Владимир Короленко - Том 9. Публицистика
Проезжая мимо «пожарного сарая», мы видим и самого господина Косткина. В Нижнем он слывет настоящим Лекоком, и однажды я имел сомнительное удовольствие видеть его у себя с понятыми. На сей раз нижегородский Лекок кланяется мне довольно любезно. Мы понимаем друг друга: талантливый «исследователь» найдет всегда то, что нужно начальству. В другое время он мог бы, разумеется, причинить мне неприятности, и я даже не знал бы, что именно обо мне написано. Но теперь, по доносу лукояновских деятелей, воюющих с губернатором, — результаты «негласного дознания» могут быть только в мою пользу… Тем более, что, по слухам, доносы эти поддерживаются жандармским генералом, а с ним H. M. Баранов тоже не в ладах.
Обмениваясь утешительными мыслями о том, как иногда спасительны для партикулярного русского человека распри между начальствующими персонами, — мы едем дальше.
Небольшая деревушка Чеварда — последний поселок по сю сторону леса — имела очень грустный вид в сыроватых сумерках. Лесом мы проехали уже среди густой темноты. Днем здесь производятся общественные лесные работы, о которых скажу кое-что после. Небольшой огонек, светившийся на кордоне, где живет заведующий работами лесничий, да неясно видневшиеся по сторонам клади вырубленного леса — одни только напоминали о том, что здесь днем идут работы, о которых так много говорится и пишется, на которые так много возлагается надежд. Когда, перед отъездом из Лукоянова, я сказал земскому начальнику 6-го участка о цели своей поездки, то С. Н. Бестужев с самым беззаботным, даже веселым видом сообщил мне, что я найду в «Камчатке» картину полного довольства. «О, да там у них был очень порядочный урожай, а теперь еще, вдобавок, идут лесные работы». Об урожае я уже знал, что это совершенно неверно. О работах напрасно старался узнать от господина земского начальника: каковы их размеры, сколько человек может быть занято, каков средний заработок конного и пешего, какое количество хлеба эти работы могут внести в крестьянскую среду, — эти вопросы, даже как вопросы только, были моему собеседнику совершенно чужды. Он глядел на меня круглыми от недоумения глазами и широко улыбался, как будто удивляясь, что можно интересоваться такими пустяками. Впрочем, крайняя беззаботность составляла главную черту, которую этот молодой человек вносил в свои служебные отношения, и мы увидим дальше (см. гл. XIII), как он распорядился, в конце концов, «со всеми этими скучными делами и бумагами». Когда они ему основательно надоели, он их связал веревочкой, некоторые просто изорвал, гербовые пошлины употребил на собственные неотложные надобности, затем уехал куда-то, не считая нужным даже уведомить о своем отъезде кого бы то ни было. Съезду земских начальников пришлось наряжать особую комиссию для разыскания пропавшего делопроизводства целого земского участка. Все эти подвиги были самым официальным образом констатированы впоследствии, но, разумеется, уже и тогда общий, так сказать, характер деятельности господина Бестужева, весьма близкий к тому, что прежде принято было называть «преступлением по должности», — ни для кого не был тайной, и мне нечего прибавлять, что ни сам земский начальник, и вообще никто из лукояновской продовольственной комиссии «за лесом» (то есть во всей огромной Шутиловской волости) не был ни одного раза! Там где-то стучали несколько десятков топоров. Значит, — у него (мужика) есть работа, значит, нужно ему до известных пределов сократить ссуду. Этим определялись взаимные отношения лукояновской «Камчатки» и лукояновской продовольственной комиссии. Понятно поэтому, что я ехал туда без особенного оптимизма.
Часов около десяти перед нами замелькали, наконец, редкие огоньки Обуховки, и, миновав последний спящий ветряк этого большого удельного села, мы выехали по узкой дорожке в поле. Темная полоса лесов осталась за нами. Впереди легкая метель крутила и несла снежную изморозь по обширной равнине залесного края, с его неведомой еще для меня нуждою, и сквозь мглу, на небольшом отлогом возвышении, мигали огоньки Обуховского земского хутора, ближайшей цели нашего путешествия.
«Обуховский земский хутор» — учреждение очень интересное, одно из тех, необходимость и польза которых должны бы, кажется, стоять вне всякого спора. На земле, пожертвованной генерал-майором Григорьевым, в Лукояновском уезде основан сначала «земский хутор», а затем в хуторе в 1886 году учреждена низшая сельскохозяйственная школа. Генерал-майор Григорьев, очевидно, признавал пользу сельскохозяйственного образования в земледельческой стране. Признавало ее и земство, признавало правительство. Григорьев пожертвовал землю, правда, в местности не особенно плодородной. Однако мне кажется, что здесь-то, в этой лесной стране, лишающейся лесов и по необходимости переходящей к земледелию, существование земского образцового хутора и школы могло бы быть особенно полезно. Земство ассигновало на школу определенную сумму — пять тысяч рублей (из доходов хутора и из земского сбора), министерство государственных имуществ прибавило к этому три тысячи рублей (ежегодно) из кредитов департамента земледелия и сельской промышленности. Казалось бы, польза и необходимость учреждения признаны окончательно и бесповоротно, и ему остается только развиваться. Однако… в том-то и дело, что в нынешнем периоде нашей жизни у нас нет уже, кажется, ничего признанного, установившегося, незыблемого, подлежащего только развитию, но никак не упразднению. Недавний «период реформ» ославлен, как период сплошного и бесшабашного отрицания. И однако, не странно ли, что именно в это время насаждено и создано вновь очень много совершенно новых учреждений, проникло в жизнь много новых начал. Этот якобы «отрицательный» период миновал, и что же? Нет уже прописной истины, которая не подверглась бы сомнению, и даже исконная мораль, гласящая, что «ученье свет, а неученье тьма», ныне весьма оспаривается самобытными философами даже на страницах печатных органов. Года два назад, в горбатовском земском собрании (нашей губернии) гласный и земский начальник г. Обтяжнов выступил против… начального народного образования в земских школах, доказывая, что земская грамотность породила только негодяев, пьяниц и преступников. По странному стечению обстоятельств, г. Обтяжнов в «период отрицания» сам очень ревностно насаждал именно эти школы, в качестве председателя земской управы и школьного попечителя. Но вот «период отрицания» прошел, миновала и мода, увлекавшая иных людей в этом периоде, наступила мода другая, — тот же г. Обтяжнов в наше время отрицает то, что насаждал в разгаре периода отрицания… Это ли не странное, не поучительное противоречие!
Господин Обтяжнов прославился этой своей вылазкой до такой степени, что об нем говорили и газеты, и толстые журналы. Но уже этот шум указывает, что г. Обтяжнов «попал в точку», что он не одинок в России (как, впрочем, оказался тогда одинок в земском собрании), что в самом деле мы готовы были уже усомниться в самой «пользе просвещения»[50].
Мудрено ли поэтому, что усомнились в пользе земледельческой школы. В том-то и дело, что вместо творческой работы над укреплением того, что необходимо укрепить и развивать, мы то и дело вынуждены возвращаться к основному вопросу.
— А что, господа, — скажет кто-нибудь из земцев лукояновского типа, потягиваясь и зевая, — уж не закрыть ли нам эту штуку вовсе?.. — И, смотришь, непременно найдутся приверженцы «закрытия», и «штука», подлежащая развитию или преобразованию, заболевает смертельной болезнью неустанного страха за свое существование… Какое же тут возможно «совершенствование и процветание»?
Обуховский земский хутор еще в прошлом году пережил именно этот смертельный период. Кому-то что-то не понравилось в учреждении, которое и существует-то без году неделю. Казалось бы, речь может идти о необходимых улучшениях. Но речь шла именно о закрытии, о котором очень серьезно рассуждала целая комиссия. Нашлись на этот раз люди, которым удалось отстоять школу. Характерны, однако, основные мотивы, руководившие комиссией в ее решении. Она нашла, что закрытие школы было бы еще… преждевременно!
Преждевременно! Не правда ли, что такое решение можно принять разве только зевая, собираясь «на сон грядущий» и именно от скуки. Предполагается, значит, что скоро станет «благовременно» закрывать, а не увеличивать число земледельческих училищ и образцовых хозяйств в земледельческой стране. Подумать только, какую громадную пользу могло бы принести существование «земского хутора» хотя бы теперь, в голодный год, — сколько лошадей оно могло бы прокормить, какую оказать помощь населению, какими неизгладимыми чертами запечатлеться в памяти окрестного крестьянства, сколько разрушить застарелой косности и предрассудков!..
