Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 5. Произведения 1856–1859
— Лизанька! посмотри, у тебя коки все не пригладились, — сказала она, и Лизанька подошла и посмотрѣла на себя.
Коковъ не было видно. Это только подшучивала Варинька. Николинька тоже подошелъ и посмотрѣлъ на свой золотой поясъ:
— Ну точно сабля у дядинькѣ, прелесть! —
Но вдругъ няня, стоявшая за дверью съ муфтами, вошла въ комнату и отвела Лизаньку.
— Опять измялись! — сказала она, обдергивая ей юбку. — Нельзя васъ брать!
Но Лизанька знала, что это только шутки.
— Allez prendre vos precautions avant de partir,[181] — сказала гувернантка въ красныхъ лентахъ и шумящемъ шолковомъ платьѣ, входя въ комнату.
— Прекотьоны, прекотьоны! — закричали дѣти, и сначала побѣжала Лизанька.
— Мнѣ не нужно, — гордо сказалъ Николинька.
— И мнѣ тоже, — сказала Варинька.
— Какія кхинолины! — сказала Варинька.[182] — Какая красавица Бисутушка! — говорили дѣти, прыгая вокругъ М-llе Bissaut, которая тоже посмотрѣлась въ зеркало, чтобы узнать, точно не сдѣлалась ли она красавица.
Мамаша долго одѣвалась, такъ что дѣти сыграли еще одну игру въ доктора и измяли всѣ платья и взъерошились. Ихъ побранили, сказали, что нельзя ихъ одѣвать хорошо, что ихъ надо оставить; но они знали, что ихъ непремѣнно возьмутъ, и старались сдѣлать кислыя рожи, но въ душѣ имъ было весело. Наконецъ, посадили всѣхъ въ карету. Михайла такъ и подкидывалъ ихъ о пороги, какъ мячики; а старушка няня, безъ платка и въ одномъ платьѣ стоявшая на крыльцѣ на морозѣ, все говорила, что у Лизаньки шляпка сбилась, а что Варинька хоть ручки бы спрятала. Николинька — тотъ кавалеръ молодецъ, ему ничего не нужно.
Когда пріѣхали въ театръ и пошли по коридору, и незнакомые люди стали ходить взадъ и впередъ прямо на нихъ, и какъ стала мамаша спрашивать, куда идти, и Михайло не зналъ, то дѣти, по правдѣ сказать, испугались сильно, хотя и не признавались въ этомъ. Лизанька даже думала, что все кончено, что заблудились, что собьютъ съ ногъ, уведутъ куда-нибудь, и что вотъ-те и театръ будетъ. Она даже задыхалась отъ страху и, еще бы немножко, заплакала-бы. Я знаю, что она не признается въ этомъ, но было дѣло. Зато какъ нашли ложу, и человѣкъ какой-то съ золотыми галунами потребовалъ билетъ у мамаши, несмотря на то, что она мамаша, и отворилъ дверь, удивительно хорошо стало, даже немножко страшно. Музыка играетъ, свѣтло, золотыя свѣчи большія и люди, люди, люди! Головы, головы, головы! Наверху, внизу, вездѣ люди. Точно настоящіе.
Мамаша пустила впередъ дѣтей, а сама сѣла сзади. Тутъ дѣти стали осматриваться. Люди напротивъ, кругомъ и внизу точно были настоящіе, они шевелились, были даже дѣти, и дѣти такіе же настоящіе, какъ и они сами. Особенно рядомъ съ ними черезъ загородку сидѣли мальчикъ и дѣвочка, такіе хорошенькіе, точно волшебные. Дѣвочка въ пукляхъ до открытыхъ плечиковъ, а сама не старше Вариньки, а мальчикъ тоже съ длинными курчавыми волосами, въ бархатной поддевкѣ съ золотыми пуговками и такой хорошенькой, лучше Ѳеди и Стивы, даже лучше Раевскаго, ну точно волшебный мальчикъ. —
Волшебный мальчикъ и дѣвочка смотрѣли на дѣтей, которые пришли, и дѣти смотрѣли на нихъ и шептались между собой.
— Смотрите же сюда, дѣти, вотъ гдѣ сцена, — сказала мамаша, указывая внизъ въ одну сторону. Дѣти посмотрѣли туда, и имъ не понравилось. Тамъ сидѣли музыканты, всѣ черные, съ скрипками и съ трубами, а повыше были нехорошіе простые доски, какъ въ домѣ въ деревнѣ полъ, и на полу ходили люди въ рубашкахъ и красныхъ колпакахъ и махали руками. А одна дѣвочка безъ панталонъ въ коротенькой юбочкѣ стояла на самомъ кончикѣ носка, а другую ногу выше головы подняла кверху. Это было нехорошо, и дѣтямъ стало жалко этой дѣвочки.
— Который театръ, мамаша? — спросилъ Николинька.
— Этотъ самый, — отвѣчала мамаша, въ трубку глядя на дѣвочку и указывая на нее.
Дѣти стали смотрѣть туда; дѣвочка прыгала, вертѣлась, и другія прыгали и танцовали съ ней, и ничего не было смѣшнаго. Правда, сзади дѣвочки было сдѣлано точно море и мѣсяцъ, это было хорошо.
— Неужели это настоящія дѣвочки? — спросила Лизанька, которой было страшно отчего-то и хотѣлось плакать.
— Разумѣется, настоящiя! — отвѣчала Варинька, — посмотри, какъ она ходитъ; какъ туда зайдетъ за эти перегородки, очень видно, что настоящія.
Лизанька обидѣлась.
— Которыя съ нами рядомъ сидятъ, я вижу, что настоящія, a тѣ — я не знаю.
