Лев Овалов - История одной судьбы
- По домам? - спросил Жуков.
- Да, конечно, - согласилась Анна. - Можно отдыхать.
Она попрощалась со своими собеседниками и неторопливо пошла домой.
У Анны был свой ключ, но дверь оказалась запертой изнутри на щеколду; вечером свекровь или Ниночка, по примеру бабушки, обязательно запирали дверь на щеколду.
Анна позвонила.
За дверью послышался легкий шорох.
- Это ты, мамочка?
- Я, доченька...
Все-таки от детей исходило удивительное, ни с чем не сравнимое тепло!
Было еще не очень поздно. Ниночка читала, на диване лежала ее книжка, Коля мастерил на полу какой-то ящик. Дети подошли к матери, приласкались к ней, она редко бывала по вечерам дома.
На кухне еле слышно возилась свекровь, она не вышла навстречу Анне. В последнее время она старалась поменьше попадаться невестке на глаза.
- Папа дома?
- Нет...
Чем ниже опускался Алексей, тем неприметнее пыталась сделаться Надежда Никоновна. Громоздкая, широкоплечая женщина, она точно съежилась, стала молчаливой, сговорчивой старухой. Она потеряла уверенность в сыне и раньше Анны учуяла зыбкость его положения.
Старуха не могла не понимать: при таком муже Анна была еще хорошей женой. Хорошей жене полагалось терпеть плохого мужа, и Анна терпела, самые ревностные блюстительницы домостроевских правил не смогли бы к ней придраться. Но Анна к тому же была еще начальством, и немалым начальством. Многих таких, как Алексей, она могла лишить работы и даже отдать под суд. Это Надежда Никоновна тоже понимала. Крушение Алексея означало бы и ее крушение: ей некуда было деться и трудно было бы найти себе кусок хлеба. Анну она недолюбливала, первое время только что терпела, но теперь Анна стала оплотом дома. Приходилось смотреть из-под ее рук. Старуха это и делала Какая уж теперь Анна невестка. Теперь Анна - начальство. Надежда Никоновна больше не осмеливалась делать ей замечания, все более превращаясь в безответную домашнюю бабку.
- Ужинать-то будете? - спросила она из кухни.
Анна весело поглядела на детей.
- Как, ребята?
- Будем, будем, - деловито произнес Коля.
- Будем! - крикнула Анна. - Накрывай, Ниночка, на стол!
В это время в дверь застучали. Ручка звонка торчала на виду, но кто-то стучал настойчиво и бесцеремонно.
Ниночка встрепенулась.
- Я открою, мамочка!
Но стук этот чем-то не понравился Анне.
- Я сама.
Она подошла к окну, отдернула занавеску, выглянула на улицу.
На крыльце стояли трое... Все сразу стало понятно. Опять приволокли Алексея. Двое спутников поддерживали его под руки, а один из них молотил кулаком в дверь.
Анна вышла в сени, подошла к двери.
- Кто там?
- Принимайте!
- А кто там?
- Да Алексей Ильич... Принимайте!
Сколько стояла она у двери... Минуту? Самые ответственные решения принимаются иногда и за меньший срок. Ей было не по пути ни с Косяченко, ни с Волковым, ни с Бахрушиным. Все они по-разному, но уводили ее с пути, с которого она не сойдет.
Анна приоткрыла дверь, вышла на порог и тут же загородила дверь спиной.
- Принимай, хозяйка...
- Он больше здесь не живет, - твердо сказала Анна.
Только она сама и заметила, как всхлипнула и проглотила подкативший к горлу комок.
Второй спутник Алексея вдруг узнал Анну.
- Товарищ Гончарова, это ж, извиняюсь, ваш супруг. Вот, доставили...
Спутники Алексея тоже нетрезвы, но еще не утратили соображения.
- Ведите его туда, откуда привели, - сказала Анна, стараясь говорить как можно спокойнее. - Здесь ему больше делать нечего, и не приводите его сюда.
Она вернулась в сени и резко захлопнула за собой дверь. Нарочно громко щелкнула щеколдой. В дверь заколотили было и притихли. Она слышала, как топтались на крыльце, потом кто-то крикнул, вздохнул, что-то сказал, потом наступило молчание, и Анна услышала, как собутыльники сводят Алексея с крыльца.
Всё. Ушли.
Анна вернулась в дом. Ниночка накрыла на стол, свекровь подала ужин. Анна поужинала с детьми, почитала им, уложила. Потом, одетая, прилегла на диван. Она считала себя правой. Давно пора.
Она не знала, сколько прошло времени, когда снова раздался стук.
На этот раз стучали решительнее. Уже не руки, ноги пошли в ход.
Анна вскочила, выбежала в сени.
- Кто?
- Это я!
За дверью буянил Алексей. Он проспался и явился домой.
Она проговорила громко, раздельно:
- Иди, откуда пришел, я тебя не пущу!
- То есть как не пустишь? - крикнул он из-за двери.
- Вообще не пущу, - громко сказала она. - Вообще не пущу в этот дом!
- Я живу здесь или не здесь?
Голос звучал не так, чтобы очень пьяно.
- Нет, не здесь. Больше ты здесь не живешь. И больше я здесь с тобой не разговариваю. Придешь завтра в райком, там поговорим...
Конец и конец! Все.
- Открой!.. - Алексей забарабанил ногой в дверь. - Хуже будет!
- Ты не грози, - отозвалась Анна. - Больше хулиганить я тебе не позволю.
Он замолотил руками и ногами, дверь вздрагивала, но сорвать ее было не под силу одному человеку.
- Не шуми. Я ухожу.
Анна села на диван. Алексей продолжал грохотать. Потом все смолкло. Анна услышала, как он неистово застучал в окно. На какое-то мгновение наступила тишина. И вдруг задребезжало стекло, осколки посыпались на пол. В окно влетел обломок кирпича.
В одной рубашонке появилась в дверях перепуганная Ниночка.
Анна сняла трубку телефона.
- Андрианова!..
Андрианов был начальником районного отделения милиции.
Ее соединили немедленно. Андрианов сам подошел к телефону.
- Андрей Константинович... - Он сразу ее узнал. - Андрей Константинович, ко мне в дом ломится хулиган. Разбил окно. Примите, пожалуйста, меры...
Все. Больше она церемониться не будет.
- Ты откроешь или нет? - орал Алексей. - Все окна перебью!
Он был не настолько пьян, чтобы не соображать, что делает. Анна отлично это понимала. Анна потушила свет. Алексей еще что-то крикнул...
Потом Анна услышала, как по переулку бегут несколько человек...
Андрианов проявил оперативность. Впрочем, это было неудивительно. Нападению подвергся первый секретарь райкома! Вероятно, все дежурные милиционеры бежали теперь к ее дому.
На улице послышалась возня, отрывистые голоса, вскрик. Затем наступило молчание.
Анна отвела Ниночку в спальню, уложила. Прошло минут пять, десять. На улице снова послышались голоса. Зазвонил звонок.
Анна отворила дверь. Перед нею стоял Андрианов.
- Заходите, Андрей Константинович.
Они вошли в прихожую.
- В чем дело, Андрей Константинович?
Рослый и сильный Андрианов выглядел необычно застенчивым и смущенным.
- Анна Андреевна, но ведь это... это Алексей Ильич.
Но Анна уже вполне владела собой.
- Я знаю.
- Вести в милицию... не совсем удобно.
- Ведите, - сказала Анна. - Не имеет никакого значения, что он мой муж. Хватит уже, Андрей Константинович.
- Разговоры пойдут, Анна Андреевна.
Холодный воздух наползал через выбитое окно в комнату. Анна вздрогнула.
- Сядьте, - сказала она Андрианову. - Я говорю с вами, Андрей Константинович, как секретарь райкома. Как обычно поступаете вы в таких случаях? Ломятся в дом, оскорбляют, бьют окна...
- Оформляем... - Андрианов сидел перед Анной, аккуратно положив на колени руки и покорно глядя ей в глаза. - За хулиганство. Обычно судим...
- Вот и судите, - сказала Анна. - Довольно ему прощать. Оформляйте и судите. Как и всех прочих людей.
Андрианов еще раз вопросительно взглянул на Анну и встал.
- Слушаюсь.
- Да, да, - сказала Анна. - Оформляйте, как и всех прочих нарушителей.
Он опять посмотрел на Анну.
- Тогда я пойду?
- Да, да, - сказала Анна.
Она слышала, как Андрианов вышел на крыльцо и что-то сказал, потом опять послышались голоса, какая-то возня, и все стихло.
Анна пошла в спальню, взяла у себя с кровати подушку, вернулась в столовую, подошла к окну и заткнула дыру подушкой.
LX
Вот и отрезана какая-то часть жизни... У Анны такое ощущение, точно она овдовела второй раз. С одним было счастье, с другим - несчастье. В жизни должно быть и то и другое, теперь и с тем и с другим покончено. Впрочем... Не рано ли отказываться от счастья? Работать в полную меру своей души разве это не счастье? Быть матерью своих детей - разве это не счастье? Быть необходимой людям... Нет, счастья у нее никто не отнимет!
Анна поправила в окне подушку. Больше не дует. Достала из комода рваные детские чулки. Потушила верхний свет, зажгла настольную лампу. Накинула на плечи платок, устроилась на диване поудобнее. Какой уж теперь сон! Взялась за штопку. Удивительно, как у детей рвутся чулки. Не накупишься.
Нет, она правильно поступила, избавив детей от такого отца. Женя все видит и понимает, но и двое младших растут не по дням, а по часам, тоже примечают каждое доброе и недоброе слово. С ними становится все трудней. Ничего не скроешь от их глаз. Суд детей - строгий суд. Сейчас она перед ними права, и всегда должна быть права...
