Валериан Скворцов - Каникулы вне закона
Китайцы держат тебя за хвост, подумал я ему вослед. Ты работаешь, дружок, на них, именно. И поэтому слабо надеешься, что я вернусь живым, хотя в глубине души хотел бы надеяться на другое, на то, что я вообще исчезну. Потому что мой успех будет означать твое освобождение от китайцев, а это - слишком хорошо, чтобы быть правдой. От китайцев никто и никогда не освобождался без их позволения. Даже Марко Поло.
Я улегся в туалетной комнате на кафельный пол и поскородил под ванной ручкой для очистки унитаза.
Пакетик с пленкой, на которую я переснимал документы в квартире Жибекова, исчез.
Камера "ФЭД" в сумке слоновой кожи тоже не нашлась.
Конкурент, которого я ждал, объявился.
3
Кафе "Шале" оказалось цементной ямой, в которую вход обрывался крутой скользкой кафельной лестницей. Оштукатуренная стойка вздымалась под невысокий потолок, и два или три посетителя казались сидящими не за ней, а притулившись возле. Бармен обслуживал, перевешиваясь через прилавок и опуская подносик с выпивкой на узкие полки, вмурованные в стойку. Приняв заказ на "Сибирское светлое", потребовал платеж вперед и сунул банкноту не в ящик кассового аппарата, а брючный карман.
Два американца, по виду нефтяники, скучновато посматривали в мою сторону. Если бы я и захотел, что называется, зацепиться с ними языком от скуки, все равно не смог. В зальце, примыкавшем к стойке с угла, зычный голос в микрофон-караоке имитировал Зыкину, а его с переменным успехом перекрикивал мужской, нудно и гнусаво, словно с минарета, повторявший нараспев и ритмично: "Я хочу, чтоб вино наполняло бокал... Я хочу, чтоб вино наполняло..."
Откинувшись на стуле, я разглядел веселое застолье за уголом. Наемный тамада в дешевом смокинге - как раз он и вопил про желание насчет бокала. Даже в профиль по лицу тамады было видно, что он придуривается и усталое раздражение, еле сдерживаемое ради заработка, перекипает в душе. Он переключился на подобие рэпа: "Какое поистине прекрасное пение! Давайте наслаждаться... Какое прекрасное исполнение! Давайте поаплодируем имениннице..." Аплодировала его напарница, казашка в национальном наряде со множеством блесток и заостренном, наподобие кулька, колпаке с мантильей. Она вдруг закричала: "Тост будет говорить Василий Игнатьич!"
Именинница, кавказского обличья дама в темно-вишневом приталенном платье, прохаживалась внутри столов, сдвинутых буквой "П", и с каждым шагом ощутимо прибавляла звук в микрофоне. "Снегопад, снегопад! Не мети мне на косы..." Вот что она пела. Внезапно застыла и оборвала песню, чтобы спросить напарницу тамады: "Мне что же, так вот по твоей милости и стоять пять минут, пока он говорить будет? Еще чего!" Тамада, подхихикнув работодательнице, покачал головой сокрушенно, извиняясь за сбой подчиненной, и возобновил боевой клич: "Я хочу, чтоб вино наполняло бокал!"
"Наверное, кому следует, мое появление отметили, - подумал я. Последний пункт ибраевской программы можно считать выполненным, пора уходить". И услышал нечто интересное. Василий Игнатьич все-таки влез с заявлением:
- Товарищи, дамы и господа, дорогая Руфима Абдуловна, я уполномочен всеми вашими товарищами и друзьями заявить, что... какое счастье для нашего Дорпрофсожа, я хочу сказать, его коммерческого отдела и всех нас отмечать...
Оказывается, гуляла железная дорога, то есть её столичные снабженцы. Перекупщики и торговые посредники, владельцы буфетов, ресторанов и тому подобного в поездах дальнего следования, вокзалах и станциях. У кого-то из них, может, лично у Руфимы Абдуловны, в одноместном купе и прокатился от Чимкента близ узбекской границы на холодный север в обитом мехом и с электрическим подогревом ящике, куда совали на заглот куриц или кроликов, ибраевский удав. А по какой ещё причине было велено явиться в эту дыру? Посмотреть на людей, судя по тем, кто собрался, а не показывать на этот раз себя.
- Ура! Под этот замечательный, поистине красивый тост и это искрящееся янтарное шампанское снова песня о любви и счастье в исполнении нашей любимой всеми именинницы! Поет только именинница! Я хочу, чтоб вино наполняло бокал! - крикнул тамада.
Плоская и щуплая Руфима Абдуловна с дородным голосом под Зыкину развернулась и прошествовала в моем направлении. Я подумал, приметив безгубый рот, почти кусавший микрофон-караоке, и злые глаза, что тамада получит ровно по счету, без чаевых, да ещё с упреками... И что Руфиму Абдуловну я не забуду и опознаю через сто лет.
- Вставь амортизацию костюмов в счет, - крикнул надо мной бармен кому-то в кухонную дверь за своей спиной. - Шолпан просила. Они женились в них, это личная собственность, износ покрывается Дорпрофсожем...
Торопясь убраться, пальто и ибраевскую папаху я одевал почти на улице, где почувствовал, что мороз отпускает. Шел снег. Я неторопливо прошел сто с небольшим шагом от подвала "Шале" до гостиницы "Турист", не приметив интереса к своей персоне. Вокруг никого не оказалось.
Я не сделал петлю в сторону проспекта Республики, чтобы посмотреть на окно своего номера. Светиться оно не могло. Думаю, Ляззат и Олег выпутывались в эти минуты из того, что я наплел Ибраеву напрямую и каждому из них по отдельности на другого, а они и Ибраеву, и Жибекову - друг на друга. Пока разберутся, успею выбраться за околицу этой стоянки первобытных людей и уйти огородами, чтобы не отследили мой путь ни люди Ибраева, ни люди Жибекова, ни тот, обозначившийся в этой ораве третьим, кто слизал плоды моих фотографических стараний в пентхаузе на девятом этаже "Титаника".
Пистолетик Ляззат, почищенный и смазанный, с полной обоймой я положил в верхний выдвижной ящик тумбочки возле кровати. Приходилось признаваться, что хотелось бы проститься и лично.
Покалеченные "Раймон Вэйл" показывали 8.30 вечера.
Кроме пустой сумки-талисмана слоновой кожи, все остальное я бросил в номере. И только теперь, оглядевшись в ванной комнате перед уходом, приметил, что Ляззат обзавелась собственной зубной щеткой. Я достал из кармана ножик и сделал на ручке неглубокую зарубку. Прощальная романтическая записка, назовем это так.
Кассир, конечно, отсутствовал, и я заплатил за прожитые трое суток и следующие двое вперед администратору. Затем я уточнил порядок регистрации приезжающих и сказал, что непременно зарегистрируюсь утром, поскольку паспорт мне ещё понадобится на центральном телеграфе, куда я сейчас поеду за ожидаемым факсом. Администраторша, приметив отметку о бронировании номера министерством внутренних дел, согласно кивала и позволила воспользоваться своим телефоном.
Начал я с Юсупа.
- Вовремя, Фима, - ответил он, довольно скоро сняв трубку. - Я как раз собирался выезжать к "Паласу". Значит, подавать к "Туристу"?
- К "Туристу".
- Через полчаса буду.
Он разъединился первым. Торопился, наверное. Никуда он не собирался выезжать и теперь бросится одевать штаны и помчится на заправку.
Алматинский номер Матье Сореса ответил его голосом на автоответчике. Оно и к лучшему.
- Крестник, - сказал я по-французски, - вчера в мой номер приходил некто и съел кусок пирога, который я получил навынос, как бедный родственник у богатеньких... Заглотнувший его, не представился, а я постеснялся спросить. Возможно, тоже родственник, с которым не довелось встретиться. Кто бы это мог быть? Позвоню завтра около трех-четырех пополудни, если не затянется встреча сам знаешь с кем.
"Встреча сам знаешь с кем" на жаргоне Шемякин-Рум-Матье означала - "Я в бегах с этой минуты, мобильным не воспользуюсь, выйду на связь обычным телефоном или по почте".
Вышел я из гостиницы вовремя. Юсупа блокировали двое "Жигулей", притершиеся к дверям его "мерса" так, что ни открыть, ни отъехать. Боковые стекла трех машин опущены, над крышами гвалт перебранки.
Забросив через плечо ремень сумки, я открыл дверцу ближней "копейки" и спросил распаленного водителя:
- Конкурент непрошеный?
- Он у "Паласа" стоять должен, - ответил из-за руля человек, который два дня назад на моем путаном пути из ибраевского сизо вызвался допивать вместе в ресторане "Туриста".
Что же, Ибраев слова не держит, хвост не оторвал?
А зачем бы Ибраеву отправлять за мной хвост и раньше, два дня назад, когда я выходил из его сизо? Действительно, подполковник туфты не лепит, а уж агента второй раз под зрительный контакт, тем более, не подставит.
- Слушай, мужик, - сказал я водителю. - Если не отсохнешь от парня в "мерсе", я на тебя стукну. Сдвинься на тройку метров вперед...
- Ты кому командуешь?
- Ну, хорошо, я сажусь к тебе. Поехали...
Я передвинул сумку на живот и провалился в разболтанное сиденье.
- Куда?
- Дом под названием "Титаник" знаешь?
- Триста тенге... И кому же стукнете?
- Езжай.
Он сдвинулся на пять метров. Мы хорошо просматривались теперь водителем второй блокировавшей "мерс" "копейки" и Юсупом в свете фар двух машин.
Я коленом сбил пластиковый сапог водителя с газа на тормозную педаль, вырубил локтем мужичка, по моим расчетам, на полчаса или побольше, а когда я вышел из машины, шофер второй "копейки" сам наскочил на подхват примитивной "мельницей". Шваркнув его о багажник и заломив одну руку, я прошипел:
