Явдат Ильясов - Согдиана
И оба потупили глаза, так как знали, что Леопарда живым никогда не взять.
— Ладно. — Зара жадно облизала сухие, растрескавшиеся губы. У нее, быть может от волнения, сразу перестал болеть зуб. — Я… пойду.
Она направилась к хижине, где наяву грезил Спантамано. Мгновение она колебалась. Но затем вспомнила все, что перенесла из-за этого человека, стиснула зубы и решительно вошла в лачугу. Спантамано витал так далеко, что даже не заметил ее появления. Она сухо окликнула его:
— Спанта!
Леопард очнулся и удивленно уставился на жену. Переход от тех необозримых голубых пространств, где сейчас только реяло его воображение, к этой гнусной хижине и к этой дурной, сварливой и глупой женщине был так резок и разителен, что Леопард расхохотался.
— Ну, чего тебе?
— Сдайся Искендеру по доброй воле.
Эти слова, повторяемые Зарой с настойчивостью попугая вот уже несколько месяцев, вывели согдийца из себя. Он так и затрясся от ярости. Ему хотелось ударить жену. Однако согдиец сдержался. Он вспомнил слова Баро: "Брат, не сдавайся", сдвинул брови на переносице и сказал:
— Прочь! — Затем прибавил: — Грязь!
Последний, жалкий, еле видимый волосок, верней, — паутинка, еще связывавшая двух так непохожих людей, лопнула, чтобы никогда больше не соединиться. Зара исчезла, словно ее подхватило порывом ветра.
О Спантамано! Почему ты доверился Дейоке? Разве он уже не обманывал тебя? Смерть! Прошли чередой по этой каменистой, но все же прекрасной земле Паллант, Рехмир, Варахран, Баро и Алингар. Настал и твой черед, потомок Сиавахша.
Уже идут к твоей хижине Тигран и три громадных длинноруких гонца. Разве защитит жалкая дверь, сколоченная из кривых стволов? С треском падает дверь, И все селение слышит этот звук. Слышит Дейока. Слышит Зара. И все ждут, что будет дальше… Они понимают, что присутствуют при убийстве, но молчат. Молчат! Они боятся Искендера. Погибай же, последний из потомков Сиавахша!
В лачуге поднялся шум. Визг Спантамано смешивался с громовым рыканьем горцев и шакальим воем Тиграна. Затем вырвался крик Леопарда:
— Зара!
Быть может, обезумевшему в смертельной свалке Леопарду вдруг показалось, что дочь Оробы была единственным близким человеком в его жизни? Кто знает. Он крикнул «Зара», вот и все. От этого вопля у людей застыла в жилах кровь. Зара сидела оцепенев, словно ее очаровал своими заклинаниями всемогущий маг. Вдруг из хижины, волоча подгибающиеся ноги, показался горец. Он держался обеими руками за распоротый живот. Обнаженные внутренности свисали у него до бедер. Горец сделал три шага и повалился на землю. Шум в хижине усилился.
— Зара!! — снова закричал Спантамано. Женщины бросились вон из селения, чтобы не слышать этот вопль. Но Зара не шевелилась. Она чувствовала себя как в кошмарном сне: надо бежать, но тело не двигается, ноги не слушаются, крик замирает в перехваченном судорогой горле. Из хижины появился второй горец. Держась за окровавленную голову, он поплелся в сторону, присел у стены и зарыдал.
— Зара!!! — донесся изнутри последний вопль Спантамано. Крик перешел в громкое хрипение — «арра-а-а-аххх». Третий горец выскочил из хижины и, дико поводя глазами, помчался к воротам. Затем, шатаясь, вышел весь изрезанный, в изодранной одежде Тигран. Он держал под мышкой что-то круглое, завернутое в леопардовый плащ Спантамано. Из свертка на бедро Тиграна стекала кровь.
Зара не шелохнулась. Дейока несмело подошел к "потомку Сирдона" и прошептал:
— Взял… то, что за пазухой?
Тигран вздохнул тяжело, как уставший на бойне мясник, и бросил под ноги массагета кожаную сумку. Дейока быстро наклонился и схватил ее дрожащей рукой. У него похолодело сердце. Сумка была слишком легкой. Он быстро развязал ее, сунул внутрь пальцы… и вытащил — алмаз? Нет, то был младший брат алмаза, правда, не такой красивый и дорогой — маленький древесный уголек. Тот самый, который Баро привез Леопарду из Согдианы.
Это было единственное сокровище, оставшееся после Спантамано.
На перекрестках Мараканды раздавался грохот литавр, звон кимвалов, пение флейт. Македонцы праздновали победу над Спантамано. Но Согдиана молчала.
Флангиты и гетайры, стрелки и щитоносцы взявшись за руки, плясали вокруг священных костров; к небу взметался из тысяч грубых, охрипших глоток благодарственный гимн в честь Аполлона. Но Согдиана молчала.
