил: "Не надо. Может, еще все образуется". И он вдруг на короткое время увидел, как ноосфера приобрела потолок, белый-белый, он почти прижал его, потом так же неожиданно исчез. "Я же у тети, черт возьми! Совсем забыл!".
