Антон Чехов - Том 18. Гимназическое. Стихотворения. Коллективное
Материал для лингвистической атрибуции дает корреспонденция из Глухова, являющаяся пародией на газетные отчеты о заседаниях. В ней обнаруживаются лексические и синтаксические параллели с другими произведениями Чехова, представляющими собой разного рода стилизации («статьи», «рассуждения» и т. д.). Очевидно, что следует исключить случаи, где причина сходства — в устойчивости языковых формул самого пародируемого материала (типа «Почтенный гласный предложил»). Но в языке атрибутируемой корреспонденции есть факты, которые не могут быть возведены к шаблонам какого-либо стиля и которые по своим лексико-синтаксическим свойствам обнаруживают сходство с индивидуально-чеховскими речевыми образованиями. «Гласный, г. Смысломалов (наш Демосфен) успокоил гг. гласных, доказав, что в Глухове нет ни искусств, ни наук, а чего нет, того нельзя упразднить». Ср. в чеховском «Съезде естествоиспытателей в Филадельфии»: «Он сказал, что, не будь обезьяны, не было бы людей, а где нет людей, там нет и преступников». «Гласные постановили: науки и искусства, за неимением оных, не упразднять и на предметы сии сумм не ассигновать; изобрести что-нибудь другое для упразднения» («Корреспонденции»). — Ср. у Чехова: «Всего сего достаточно, чтобы сделать вывод: кабаков не упразднять, а относительно школ подумать» («Что лучше? Праздные рассуждения штык-юнкера Крокодилова», 1883).
В тексте «Корреспонденции» есть слово «мудросмиренный». Сложные прилагательные, образованные по этой модели, характерны для Чехова: блаженно-смиренномудрый («Задача», 1884), сладострастно-знойный («Отвергнутая любовь», 1883), высокомудр («Торжество победителя», 1883) (ср., впрочем, «смиренномудрый» у В. О. Михневича в его кн.: «Мы, вы, они, оне. Юмористические очерки и шаржи». СПб., 1879, стр. 237).
Фамилия одного из гласных «Корреспонденций» — Балбесов. В ранней юмористике Чехова много фамилий, образованных от бранных слов: Балдастов, Идиотов, Мерзавцев, Мошенников, Негодяев, Оболдеев, Паршивцев, Хамов. Фамилии подобного типа в журналах 80-х гг. встречаются крайне редко (как последовательно приведенный прием встретилось лишь у И. Мясницкого: Замухрышкин, Прохиндеев, Безрылов). Возможно, правда, что фамилия эта восходит к Балбесову из «Старой помпадурши» М. Е. Салтыкова-Щедрина. Но заимствование фамилии такого типа тоже показательно.
Оппонентом Балбесова выступает гласный г. Смысломалов. Эту сочиненную юмористическую фамилию находим в рассказе Чехова «Перед свадьбой» (1880). Случайное совпадение маловероятно.
Не противоречит утверждению об авторстве Чехова и содержание «Корреспонденций». Явственно ощутимые в них щедринские мотивы (ср., например, об «истреблении наук» и о том, что «науки вообще имеют растлевающее влияние» в «Помпадурах и помпадуршах») характерны и для сатирических зарисовок раннего Чехова. Рассуждения о вреде цивилизации, наук и просвещения он часто вкладывал в уста своих героев. «Польза, приносимая просвещением, находится под сомнением, вред же, им приносимый, очевиден» («Что лучше»). Ср. также: «В Звенигороде, Московской губ., падение наук и искусств» («Календарь „Будильника“», 1882). Само употребление церковно-славянизмов в целях создания сатирической экспрессии — одно из заметнейших качеств стиля Салтыкова-Щедрина[53], нашедшее отклик в стиле чеховской юмористики.
Под общей шапкой — «Корреспонденции» — находится еще одно самостоятельное произведение: «Беседа нашего собственного корреспондента с князем Мещерским».
Кн. В. П. Мещерский (1839–1914) и его газета-журнал «Гражданин» (изд. с 1872 г.) были постоянной мишенью чеховских шуток, всегда очень злых. Мещерский или его газета только в 1882–1884 гг. упоминаются у Чехова более десяти раз.
В том же «Мирском толке», двумя номерами ранее «Беседы», он высмеян в известной чеховской «Библиографии». В «Беседе собственного корреспондента» более 50 строк. В «Библиографии» Мещерскому уделено всего четыре. Но ход мысли в них один. И здесь и там говорится о «благонамеренных» сторонниках князя. И здесь и там речь идет о том, что князь должен сам заботиться о собственной популярности.
Об авторстве Чехова свидетельствуют и некоторые особенности языка «Беседы нашего собственного корреспондента». Характерна для Чехова синтаксическая структура (и структура сверхфразового единства) ее начала: «Я снял свою фуражку с кокардой и вошел в его кабинет. Он сидел за письменным столом» («Беседа…»). Ср. с первыми фразами рассказа Чехова «Опекун» (1883). «Я поборол свою робость и вошел в кабинет генерала Шмыгалова. Генерал сидел у стола и раскладывал пасьянс „каприз де дам“». Еще более характерно для Чехова синтаксическое строение концовки «Беседы»: «Я похвалил проект, выпил рюмку рябиновой и распрощался с князем». Предложение, точно так же организованное синтаксически — с тремя однородными сказуемыми в форме глаголов прошедшего времени совершенного вида, последнее из которых присоединено сочинительным союзом, заканчивает несколько рассказов Чехова — «Справка», «Комик», «Коллекция» и др. Обычно именно таким образом синтаксически построенное предложение завершает диалог. В «Беседе» оно тоже следует сразу же за последней диалогической репликой.
Если бы речь шла о совпадении какой-либо одной конструкции в середине текстов, то подобные наблюдения имели бы меньшую доказательную силу. Но когда совпадает тип синтаксической структуры в началах или концовках, возможность случайности сходства маловероятна. Если есть связь: данное композиционное звено произведения вызывает именно данную конструкцию, то это — определенное индивидуально-стилистическое клише. Можно говорить уже об одном из типов финалов.
3Подпись «Гайка № 101010101», стоящая под рассказом «Ревнивый муж и храбрый любовник», помещенном в № 6 журнала, тоже играет с цифровым обозначением. Но решающим доказательством авторства Чехова является анализ поэтики рассказа.
Сравнение рассказа «Ревнивый муж…» с чеховскими рассказами проводилось следующим образом. Основные особенности поэтики «Ревнивого мужа…» были представлены в виде вопросника-сетки: 1. Фабула и сюжет. 2. Начало рассказа. 3. Характер авторской речи. 4. Речь персонажей. 5. Ситуация — форма выражения. Вопросник был предложен текстам произведений раннего Чехова. Если автором атрибутируемого рассказа является Чехов, при накладывании сетки на его произведения должны получиться совпадения по большинству пунктов.
Заглавием рассказа «Ревнивый муж и храбрый любовник» взято название переводного водевиля-шутки («Ревнивый муж и храбрый любовник». Комедия-водевиль в 1 д. Пер. с фр. Н. Сабурова. СПб., 1850. Существовал также другой перевод — Н. Куликова, см. «Каталог изданий Театральной б-ки С. Ф. Рассохина с 1 января 1875 по 1 января 1912 г.» М. (1912), стр. 150). Этот водевиль шел на сцене Таганрогского театра в гимназические годы Чехова (см.: М. Л. Семанова. Театральные впечатления Чехова-гимназиста. Приложение. Репертуар Таганрогского театра (1872–1879). — «Ученые записки Ленинградского гос. пед. ин-та им. Герцена», т. 67. Л., 1948, стр. 199; то же в кн.: «А. П. Чехов. Сб. статей и материалов». Вып. 2. Ростов н/Д, 1960, стр. 181). Использование названий из репертуара Таганрогского театра, очевидно, хорошо запомнившихся с детства, — один из постоянных приемов раннего Чехова. Такие чеховские заглавия, как «Перед свадьбой» (1880), «Рыцари без страха и упрека» (1883), «Месть женщины» (1884), «Утопленник» (1885), — это названия водевилей, оперетт, шедших в Таганрогском театре в 1872–1879 гг.
Фабула рассказа «Ревнивый муж и храбрый любовник» строится на том, что чиновник, собиравшийся выразить начальнику свое негодование, при первых же звуках его голоса вдруг стал говорить нечто совсем противоположное тому, что собирался. Это совпадает с фабулой двух произведений Чехова того же 1883 года — «Рассказ, которому трудно подобрать название» (написан в феврале — марте) и «Депутат, или повесть о том, как у Дездемонова 25 рублей пропало» (написан в мае). В обоих рассказах, как и в «Ревнивом муже», при виде начальства чиновник начинает говорить и делать не то — мало того, совершенно противоположное тому, что намеревался. Есть сходство и в способе художественной разработки этой фабулы.
Поворот в намерениях чиновника происходит сразу, автоматически. Он не мотивируется и не объясняется автором. Нарочитое отсутствие мотивировки заставляет предполагать, что она не нужна. Этим достигается впечатление полнейшей внутренней естественности для героя-чиновника именно такого поведения и невозможности какого-либо другого. Создается тип социального поведения. То же находим и в двух названных чеховских рассказах. Взятая в более широком плане эта фабула (герой, узнав об изменившейся социальной ситуации, меняет поведение) неоднократно встречается в творчестве Чехова 1882–1885 гг.: «Толстый и тонкий», «Хамелеон», «Братец», «Вверх по лестнице», «Нарвался».
