Сергей Солоух - Шизгара
Однако, увы, герои нашей авантюрной истории не читают рукописных плакатов, не следуют советоам, не верят чужому опыту, именно сие их свойство и объясняет такое обилие прошлых и будущих неприятных положении и главное, попыток выйти из них с выгодой.
Впрочем, пора уже от общих рассуждении переходить к все поясняющим примерам.
Итак, Евгений вновь посетил общежитие физического факультета Новосибирского государственного университета и вновь (в который уже раз) огорчил моветоном, не расщедрился ни на "доброе утро", ни на "извините", ни даже на "покедова".
Правда, когда подходил он к серой пятиэтажке, не контролируя после акта изъятия ноги и мелко дрожавшие руки, едва ли кто-либо, включая Евгения, мог предположить, что его покорность судьбе, жертвенность, благородная готовность еще раз унизиться, уронить свое достоинство вновь показаться перед свидетелями и соучастниками вчерашних и позавчерашних мерзостей, черных дней его жизни, решимость войти в их дом, и не с чем-нибудь, а с просьбой, постыдной во всех отношениях, обернется очередным нарушением правил поведения, жертвой которого окажется чистая душа Мишка Грачик.
Да, Штучка готов был страдать, но насладиться его покорностью судьбе никто не пожелал. Во всяком случае. на настойчивый стук в дверь (почему-то закрытую, наружную) в комнате триста девятнадцать никто не прореагировал. Вот где, в длинном и темном коридоре, неправедная мысль поразила Евгения. Соблазняя себя легкой добычей и самому себе давая клятву немедленно (сразу, как только, при первой же возможности) почтой (телеграфом) вернуть награбленное. Штучка, с лицом, его (как носителя гнусного замысла) изобличавшим совершенно, завалил в ближайшую открытую комнату и, не стесняясь двух студенток в линялых халатах, к членораздельной речи плохо способным языком попросил:
- Линейку железную, пожалуйста. Линию провести.
Гибким металлическим концом миллиметрами размеченной селедки Евгений отодвинул защелку и ..
И испытал неприятное потрясение, позорную слабость, обнаружив в проклятой комнате товарища своего и земляка, Мишку Грачика. Хозяин и безумная его подруга исчезли, а Лысый остался, лежал под своим одеялом, выпростав в большой мир к людям за прошедшие три часа всего лишь ладонь, левую.
Тут автор и рад бы смягчить бессердечность nocтупка некоторыми сомнениями негодяя, но, увы, увидев беззащитность ближнего, Евгений оправился от растерянности, проворно раскрыл чужую сумку, достал "адмиралтейский" бумажник и в мгновение ока освободил его от всех сбережений бывшего токаря завода "Электромашина".
Итак, Модильяни был куплен, чему поочередно удивились сначала Вадик Каповский, а вслед за ним доктор Лесовых. В три часа Купидон разбудил на диване в уголке прикорнувшую Мару и повел через лес в клинику. Он терялся в догадках и хотя вид имел обыкновенный - наглый и самодовольный, но прежней всесильности не испытывал и потому проявлял подозрительность.
- Сумка-то тебе зачем? - спросил, раскрывая дверь и приглашая на выход.
- Там смена,- не задумываясь ответила Мара, повергнув, как справедливо подмечал врач-гинеколог, ценитель удивительного итальянца, невежественного Вадьку в растерянность и даже уныние.
В половине пятого доктор сам вывел Мару в коридор и усадил в кресло.
- Скажите,- спросила его бестрепетной и холеной рукой освобожденная от тягот материнства девица,- а кроме того, что во дворе, есть еще какой-нибудь выход отсюда?
- Есть,- ответил "профессор".- По коридору направо, там вторая лестница, выйдете торжественно на парадное крыльцо.
- Спасибо.
- Не стоит благодарности.
Спустя час Владимир Ефимович Лесовых зашел в ординаторскую в тишине и покое выкурить вечернюю сигарету, зашел и, к величайшему своему изумлению, прикуривая, увидел во дворе на скамейке явно томящегося в ожидании своего, не сына, не пасынка, как сказать, в общем, Вадима Юрьевича. Доктор выглянул в коридор - в голубоватой пустоте уже намечались вечерние тени. Доктор вернулся к окну, во дворе на скамейке один-одинешенек сидел Купидон и время от времени поворачивал голову то направо, то налево. Доктор постоял, подумал и наконец издал, испытывая необыкновенное, ни с чем, пожалуй, не сравнимое удовольствие, первый, неожиданный, похожий на фырканье смешок. "А" УПАЛО, "Б" ПРОПАЛО
Ну что ж, как справедливо полагали дети капитана Гранта, кто хочет, тот добьется, а кто весел, тот непременно посмеется. Итак, под музыку Исаака Дунаевского заканчивается для Штучки и Мары сибирская часть нашего невероятного приключения. Ночь одна возлюбленная пара провела порознь. Мариночка зa небольшую мзду (пять рублей) - в комнате матери и ребенка Новосибирского железнодорожного вокзала, а Евгений - невдалеке (совсем рядом), у касс дальнего следования. В шесть часов утра (в пять пятьдесят две) у первой платформы затормозил поезд Южносибирск - Москва, четвертый вагон распахнул перед нашими голубками железные двери, и они заняли два, увы, верхних места в разных (впрочем, и на том спасибо) купе.
Пятнадцать минут краткой стоянки истекли, симпатичный чешский электровоз плавно, без рывка стронул с места шестнадцать зеленых вагонов, колеса сделали один оборот, и в этот момент, ни раньше ни позже, на перрон вывалил вслед за взъерошенным пассажиром мягкого вагона безбилетник. Бледный, в надвинутой на глаза, нахлобученной на уши синей шапочке "заяц" кинулся вслед своему лохматому товарищу, колеса стукнули на стыках, беглецы наддали, поравнялись с двенадцатым вагоном и при поразительном попустительстве, даже... даже содействии тощего (в форменной, на зытылок съехавшей фуражке) проводника оба, один за другим, запрыгнули в темный, набирающий ход проем.
Не может быть, повторяем мы, глядя вслед уходящему уже на хорошей скорости поезду. Не может быть, говорим, глазам своим не веря. И тем не менее сие не оптическая иллюзия, обмана нет. В самом деле, мы видели, как Мишка Грачик (в синей, лысую голову облегающей шапочке), рысцой поспешая за Колей Бочкаревым, заскочил в предусмотрительным Винтом не запертый тамбур двенадцатого вагона.
Но позвольте, а как же... как же... астрофизика... второй закон термодинамики... мечта? Что случилось, что побудило Лысого ранним утром второго июня покинуть хвойные, вечнозеленые азиатские просторы, стремительным рывком присоединиться к поезду, увозящему его быстро в чужих руках тающие деньги.
Друзья, только не отчаивайтесь, мечта уцелела, просто обрела brave new incarnation, воплощение и олицетворение. Что же касается всего остального, занимавшего наше внимание на протяжении всей второй части, то печален будет мой рассказ. Понедельник (первое июня) оказался черным не только для Вадика Каповского. Увы, в день защиты детей судьба была безжалостна не только к сычиковскому фетусу.
В этот летний день, теплый и ясный, погибла школьная дружба, но сначала автор лишился взбалмошной и, безусловно, ставшей социально опасной героини. Это печальное (возможно, однако, для несклонной к сантиментам части населения и облегчение несущее) событие на три года разлучило самого сообразительного героя нашей истории с учебниками и честолюбивыми планами, ну а самый упрямый, как видим, бежал за Уральский хребет. Впрочем, иного варианта у него просто не было. Мишка Грачик в любом случае не мог сколько-нибудь продолжительное время оставаться в Академгородке, чужое безумие лишь превратило его бегство в беспорядочное, неизбежность же расставания с землей сибирской определилась вне всякой связи с диким, но, в общем-то, логичным поступком Алисы, определилась в тот самым момент, когда Лысого второй раз поймал студенческий комендант общежития физического факультета Андрей Мирошниченко.
Итак, уважаемые читатели, любители российской словесности, позвольте обратить ваше внимание на мелочь, деталь, эпизод, в суете предыдущей главы в общей картине дел и свершений подобающего места, к сожалению, не занявший. Смотрите, вот потерявший совесть и стыд Штучка роняет капли пота у запертой двери с номером 319, слизывает соленые бусинки с верхней губы и в алчном нетерпении нащупывает холодным металлическим концом линейки клиновидный язычок замка, чик-чик, звякает железо о железо, щелк, разделяет линейка врезную и накладную части замочного механизма, скрип, отворяет сезам закрома... Евгений выпрямляется, выпускает из рук ненужную железку и скрывается в темноте открывшегося прямоугольника, а ему в спину... да-да... прямо между лопаток (между третьим и четвертым спинными позвонками) глядят, провожая, два женских, тревожно горящих глаза.
Кто это? Это Наточка Журавлева осторожно выглядывает из-за масляной краской крытого косяка. Натуля, девочка-первокурсница (одна из двух знакомых нам обладательниц линялых халатиков и домашних шлепанцев). Она, щедрая, одолжила злоумышленнику "линейку линию провести" и не удержалась, пошла ненавязчиво (из укрытия) полюбопытствовать, а какую именно линию задумал провести такой милый, но нервный незнакомец.