Во дворце Оробы, развалившись на багровых азиатских коврах, десяткм македонских и греческих военачальников, персидских, бактрийских и согдийских вельмож смаковали дорогое вино, ели плоды, нежное мясо фазанов и возносили хвалу отпрыску бога Аммона. Но Согдиана, лишившаяся своего сына, скорбно молчала.
Вдруг загудел медный гонг. Все оставили чаши и встали. В длинных восточных одеждах, в золотой короне, украшенной огромными рогами барана, в зале появился, окруженный толпой телохранителей, царь царей Искендер Зулькарнейн. Десятки людей дружно пали ниц. Своды зала потряс единодушный крик:
— Слава Александру!!!
Александр величественно прошествовал к бронзовому алтарю богини Астарты и совершил жертвоприношение вином и плодами граната. Послышался звон серебряных колокольчиков. Тихо и нежно зазвучал хор девушек. Александр сел на трон. Снова загудел медный гонг. Вход зала широко распахнулся; в сверкающем хитоне, красивая и благоухающая, вошла Зара, дочь Оробы. Волосы женщины, умащенные ароматной водой, ярко блестели под красочным венком из живых цветов. На запястьях и лодыжках сияли браслеты. Зара шла быстро; мягко развевались за нею белоснежные ленты и прозрачные складки голубого покрывала, и Зара казалась богиней Афродитой, рождающейся из волн и морской пены.
Она держала в вытянутых руках большое золотое блюдо, накрытое узорным платком. За нею торопливо следовали Тигран, слуга Оробы, массагет Дейока и толпа угрюмых, загорелых сородичей. "Эх, глупец, — подумал Ороба о муже своей дочери. — Чего искал? К чему стремился? Мог бы жить сто лет и радоваться! Сам вырыл себе яму. Через месяц уже никто не вспомнит о Спантамано…"
Александр махнул жезлом. Пение смолкло. Зара подошла к трону и опустилась перед ним на одно колено. Преклонили колени Тигран, Дейока и другие массагеты. Александр наклонился вперед, осторожно приподнял край платка, наброшенного на золотое блюдо, и улыбнулся. Такой откровенно радостной, низменной, не подобающей "сыну бога" была его улыбка, что вокруг сразу наступила глубокая тишина.
Александр уловил в этой тишине угрозу и поднял глаза. Словно холодный ветер прошел по залу — все замерло, потускнело, потемнело там, где мгновение назад от веселых криков буйно колебалось пламя самого большого факела. Хмурился Койнос. Недобро щурился Кратер. Сдвинул брови Аминта. Крепко сжал зубы Мелеагр. Закусил губу Гефестион. Онемел Фарнух. Пусть Спантамано был их врагом. Но врага убивают в открытой битве. Улыбка Александра затронула их совесть; им стало невыносимо стыдно за те скотские вопли, которые они исторгали за минуту до этого.
Но еще более грозным было молчание там, за окнами, за стенами города, по всей долине Золотоносной Реки. Великое молчание. Перед ним и крики на перекрестках и угодливое бормотание Оробы казались жалким писком комара. Через открытые окна в зал глядели мириады сверкающих звезд, и похолодевшему Александру почудилось, что на него смотрят осуждающе десятки Спантамано, сотни Спантамано, тысячи Спантамано, сотни тысяч живших когда-то, живущих сейчас, еще не родившихся будущих потомков Сиавахша. Съежился бледный Тигран. Сгорбились массагеты, уничтоженные собственной подлостью, и Александр отрезвел.
Что делать? Жениться на Заре? Согдиана никогда не простит ему этого. Наказать ее, как наказал Бесса за убийство Дария? Тогда взбунтуется Ороба. Если даже и не взбунтуется, доверять ему будет уже нельзя. А он нужен, очень нужен Александру. Что же делать? Взгляд Александра упал на Дракила. Марафонец не отрывал от Зары своих черных жадных глаз. Позади него пресмыкался рябой Лаэрт. А если?.. Александр судорожно вздохнул, откинулся назад и поднял руку. Люди молча глядели на царя.
— Братья! — Александр обвел всех беспокойным взглядом. — Спитамен убит. Это был храбрый человек, достойнейший из мужей Согдианы. Но он выступил против нас и понес наказание. Вы сами знаете, сколько он причинил зла. Однако вознесемся выше мелочей. Окажем Спитамену посмертную почесть, какую заслуживает потомок Сиавахша. Птолемайос Лаг! Артабаз! Отвезите голову Леопарда в Бахар и погребите на холме, где обитали его прародители.
Птолемайос Лаг благоговейно взял блюдо из рук Зары и удалился.
— Так как дочь достославного сатрапа Оробы, — продолжал сын Филиппа, — оказалась виновницей добра для нас, македонцев, было бы недостойно царя царей обойти ее наградой.
Он отстегнул на груди тяжелую золотую цепь, надел на шею Зары, потом окликнул марафонца:
