Исмаил Шихлы - Буйная Кура
Ахмед отодвинул арбуз.
- Я же тебе объяснял, что все будет за счет государства. Еда, жилье, одежда - бесплатно. Само учение и подавно. Обеспечат и дорожные расходы. Что ты еще хочешь?
- Нельзя верить этим властям. Уму, непостижимо, что ты говоришь.
- Ей-богу, ты ошибаешься. Поверь мне. Кроме того, я отвечаю за Селима.
- Я понимаю, что ты желаешь мне добра, но...
- Какое "но"? Селима надо учить, вот и весь раз говор.
Рустам некоторое время молчал. Затем затянулся чубуком. Прищурив глаза, сквозь дым посмотрел на Ахмеда.
- Ладно, режь арбуз. Потом подумаем.
- Нечего здесь думать, об этом и разговора не может быть. А я пришел сюда совсем по другому делу.
- Какое еще может быть дело?
- Я хочу взять Селима на эйлаг.
- На эйлаг? К добру ли?
- Сам видишь, дядя Рустам, как здесь жарко. Ребятам трудно учить уроки. А времени остается мало. Я решил собрать своих учеников и увезти их всех на эйлаг. Там они попьют родниковой воды, окрепнут. Как только кочевье вернется с гор, отвезу их в семинарию.
Старик глубоко задумался. Морщинки на его лбу сбежались к переносице, глазки уставились в одну точку. Указательным пальцем он придавил пепел в чубуке и сильно затянулся. Всосал щеки. Голубой дым потек по бороде вниз.
- Слушай, сынок, есть поговорка: "Твоим голосом Коран бы читать". Мы и сами знаем, что на эйлаге сейчас лучше, чем жариться здесь, в низине.
- Я понимаю, дядя Рустам. Но дорожные расходы и еда - все будет за мой счет.
- Откуда у тебя богатство? Ты пришелец и, как я слышал, даже не имеешь путной постели. Куда ты хочешь увезти наших детей?
- Все это правильно. Но у меня сейчас есть немного денег - накопил из зарплаты. Найму фургон.
- А потом?
- Один из вас даст нам войлок, другой таловые прутья для шатра, третий постель. И отправимся на эйлаг.
Голова у Рустама была повязана платком, почерневшим от пыли и пота. Выслушав Ахмеда, он снял платок и, задумавшись, провел рукой по чисто выбритой макушке:
- Слушай, Ахмед, я одного не могу понять.
- Что именно?
- Эти ребята тебе не родственники. Не братья. Ты даже не из нашего села. Почему же так себя мучаешь? Брат брату куска хлеба не даст, а ты...
- Эх, дядя, - глубоко вздохнул Ахмед. - Это и есть наша беда, что мы друг другу не помогаем... Кто лезет вверх, тот не смотрит на падающего. Один слишком богат, а другой гибнет с голода. Один днем и ночыо трудится, а другой скачет на коне.
- На все воля аллаха, сынок.
- Аллах тут ни при чем. На все воля людей. Не бог делил между людьми эти земли.
Рустам словно впервые увидел Ахмеда. Он слушал и только тихо качал головой.
"Недаром говорят: бойся воды, которая течет тихо, а человека, который глядит себе под ноги. Ишь как речист. Что ни слово - огонь. А казался тихоней. Но вдуматься, все, что он говорит, верно. С головой человек", подумал Рустам и, набив свой чубук табаком, опять задымил.
- Ну и что же ты хочешь делать?
- Помогать своему народу.
- Какими богатствами ты располагаешь, чтобы ему помогать?
- Я грамотный человек, этим и помогу. Если все будут учиться и станут грамотными, исчезнут бесправье и несправедливость. Я хочу, чтобы люди, которые будут жить после нас, жили бы хорошо. Я хочу, чтобы твой Селим учился и стал просвещенным. Тогда он поймет, где добро и где зло. Я хочу, чтобы он не работал на других. Понятно?
- Говоришь-то ты складно. Но мир как жил до нас, так и будет жить дальше. Все, о чем ты говоришь, непоправимое дело.
- Поправимое. Я обучу этих ребят. А каждый из них будет учить детей. Тогда все станут грамотными и просвещенными, невежество отступит. Наука подобна свету. Чем больше она будет охватывать людей, тем меньше места останется для мрака.
- Ладно, может, ты меня и уговорил, сын мой. А с другими отцами ты уже разговаривал?.. Разрежь арбуз. Раз такое дело, я скажу своей старухе, она напечет на дорогу хлеба. Отправляйтесь с богом!
Ахмед достал нож и разрезал арбуз, легко развалившийся на две красные половинки.
12
Ашраф прогуливался по лесу. Увидев в траве землянику, он надел пиджак, который до этого был у него накинут на плечи, положил книгу в карман и опустился на колени. Он начал ползать в траве, ища сладкие сочные ягоды и углубляясь все дальше в лес. Постепенно он так увлекся своим занятием, что не мог бы сказать, давно ли он в лесу и где именно находится. Впереди послышались голоса и звонкий девичий смех. Ашраф встал на ноги. Он увидел, что впереди него за деревьями просвечивает поляна. Девушки повесили веревки на сучок большого карагача и устроили качели. В то время, когда Ашраф подошел к краю леса и все это увидел, на качелях раскачивалась Пакизе.
