Валериан Скворцов - Гольф с моджахедами
Мне нравилось помнить экзотические места в разных городах.
- Всего два окна, пластиковый козырек и бордюр у трамвайной линии, через который на машине не переедешь. Возле станции "Барселона"... Так?
- Договорились, - сказал он. - Что еще?
- Еще человек христианского вероисповедания. Один. На вечернюю службу в православной церкви на авеню Мухаммеда Пятого, возле банка... Пусть придет и молится. После службы приметит араба, с которым на выходе будет разговаривать европеец. Мне нужно знать, куда пойдет и что будет делать до завтрашнего дня, вплоть до отъезда из Туниса в Сус, православный араб, с которым я переговорю... И на чем он уедет - на поезде или автомобиле. Если автомобиль...
- Сообщить тебе номер, - сказал Ганнибал. - Сейчас пятый час. Поздно... Если поработает женщина, католичка, согласен?
- Ты настоящий друг, - сказал я. - Назначь ей сам почасовую оплату. Я возмещу...
- Возместишь и с комиссионными для меня... И вот ещё что. Какой, ты говоришь, храм, православный? Есть два в городе. Греческий и русский. Так какой?
- Русский. На Мухаммеда Пятого.
- Записано... Будешь ещё говорить с Дзюдзюик?
Ну вот и напомнил имя вдовы и жены, подумал я и сказал:
- Поцелуи и поцелуи! Мне бежать нужно...
Я старался подражать британской школе в интерпретации Йозефа Главы. Кое-какой план и систему поддержки я родил.
Пора было и на молитву.
Опираясь на палку, я тихонько выскребся, иначе не скажешь, из гостиницы. Когда я сворачивал с улицы Шарля де Голля на просторный бульвар Хабиба Бургибы, начинало темнеть.
В сумерках, если напрячься, в столице любой бывшей французской колонии можно представить себя на бульваре другой такой же. Я любил Сайгон... Особенно под вечер, когда мы трое - отец, мама и я - шли на работу в гостиницу "Каравелла" по авеню Шарнэ, на которой волнами зажигались лампионы, а между камфорных и тамаринговых деревьев загустевали фиолетовые тени. На рассвете они истаивали во влажной духоте, бульвар казался загаженным, оборванцы, дремавшие на газонах, походили на кучи мусора. Харбинские балалаечники, прощаясь, один за другим исчезали в протухших переулках... Днем мы спали, и город я толком рассмотрел только пятнадцать лет спустя, болтаясь по улицам и бульварам, которые не узнавал. Новые дома, вместо французских - вьетнамские названия, и я в дурацкой форме, с карманами, полными странных денег - по цвету и форме гибридов пиастров и долларов.
Я давно не бродил просто так по какому-нибудь городу. И теперь выжимал все возможное для глаза и слуха из тунисских Елисейских полей - бульвара Хабиба Бургибы. Глазел на освещенные зевы кафе и ресторанов, на подсвеченные этажи гостиниц над сплошным строем каштанов, на привлекательных женщин и франтоватых мужчин, с удовольствием ощущая, как и сам становлюсь капелькой этого пузырящегося коктейля. В лавке "Прилавок средиземноморских благостей" я купил кулечек орехов, обжаренных в масле и покрытых медовой глазурью, и вдруг вспомнил, как канючил банановое мороженое с лотков на велосипедных колесах на вечерней авеню Шарнэ. Мороженое возбранялось: неизвестно, из чего намешано... Понос, как и наши "плохие" документы, таил опасность: утрату мобильности и расходы на лекарства.
Новгородский стиль православного храма на авеню Мухаммеда Пятого на удивление гармонировал с четырьмя кряжистыми пальмами и банковской стеклянной высоткой, расчерченной в клетку стальными рамами.
Служба уже шла, когда я вволок негнущуюся ногу по крутой лесенке на паперть и вошел внутрь церкви. Притвора в ней не устроили, наверное, из-за тесноты. Электричество вполнакала и огонь дешевых стеариновых свечек высвечивали восемь-десять спин, в основном, женских. Молились на коленях. Некоторые - постелив на цементный пол коврики, вроде тех, которыми пользуются в мечети. Батюшка в подпиравшей стриженый затылок ризе простирался впереди всех перед амвоном.
Никто не оглянулся. Перекрестившись, я приступил к осмотру паствы. Объект в синей куртке с английской надписью на спине "Сусский гольф-клуб Эль-Кантауи" горячо молился под лампадкой у правой солеи. Спортивная подготовка помогала ему сгибаться и разгибаться без видимого усилия ещё раза три, после того как все делали один поклон. Но его лица я не видел. Только дужки от очков.
Батюшка исполнял обязанности и дьякона, а служкой выступала девочка лет восьми - в облачении, вероятно, придуманном священником же. Присмотревшись, я заметил, что подсвечники сделаны из снарядных гильз от башенных орудий, вынесенных, вероятно, восемьдесят лет назад с боевых кораблей, пришедших в Бизерту. Среди икон, как и повсюду у православных на чужбине, преобладал Николай Угодник...
День за узкими окнами погас окончательно. Время от времени выключали и без того скупое электричество, светили только свечи и лампадки перед иконами. Мистический мирок, занесенный в Африку из заснеженной России... Девочка протянула мне свечу. Начиналась панихида.
- Как тебя зовут? Ты чья? - тихо спросил я по-русски.
- Галя... Дочь батюшки.
- Попроси на меня не пенять, что я на ногах молюсь... Не гнется одна.
- Вас Господь простит.
На медном подносике, куда я положил деньги за свечку и на храм, надписью под старославянскую кириллицу значилось: "Эскадренный миноносец "Жаркий".
Я помолился, по грешной привычке, особняком:
- Заступник мое еси и прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него. Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя... Оружием обыдет тя истина Его. Не убоишися от страха нощного, от стрелы летящия во дни...
Агент гольф-клуба встал с колен, положил несколько монет на поднос на столике в углу и попятился к выходу. Я аккуратно тронул рукав синей куртки.
- Служба ещё не кончилась, брат, - сказал я агенту по-французски.
"Проволочная" оправа его очков в форме бабочки выглядела женской. Стекла замутняли глаза, я их не видел в полумраке. Улыбка обнажила огромные десны цвета тухлого мяса. Будто он имел четыре губы. С узкими щучьими зубами между ними. Больше ничего примечательного. Никакое лицо. Совершенно спокойное. Он просто выжидал, что дальше.
- Вас зовут Ваэль эль-Бехи?
- Да. С кем имею удовольствие?
В Тунисе я решил оставаться французом до конца поездки и сказал:
- Риан. Я знакомый... назовем это так... Цтибора Бервиды.
- А полностью?
- Что полностью?
- Ваше имя.
- Риан д'Этурно.
- Не слышал, - сказал он. И отвернулся.
Поклонившись спине в ризе, он перекрестился и начал отступление к выходу.
Опершись на трость, я наступил здоровой ногой на мягкую, возможно, замшевую, туфлю. Опять улыбка из четырех губ с щучьими зубками между.
- Что вам угодно? - спросил он.
- Ну хорошо, - сказал я. - Цтибор передал мне записку с Кавказа...
- Какую записку?
Мне показалось, что он не прикидывается. Ошибка с наводкой?
- Хорошо. Зайдем с другого конца. Я знаю, что вы ездили на Кавказ и что вы числились в боевом отделении Бервиды, - сказал я.
- Давайте выйдем, - ответил он. - Это святотатство - заниматься такими разговорами в храме Божьем.
Ну вот и признание, подумал я.
Никто из молившихся женщин не обратил на нас внимания, когда он открыл дверь. Ваэль видел, что я хромой, и мог уйти от меня быстрым шагом. Где эта распустеха, обещанная Ганнибалом? Может, оптовик никого и не нашел, в самом-то деле...
- Кто вам сказал, что я здесь? - спросил Ваэль.
С узенькой паперти перед дверью он почти сбежал, вышел через железную решетчатую калитку на бульвар и остановился, поджидая, пока я преодолею ступени.
- Ваш коллега Харудж.
- Нет... Про то, что я в Тунисе... и что меня зовут Ваэль эль-Бехи?
- Цтибор Бервида.
Ваэль думал. Знает уже, что Бервида убит, и взвешивает варианты своей реакции, или не знает и высчитывает, откуда и зачем я мог появиться? Бояться меня он никак не мог. Что сделает "псу войны" инвалид-иностранец?
- Вы должны добавить ещё несколько слов от Цтибора, - сказал он.
О Господи, он не слышал про смерть чеха, уже везение. Оставалось проверить его на Прауса Камерона.
- Цтибор убит в Праге, - сказал я.
Ни одна душа из церкви так и не появилась. Слежка проваливалась. Ганнибал не справился. Дзюдзюик отговорила? У него что же, до сих пор не завелось от неё секретов?..
Ваэль молчал.
- Хотите доказательств? - спросил я.
Он продолжал молчать.
- На руках у меня их нет. Но я видел, как его труп уплывал по каналу...
- Кто? - спросил Ваэль. В его голосе я уловил тревогу.
- Праус Камерон, - сказал я.
- Кто это такой? Как это случилось?
Он хотел спросить другое: "Я что же, могу оказаться следующим?"
Нормально. Наемников, случалось, внезапно убирали одного за другим даже годы спустя после выполненной работы.
Ликуя в душе, я понуро развел руками.
Возможно, вполне возможно, что Ваэль эль-Бехи, или как там его звали, и в самом деле не встречал на своем путаном жизненном пути Прауса Камерона. И все же следовало очкастого проверить: не ловушка ли? Но кто это сделает?
