Владимир Шаров - Воскрешение Лазаря
Сам Строев никогда не забывал, что по крови он смешение этих двух народов. По мнению местного фельдшера, у Строева была застарелая язва двенадцатиперстной кишки, во всяком случае, боли, на которые он жаловался и от которых сильно страдал, начинались у него обычно после еды, да и умер он, как показало вскрытие, именно от прободения язвы. Но Строев с диагнозом фельдшера был категорически не согласен, считал его классово ошибочным. Ученикам Строев (кстати, фамилию он получил по мужу матери) говорил, что стоит пище оказаться в нем, за нее, как и во всем мире, как и во всей стране, начинается страшная, лютая борьба между двумя народами - господами и крестьянами. Начинается гражданская война, и муки ее, корчась от боли, он будет терпеть до конца своих дней.
Последний год жизни Строев часто говорил, что он будто слепок с России, по его болям можно предсказать крупнейшие сражения: и кто наступает, а кто бежит; главное же - ее исход. Действительно, деревенские повторяли Фросе, что многое, особенно что было от них недалеко, на Дону, под Царицыном, даже в Крыму, он предсказывал очень точно. Умер же Строев умиротворенным, тихим, сказал, что больше у него ничего не болит и он уверен, болеть не будет, он отмучился. И вправду, скоро красные победили Колчака и Гражданская война кончилась.
Два следующих человека из пятерки тех, на кого Коля особенно рассчитывал, тоже были найдены Козленковым и тоже сразу получили в квартире по комнате. Отличие одно: первый жил постоянно, второй бывал лишь наездами. Пара состояла из последователя Циолковского провинциального учителя математики Матвея Сигизмундовича Порецкого и старообрядческого монаха отца Иоанна и своим несходством была замечательна. Однако друг к другу они относились с уважением, Колю же по-настоящему любили. Порецкого, насколько я сумел выяснить, Козленков разыскал и привел к Кульбарсову примерно в 1933 году, отец же Иоанн появился в Спасоналивковском позже - примерно за полгода до того, как Дева Мария, отсидев свой срок в инвалидном лагере на Алтае, снова вознеслась на небо.
Коля был тогда готов на все, лишь бы ее разыскать, и думал, что она прячется у старообрядцев, вот Козленков и привел к нему отца Иоанна - монаха, среди староверов очень чтимого. До чего они в тот раз договорились, я не знаю, может быть, он просто сказал Коле, что ни в одном из скитов Девы Марии нет, но не исключаю, что и отец Иоанн верил, что откладывать дальше второе пришествие Христа немыслимо, ведь царство антихриста длится и длится. Так или иначе, он остался, и Коля до конца своих дней считал его среди самых светлых людей, что встретились ему в жизни. Прожил отец Иоанн недолго, в 1946 году он скончался на поселении в низовьях Оби, куда после отсидки в Озерлаге (его пятый срок) были сосланы несколько десятков старообрядческих семей, образовавших в этих гиблых местах нечто вроде сельскохозяйственной коммуны. Отпущен отец Иоанн был умирать, чахотка свела его в могилу через неделю после рождества Христова 7454 года по их летоисчислению, или по современному - 3 января 1946 года. Но с Порецким Коля познакомился раньше, и начну я с него.
Взгляды Порецкого на нашу землю мало чем отличались от взглядов Федорова и Циолковского, а они, Анечка, в Колиных письмах уже излагались. Пожалуй, Порецкий лишь острее на язык. О глистах, клопах, блохах и вшах, мириадах других гадов, от крупных до мал мала меньше - всех этих микробах, инфекциях, недавно открытых вирусах он говорил, что они - прекрасное доказательство, что у Господа, если Он, конечно, есть, незаурядное воображение и мысль, так сказать, кипела и кипит, но что Его мир хорош, разумен - даже заикаться смешно.
Землю он называл провинциальным и бездарным захолустьем, в лучшем случае, детским садом, который нам давно пришла пора покинуть. Произойдет это скоро, говорил Порецкий, не может не произойти, но прежде Вселенной человек должен себя проверить - привести в порядок ту планету, что ему досталась.
Вслед за Циолковским, чтобы уничтожить гадов, Порецкий предлагал прокалить землю вглубь на несколько метров, и тут отец Иоанн однажды ему подыграл, сказал, что потоп, который наслал на землю Господь, был из кипящих вод, чтобы и рыбы, и водоплавающие, если только они не взяты на ковчег, спастись не могли, но, повторяю, сам отец Иоанн смотрел на мир по-другому. Он уже тогда был тяжело болен, бывало, на час заходился в кашле, затем долго отхаркивался кровью, и казалось, что жить ему осталось считанные месяцы. Однако дух сильнее плоти, и отец Иоанн прожил еще почти двенадцать лет, причем восемь из них по лагерям. Не знаю, что сыграло большую роль, вера в Бога или болезнь, но он преклонялся перед Божьим миром, перед его неслыханной и необъяснимой красотой. Достоевский говорил, что красота спасет мир, отец же Иоанн не сомневался, что красота и есть его смысл, его стержень. Красота нравственных добрых поступков и красота природы - все создано Богом, а потому едино.
Большевики и теории, которые они использовали первые двадцать-тридцать лет их правления, были чрезвычайно агрессивны. За минувшие после Никона три столетия старообрядческие скиты хорошо научились оборонять себя от греховной жизни, но новая коммунистическая космогония плюс дарвинизм с его идеей естественного отбора, борьбы всех против всех, благодаря школьным учебникам и земледельческим календарям проникли через ограды, и несколько общин попросили отца Иоанна ответить на возникшие вопросы. Он написал целый трактат. Конечно, полностью я его здесь приводить не стану, ограничусь, Анечка, небольшими цитатами. Их отобрал сам Коля и вставил в письма к Нате, представляя ей отца Иоанна.
Начинал он с того, что в последние годы внутри российских сынов была заморожена любовь к Богу, писал, как копился в них безбожный яд, но до революции он таился, лишь когда пала царская корона, раздался страшный глас, что Бога нет, и под этот сатанинский лозунг встала вся страна. Оказавшись без Бога, писал отец Иоанн о большевиках, они принялись сшивать смешные изложения, что солнце, луна, звезды и земля с полным ее устройством создались как бы случайно, самобытно, без разума. Но мы, писал он дальше, никогда не видели и не слышали, чтобы что-то само собой создавалось, без участия мастера даже горшок не может слепиться, а ведь Вселенная устроена куда более чудесно.
Отец Иоанн писал и об устройстве Вселенной, и о жизни, писал о мириадах бабочек, тысячах цветов, о невозможной красоте, радости и ликовании всего живого перед Богом: "И только что заалеет Восток, зарасцветает весенний день, по голубому небосводу выплывет солнце, разливая златозарные свои лучи, и с тем будто оживет вся тварь, все полевые и огородные злаки, отдохнувши холодностью ночной, небесной оросившись росой, под яркими лучами солнца как бы стоят и красуются, развевая свои естественные зеленности. Птицы, день ощутивши, начинают хвалить невещаными гласами своего Творца. Пернатая мелочь, порхаясь по веткам, гласом жалостным поет, лебеди, гуси и утки с криком плещут по синим водам, как бы ночную проводивши темность, торжествуют настатию дня. Хичные гады и звери, почуявши день, залегают в свои ложи. И наоборот, мелкие, безхищные роды зверьков, освободившись от ночной опасности, свободно збирают насущность себе".
"Радуется настатию дня и люботрудная пчелка. Как только разгорается утренняя заря, так она и спешит облететь сладкоорошенные ночной хладностью цветы, наполняясь медом, а другая обвивши цветной пыльцой ножки, опять летит на свою хитрую работу. Да и человек через пролет ночи, освободившись от тяжести предыдущего дня, в радости духа и бодрении тела снова берется за труд. Спешным шагом идет на злачные поля, веселясь красоте и благорастворительности всей растительности и тучногобзующим диким растениям".
Вот что писал отец Иоанн, и надо сказать, что Коля, кому верить, ему или Порецкому, колебался, то один ему казался правым, то другой. И все же он никогда не забывал, что оба они - часть, законная часть избранного народа, и он их обоих вместе с каждым, кто за ними пойдет, должен примирить и снова собрать. В свою очередь, они понимали, что он трудится ради них, всем хочет только добра, и поэтому - тут сомнений нет - искренне его любили и прощали колебания.
Откуда взялся четвертый член Колиного узкого круга, мне, Анечка, выяснить не удалось. То есть я знаю, что и его привел Козленков, но где он его нашел вот что для меня загадка. Сергей Каравайный явно был не из тех, кто стал бы изливать душу первому встречному. Правда, не исключено, что Каравайный еще со времен Дона по молодости лет был оставлен чекистами, так сказать, на развод, теперь же Спирин решил, что для ГПУ может быть полезно, если он пристроится к Коле, и вывел на него Козленкова. В общем, они с Колей встретились, а через полгода козленковских квартирных обменов уже жили в соседних комнатах. Каравайный советскую власть ненавидел просто люто и, казалось бы, Коле подходил мало. Ведь Коля мечтал о мире и прощении, Каравайный же бредил местью, тем не менее они сошлись.