Девушка была одета в то же самое платье, в котором Ашраф увидел ее тогда, на берегу Куры. Платье раздувалось, как зонтик, на шее звенели бусы, келагай сполз на плечи, а косы метались, падая то на спину, то на грудь. Девушка разгорячилась катаньем, увлеклась и не видела, что качели летают наполовину над зеленой мягкой поляной, а наполовину над зияющей каменистой пропастью. Ашраф не сводил глаз с Пакизе. Ему казалось, что сейчас она в верхней точке слетит с качелей и взовьется высоко в небо, до белых облаков, до самого синего купола. Но сама Пакизе не видела, должно быть, ни глубокой темноты пропасти, ни глубокого светлого неба. Она старалась раскачиваться еще сильнее.
Подруги Пакизе начали ее донимать. Одна из них взяла тонкий прут, а другая вооружилась крапивой. Когда Пакизе пролетала мимо них, они хлестали ее по ногам и кричали:
- Как зовут жениха?
- У меня его нет! - кричала им Пакизе, снова взмывая в небо.
Но девушки знали, что сейчас она опять окажется внизу, и держали крапиву наготове.
- Если не скажешь, не перестанем.
Крапива больно обжигала щиколотки Пакизе, но та крепилась.
- Я же сказала, что жениха нету.
- А кого в сердце носишь?
- Не скажу!
- Скажешь!
Упрямилась Пакизе, упрямились и ее подруги. Ноги Пакизе покраснели от крапивы. Чтобы быстрее пролетать мимо подруг, Пакизе раскачивалась еще сильнее. Она по-прежнему не думала о том, что качается, в сущности, над пропастью и что если сорвется с качелей, то неизбежно упадет на острые камни.
Ашраф не мог больше смотреть на столь опасную игру и вышел из своего укрытия. Девушки смутились и побросали крапиву. В это время ветка, к которой были привязаны качели, надломилась. Пакизе поздно поняла опасность, она испуганно оглянулась и только теперь увидела, что висит над глубокой пропастью. А надломившаяся ветка продолжала трещать и нагибаться. Ашраф бросился к качелям и в то время, когда они откачнулись от обрыва, схватил их. Раздался треск, ветка переломилась, а Пакизе и Ашраф оказались на земле. Пакизе ударилась коленкой о землю, но не почувствовала боли. Важнее всего было для нее поправить платье. Она никак не могла понять, откуда в такую минуту взялся Ашраф, хотя и понимала, что именно его появление спасло ее от неминуемой смерти.
- Сумасшедшая? Разве можно так качаться?!
Голос Ашрафа привел девушку в себя. Она увидела, что и Ашраф ободрал себе локоть и колено. Забыв о том, что рядом стоят подруги, она бросилась к Ашрафу:
- Ой! Ты сильно ушибся?
Ашраф улыбнулся:
- Обо мне не беспокойся. А как ты?
Девушки взяли Пакизе под руки и увели. Ашраф заметил, что она слегка прихрамывает.
Оставшись один, Ашраф поглядел еще раз на сломанную ветку, на пропасть, на белые облака. Потом он спустился по тропинке вниз, в долину. На берегу реки ему захотелось посидеть на камне. В воде резвились маленькие рыбешки. Как бывало в детстве, Ашраф разделся и залез в воду, чтобы шарить под скользкими камнями и ловить рыбок. Царапины заныли от холодной воды. Ашраф приложил к ним листья лилий.
Когда он уже оделся и пошел вверх по тропинке, где-то рядом раздался выстрел. В лесу и в скалах отозвалось гулкое, протяжное эхо. Ашраф остановился и посмотрел в сторону выстрела, но ничего не увидел. Но тут из-за камня навстречу ему вышел человек. Ашраф вздрогнул и отскочил.
- Шамхал, ты?
- Ложись!
Шамхал схватил брата за плечи и спрятал его за камнем. Он был бледен, руки его дрожали.
- Что с тобой, это ты стрелял?
- Ты что, ничего не понимаешь?
Шамхал немного успокоился и даже скрутил папиросу. Ашраф рукой отогнал от себя едкий дым.
- Где ты бродишь? - спросил Шамхал.
- В лесу.
- Чуть не разорвалось сердце.
- А что случилось?
- Я думал, стреляют в тебя.
- Кому я сделал плохое, чтобы в меня стрелять?
Шамхал бросил на брата косой взгляд, затем улыбнулся.
- Чем больше учишься, тем меньше ума.
- Что ты хочешь сказать?
- Ты же знаешь, что у нашего отца есть враги?
- Ну?
- Если знаешь, почему околачиваешься здесь? Видишь ли, качели привлекли его, девушки.
- А ты откуда знаешь?
- Я все видел. С самого утра слежу за тобой. Какое тебе дело до чужих девок? Разве не знаешь, из чьего они кочевья?