Но и Варинькѣ было веселѣй смотрѣть на ложи и на люстру и особенно на сосѣдку дѣвочку и мальчика, чѣмъ на самый театръ. Маленькіе сосѣди тоже смотрѣли на нихъ, a старшіе все заставляли смотрѣть на танцовщицъ. Было смѣшно только, когда вдругъ всѣ начинали бить въ ладоши, да еще передъ самымъ концомъ было хорошо и смѣшно, когда на сцену пришло много людей съ алебардами, стали бить другъ друга, сдѣлался пожаръ, и одинъ провалился, только жалко — тутъ-то и закрылась занавѣсъ. —
Сосѣдніе дѣти встали и вышли изъ ложи съ офицеромъ, который былъ съ ними.
— Какъ жарко! — сказала мамаша и тоже вышла съ дѣтьми въ коридоръ и стала ходить. Лизанька держалась за нее, чтобы не потеряться, другіе ходили сами. Офицеръ съ волшебными дѣтьми тоже ходилъ. Встрѣчаясь, дѣти смотрѣли другъ на друга и смотрѣли такъ пристально, что ничего не видали подъ ногами, и Лизанька такъ заглядѣлась, что спотыкнулась и упала. Но она не заплакала, a покраснѣла и засмѣялась. И наши дѣти, и волшебныя дѣти захохотали. Волшебныя дѣти еще показались лучше, когда смѣялись.
— Такія хорошенькія, веселыя, особенно дѣвочка, — думалъ Николинька. — Особенно мальчикъ, — думали Лизанька и Варинька. — Quels charmants enfan[t]s![183] проговорила мамаша гувернанткѣ, но такъ, чтобы офицеръ и дѣти слышали. В душѣ жъ она думала: хороши дѣти, но мои лучше. Дѣтей очень испугало и удивило то, что рѣшилась сказать мамаша; однако она это хорошо сказала. Отойдя на другой конецъ коридора, офицеръ тоже самое сказалъ своимъ дѣтямъ.
— Ну, подите познакомьтесь съ ними, — сказалъ онъ имъ.
— Поди сам, коли тебѣ хочется, — сказал онъ имъ.
— Что же, я пойду, — сказалъ мальчикъ, глядя вверхъ на офицера. — Только что сказать имъ?
— Спроси, не ушиблась ли эта дѣвочка.
— Хорошо, я скажу! — рѣшительно сказалъ мальчикъ.
— И я скажу, — сказала дѣвочка, и они пошли имъ навстрѣчу.
Мальчикъ все смотрѣлъ на дѣвочку, которая упала, пріостановился около нее, открылъ было ротъ, но не рѣшился и весь покраснѣлъ — и лицо и шея; скрыпя новыми сапожками, побѣжалъ къ своимъ и схватилъ офицера за руку.
— Острамился, — сказалъ офицеръ.
Съ другаго конца опять сошлись дѣти. Мальчикъ остановился противъ Лизаньки, и она остановилась.
— Какъ васъ зовутъ? — спросила она.
— Саша!
— Ахъ, Саша! — сказали и Николинька, и Варинька, и Лизанька, и всѣ засмѣялись.
— Мы играемъ въ Сашу, — сказалъ Николинька.
— А мы играемъ въ воланы, — сказала волшебная дѣвочка.
— Вы въ первый разъ въ театрѣ? — спросила Варинька.
— Нѣтъ, мы видѣли «Корсара», и въ циркѣ два раза были: тамъ клауны, и «Волшебную флейту» видѣли и послѣ завтра съ бабушкой поѣдемъ. —
Варинькѣ сдѣлалось стыдно.
— «Волшебная флейта» хорошо, должно быть.
— Нѣтъ, Циркъ лучше всего, всего!
— А вы говорите пофранцузски?
— Говоримъ, и понѣмецки говоримъ, и поаглицки учимся.
— А васъ какъ зовутъ?
Ужъ по коридору меньше стало ходить народу, мамаша ушла въ ложу, и музыка заиграла, a дѣти все разговаривали. —
— Ну, вотъ и познакомились, теперь пойдемте въ ложу, — сказала гувернантка.
— Проститесь, поцѣлуйтесь, — сказалъ офицеръ, улыбаясь.
Дѣти стали цѣловаться. Только Варинька не успѣла поцѣловаться съ волшебнымъ мальчикомъ, и ей это было досадно. Въ ложѣ опять дѣти смотрѣли больше другъ на друга, чѣмъ на балетъ, и улыбались, какъ знакомые.
Только скучно было, что гувернантка все сердилась, что измяли платья. Что за дѣло, ужъ пріѣхали.
Во второмъ антрактѣ дѣти опять сошлись и, схватившись за руки, все ходили вмѣстѣ и все разсказали другъ другу. Офицеръ купилъ имъ винограду, и они испачкали всѣ перчатки, все ѣли.
— <А мы съ вами забыли поцѣловаться, — сказалъ мальчикъ, и они прожевали, выплюнули шелуху и поцѣловались.>
— Когда же мы увидимся еще? — спросила Варинька.
— Можетъ быть, въ театрѣ, — сказалъ мальчикъ, — а вы къ намъ не можете развѣ ѣздить?
— Нѣтъ, можемъ, ежели мамаша захочетъ, а когда будемъ большіе, тогда ужъ все будемъ дѣлать, что хотимъ, будемъ ѣздить къ вамъ.
— Нѣтъ, къ намъ лучше, у насъ зала большая.
— А знаете, меня нашъ знакомый училъ, какъ большимъ сдѣлаться. Только я не могъ. Надо вырвать свой волосокъ, привязать себѣ на ночь вокругъ шеи или такъ положить, и ежели онъ до утра не соскочитъ, то большой будешь.
