Е Жаринов - Нация и сталь
Когда в августе началась война, несколько австрийских 305 миллиметровых пушек находились в Германии. Их "сдал в аренду" Конрад фон Хотцендорф, так как немецкие орудия ещё не были готовы. Крупп к этому времени уже успел выпустить пять 420 миллиметровых пушек, пригодных для транспортировки только по железной дороге, и две - по шоссейным дорогам, однако они ещё требовали доводки. 2 августа правительство потребовало срочно привести новых гигантов в состояние готовности. С начала вторжения немецких войск в Бельгию работа над этими моделями велась круглосуточно. Сами пушки, станки для них, дополнительное оборудование, моторы - все это тщательно проверялось и испытывалось. На случай чрезвычайных обстоятельств были выделены даже бесчисленные упряжки лошадей, артиллерийская прислуга получала последний инструктаж, как обращаться с этим монстром-разрушителем, словно отбитым в бою у самих марсиан.
В ночь с 9 на 10 августа во дворе завода в Эссене собралась огромная толпа людей, похожих на древних охотников, которые решили устроить засаду на огромного мамонта. Одного из железных монстров в разобранном виде начали с великим трудом отрывать от земли, в которую, казалось, он буквально врос. С помощью лебедок, домкратов, рычагов, крана, помогая себе криками, молитвами и бранью, люди вступили в первый контакт со Зверем. Наконец чудовище поддалось и оказалось сразу на нескольких железнодорожных платформах. Паровоз засвистел, звякнули вагоны, и платформы с трудом сдвинулись с места. Спецсоставу дали зеленый свет: он должен был без остановок проследовать до бельгийской границы. Монстра повезли на бойню, чтобы в изобилии накормить его там пушечным мясом.
Эти орудия оказались настолько неповоротливыми и почти не перевозимыми, что поражали какой-то своей бессмысленной самодостаточностью любого случайного зрителя. Они словно были материальным воплощением знаменитой "вещи в себе" И. Канта. За этой огромной стальной материальной оболочкой воплотилось нечто идеальное, например бессознательное самовыражение всего немецкого духа, изо всех сил стремящегося к пангерманизму.
На следующую ночь поезд благополучно пересек границу, но, проехав вглубь враждебной территории на 20 миль, неожиданно встал. Бельгийским патриотам удалось взорвать туннель. Казалось, что немецким войскам не суждено было получить свое секретное оружие. Сама судьба ополчилась против излюбленного детища Густава Круппа и его инженеров.
Злополучный туннель находился в Герберштале, всего в двадцати милях от места боев. Патриоты добились необычайного успеха. О скором ремонте не могло быть и речи. В полночь началась вынужденная разгрузка. Но она оказалась намного сложнее и тяжелее, чем злополучная погрузка в Эссене. У инженеров не было никаких технических приспособлений. Грузовики трещали и ломались под многотонной тяжестью. Решили использовать лошадей, взятых у расквартированного поблизости уланского полка. Упряжь натянулась и с треском лопнула. Пушка в таком состоянии могла стрелять на расстоянии 9 миль, следовательно, протащить стального монстра следовало оставшиеся одиннадцать. И всю ночь люди безуспешно пытались хотя бы сдвинуть гиганта с места. Только в середине следующего дня пушку удалось сдвинуть с мертвой точки. Она, как искусственный динозавр, стала с трудом ползти по земле в окружении целой толпы напрягающихся изо всех сил людей. Лишь ближе к вееру 12 августа удалось добраться до исходной позиции. Жерло гиганта враждебно поднялось к небесам. 200 человек обслуги стали суетиться вокруг орудия, затем, надев на глаза, уши и рты специальные повязки, они разбежались на безопасное расстояние, равное тремста ярдов.
В 6: 30 вечера раздалась наконец команда: "Feuer!" (Огонь!). Электрический спусковой механизм сработал, как часы, началось нечто, подобное землетрясению, и бельгийским солдатам в осажденных фортах Льежа показалось, будто разверзся сам ад. Правда, Большая Берта первым своим выстрелом дала промах на целую милю. Второй же снаряд, выпущенный в самое небо из зияющего жерла, находился в воздухе целую минуту, а затем попал ровно в цель. И лишь несколько мгновений спустя раздался оглушительный взрыв огромной разрушительной силы, и воздух спиралью поднялись куски земли, металла, камни, куски человеческих тел - все это взлетело на тысячу футов вверх.
Людендорф лично наблюдал за тем, как расправлялись с упрямым противником пушки господина Круппа. Неприступные форты раскалывались, как грецкие орехи. В один из них прославленный генерал вошел почти сразу после бомбардировки. Немецким войскам уже никто и не думал сопротивляться. То, что увидел Людендорф, буквально ошеломило его. В развороченном взрывом форте чудом уцелело всего несколько человек. Позднее, в мемуарах, Людендорф так описывал свои впечатления: "В форт угодил снаряд одной из наших 42 сантиметровой гаубицы. Взорвался склад боеприпасов, и вместе с ним все укрепления взлетели на воздух. Несколько бельгийских солдат явно потеряли рассудок, они медленно выползали из-под руин. Вместе с ними я заметил и несколько немцев, которых успели взять в плен ночью с 5 на 6 августа. Все они истекали кровью и покорно шли к нам, подняв руки вверх и повторяя без остановки: "Не убивайте, не убивайте!" Мы не были гуннами и никого убивать не стали". Последней фразой Людендорф явно хотел подчеркнуть свое великодушие по отношению к полностью деморализованному противнику. Гнев бельгийской "спящей овцы" был усмирен.
Новая осадная гаубица Круппа принадлежала к разряду такого оружия, которое лишь много лет спустя догадаются назвать оружием массового уничтожения. Бельгийские солдаты до начала бомбардировки были уверены, что они надежно защищены от вражеских снарядов мощными железобетонными стенами. Но инженеры не могли даже и предположить, какие возможности заключают в себе полу тонные снаряды Большой Берты. Под огромной тяжестью снаряда крыши вскрывались, как консервным ножом, но взрыв происходил не сразу, а несколько секунд спустя, уже внутри укрытия, разрушая с помощью мощной взрывчатки коридоры, туннели и перекрытия подземного бункера на целых тридцать миль. Солдаты горели заживо, задыхались от гари и, как утверждал один очевидец, чудом оставшийся в живых, "впадали в истерику, а некоторые сходили с ума лишь от простого томительного ожидания следующего сокрушительного удара".
После сорокавосьми часовой беспрерывной бомбардировки все четыре форта были превращены в одно кровавое месиво. На один лишь форт Понтиас, который продолжал единственный из последних сил оказывать бессмысленное и героическое сопротивление, Большая Берта выплюнула целых сорок пять снарядов. За стрельбой с церковных колоколен и аэростатов наблюдали корректировщики и направляли убийственные снаряды прямо в цель. Наконец после многочасовой бомбардировки воцарилась по-настоящему мертвая тишина. Ее сменил грохот сапог солдат Первой армии.
В тылу немцы решили перевести своего монстра на другую позицию, к форту Лонсэн через покоренный Льеж. Селестен Демблон, депутат от Льежа, находился в это время на площади Святого Петра, когда вдруг увидел "артиллерийское орудие таких размеров, что даже не верилось собственным глазам. Монстра, разделенного на две части, тащили 36 лошадей. Мостовая сотрясалась. Толпа безмолвно, оцепенев от ужаса, наблюдала за перемещением этой фантастической машины. Слоны Ганнибала, наверняка, меньше удивили в свое время римлян! Солдаты, сопровождавшие орудие, шли, напряженно глядя перед собой, они двигались по площади почти с ритуальной торжественностью. Это был Вельзевул в образе пушки!"
К 16 августа немцы захватили одиннадцать из двенадцати фортов. До последнего держался только форт Лонсэн, но и он должен был пасть, а генерал бельгийской армии, Леман, был взят в плен, когда находился в бессознательном состоянии.
На другой день после падения последнего форта 20я и 3-я армии перешли в наступление. Начался марш первого крыла германских армий через Бельгию. Немцы не планировали наступление раньше 15 августа, поэтому Льеж задержал продвижение германских войск всего на два дня, а не на две недели, как это по ошибке думали все. И решающим фактором здесь, конечно, были осадные гаубицы Круппа, носящие нежное женское имя Берта.
Вельзевулов Круппа в дальнейшем перебросили на осаду Намура, Антверпена и Мёберга. Слава летела на крылах своих впереди орудий, парализуя мужество защитников крепостей, которые предстояло разрушить.
За такие выдающиеся достижения в области вооружения Густав получил высокие боевые награды, хотя на фронте не был ни дня. Высокие награды он получил из рук самого кайзера и хотя коллекционировать всевозможные ордена и медали он начал значительно позже по сравнению с Альфредом и Фрицем, но темпы, в отличие от именитых предшественников, оказались необычайно высокими: почти каждый месяц приносил Густаву какое-нибудь новое награждение. Наконец дело дошло даже до Железного Креста Первой степени, которым обычно награждали лишь тех, кто проявил беспрецедентное мужество на полях сражений. Для сравнения отметим, что бравый капрал Адольф Гитлер из 16 Баварского резервного пехотного полка удостоился подобной чести лишь в 1918 году после четырех лет безупречной службы, двух тяжелых ранений и захвата в плен пятнадцати вражеских солдат без какой-либо посторонней помощи.