Виктор Лихачев - Кто услышит коноплянку
- Почему в некотором? Ах, она смеется, негодница! И все- таки не все у тебя сходится. Как можно одновременно восхищаться и жалеть? Вот на моем примере объясни, пожалуйста.
- Хорошо. Не восхищаться тобой нельзя, согласен?
- Слушай, говори серьезно.
- Я очень даже серьезно. А как не жалеть? Работаешь дни и ночи напролет, все бегом. - Потом добавила тихо: - Тебе наследник нужен, Смок. Твоя копия. Ворон No 2. Сказала - и пожалела, что сказала. Поняла, что наступила на больное. Тогда Воронов замял разговор и быстро ушел. И вот теперь Киреев. С первого дня их знакомства Михаил не переставал удивлять ее. Когда же Софья узнала о его болезни, пришла и жалость. И, представляя его в пути, рисуя себе все невзгоды Киреева, Софья чувствовала, что жалость эта крепла с каждым днем. А восхищение? Его еще не было - Воронова считала поступок Михаила безрассудным и потому не могла им восхищаться. Но кто знает, что могло быть завтра?
Наталья Михайловна о чем-то переспросила ее.
- Простите, Наташа. Что вы сказали?
- Я говорю: пойдемте к Бобровым. Вы почитаете телеграммы, заодно расшевелим Лизу, успокоим Иру.
- А удобно будет?
- В самый раз. Показались - и исчезли. Негоже так... Ира обрадовалась их визиту, но было видно, что она чем-то расстроена. Лиза спала, и женщины, стараясь двигаться как можно тише, прошли на кухню.
- Слушай, Ирэн, у тебя есть что выпить? - неожиданно спросила Наталья хозяйку квартиры. Та даже растерялась:
- Есть. Водка. А что?
- А то, что нам пришла пора расслабиться.
- Нет, если вы хотите... - растерянная Ира полезла в холодильник.
- Что значит "если вы хотите"? Это и тебе, дорогая, надо. Посмотри на себя, одни глаза на лице остались. Софье Николаевне тоже расслабиться не помешает.
- Мне? - пришло время удивляться Вороновой.
- Как говорил наш общий друг Киреев, дай ему Бог выздороветь, случайных встреч не бывает. Мы, трое, - встретились. Разве за это не стоит выпить? Во-вторых, хватит нам, Софья Николаевна, друг другу выкать. Правильно, Ира?
Ира пожала плечами:
- Как удобно Софье Николаевне.
- Ир, ты не смотри, что она крутая такая. Мы с ней пять дней бегали по Москве, то я ее к больным водила, то она меня с кем-то знакомила. Хороший она человек. Сегодня всплакнула даже. Пока Наталья говорила, Ира достала бутылку, соленые огурцы, быстро нарезала колбасы.
- Извините, обед мы съели, а ужин я еще не готовила.
- Ирочка, тебе ли извиняться? Ну что, девоньки, за дружбу? Они выпили.
- Давно я водки не пила. Витя ругаться будет, - первой нарушила молчание Ира.
- Не бери в голову. Мы ведь не железные, правда? Он у тебя классный мужик. Понимает, что современной женщине без расслабления не выжить.
- А я и не спорю. Честно скажу, нервы ни к черту стали.
- И никакая я не крутая, - подала голос Софья.
- Крутая, крутая, - не сдавалась Наталья.
- Не крутая. Вот дядя у меня - это да. Крут был. А зато отца моего весь Старгород уважал. Софья весь день ничего не ела. В голове после первой рюмки зашумело. Ей было просто и хорошо с этими женщинами, но хотелось, чтобы и они уважали ее, как она уважает их. Уважали не за машину, красивое лицо, одежду, связи, а за то, что есть у нее в душе. Но первая мысль, что пришла в голову, была об отце.
- Да, мне Михаил о нем рассказывал, - сказала Ира. - Говорил, что они земляки.
- Девчат, это все хорошо, но между первой и второй перерывчик небольшой. Мой муж так любил говорить... Он тоже хороший был человек. Давайте, девочки, помянем наших близких. Помянули. И только тут Софья вспомнила:
- Ох, ненормальная я.
- А в чем дело, Соня?
- Я же на машине. Как теперь поеду?
- А зачем ехать? - Голос Иры звучал теперь куда увереннее. - Витя сегодня на шабашку в один подмосковный поселок поехал. На выходные. Места хватит. Я, правда, не знаю, может, тебя кто дома ждет?
- Нет, никто. - Софья явно не ожидала такого предложения и растерялась. - А это будет удобно?
- Конечно, удобно.
- Хорошо, я только сейчас домработнице позвоню...
- А говорит, не крутая, - подмигнула Наталья Ире.
- Михайловна, что ты к человеку пристала?
- Это я из зависти. Я тоже хочу остаться здесь ночевать.
- Здорово, - по-детски обрадовалась Ира. - И с Лизой пообщаетесь, и мы наговоримся.
- А у меня тост, - вдруг сказала Софья. - Есть еще водка?
- Есть, но если надо, мы еще сбегаем, - разливая, заметила Наталья.
- Ох, и заводная ты, - восхитилась Ира. - Говорите... говори, Софья.
- Наташа, Ирочка. Вы очень хорошие. Если вы подружитесь со мной - я буду счастлива. Если вы позволите хоть немножко быть вам полезной, помогать вам, делить с вами горе и радость - это было бы честью для меня. Простите за сумбур, за громкие слова, но я действительно рада, что Бог меня свел с вами, с Лизой, Михаилом Киреевым. Раньше для меня жизнь была одним большим наслаждением. Вот ты, Наташа, сказала, что я крутая...
- Соня, солнышко, я пошутила...
- Нет, нет, ты все правильно сказала. Только это не крутость была, а глупость. Я на людей как на вещи смотрела. Красивые в одну сторону, некрасивые - в другую. А красивое чаще оказывалось пустым блеском. Как от стекляшки. Порхала я, одним словом, свет этот стекольный искала. Теперь понимаю: главное то, что в душе у человека.
- Правильно, Соня. Умница, - одобрили ее Ира и Наташа.
- Я знаю, это очень банальные слова, но они искренние. Теперь о самом главном. Там, в комнате, спит Лиза. Где-то идет по проселочным дорогам Михаил. Я знаю, каждый из них борется как может. Я хочу выпить за то, чтобы они поправились. Чтобы мы помогли им в их борьбе. Ира заплакала. Опустила голову Наталья. Затем встала и поцеловала Соню. И сказала почти одними губами:
- Ты - человек. Ира, вытирая слезы, тоже подошла и поцеловала Воронову. Все трое обнялись.
- Все-таки мы, русские, слишком сдержанны в проявлении своих чувств. Когда трезвые. Поэтому пить нам надо обязательно, - стараясь скрыть смущение, сказала Наталья. Она и Ира выпили свои рюмки, Соня осталась стоять, словно замерев.
- Сонечка, такой тост хороший, что ты не пьешь? - спросила Ира.
- Можно я одно стихотворение прочитаю? Это будет как вторая часть тоста.
- Что ж ты нам не сказала? Ира, давай еще по маленькой.
- Не много ли? - слабо запротестовала Боброва. Но Наталья, словно не услышав ее, разлила остатки бутылки по рюмкам.
- Вот, как раз.
Соня стала читать: Я пью за здоровье не многих,
Не многих, но верных друзей, Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней. Я пью за здоровье далеких,
Далеких, но милых друзей, Друзей, как и я, одиноких
Средь чуждых сердцам их людей. В мой кубок с вином льются слезы,
Но сладок и чист их поток, Так с алыми - черные розы
Вплелись в мой застольный венок. Мой кубок за здравье не многих,
Не многих, но верных друзей, Друзей неуклончиво строгих
В соблазнах изменчивых дней. За здравье и ближних далеких,
Далеких, но сердцу родных, И в память друзей одиноких,
Почивших в могилах немых. Потом они долго-долго говорили. Наталья рассказала о том, как погибли ее муж и сын. Боброва и Воронова внимательно слушали подругу. Когда Наталья умолкла, заговорила Ира:
- Теперь мой черед о своей беде говорить. Наверное, хорошо, что вы пришли, что мы посидели так душевно. Мне легче стало. Правда, легче. А теперь слушайте. Прихожу утром в комнату Лизы, хотела кое-что взять для стирки. А она не спит. Сидит на кровати, мишку своего плюшевого гладит, а глаза грустные- грустные. Мне улыбнулась и опять мишку гладит. Чувствую, не то что-то. Когда ты, Соня, нам деньги принесла, когда мы об операции заговорили, у Лизы вроде как подъем начался. Даже в том году, когда у нее резкое обострение произошло, она лучше нас держалась. Соня, это ведь отдельная история, как Наташа на нас вышла, вернее, мы на нее. О хосписе у нас речи не заходило. Ты правильно сказала: мы боремся. И, надеюсь, победим эту болезнь проклятую.
- Ирочка, может, ты преувеличиваешь? И у тебя самой нервы сдали? - перебила ее Наталья. - О хосписе действительно нет речи.
- Я же мать, Наташа. Я своего ребенка... да что там говорить! Ну, вот, я ей - что-то бодренькое, а она вдруг возьми да скажи:
- Мама, надо те деньги, что нам Софья Николаевна принесла, отдать.
- Кому отдать, дочка?
- Другим детям, кому нужнее.
- Что ты говоришь, Лиза? А как же операция? Вот мы этим летом окрепнем, Софья Николаевна обещала тебя в Германию повезти. Представляешь?
- Представляю, - как-то равнодушно сказала Лиза. - Но я... Ты только не огорчайся, мамуля, но... Я не доживу до осени...
Вы не представляете, девочки, что со мной сделалось. Она тихо так сказала, а во мне все будто оборвалось.
- Лиза, - говорю, - ты почему меня пугаешь? Не говори так больше. И с чего ты это себе в голову взяла?
- Мне сказали.
- Сказали? Кто?
Она ничего не ответила. Вот такие у нас дела. Ира замолчала, опустив голову. Наталья и Софья переглянулись. В это время из комнаты донеслось:
