Антон Макаренко - Книга для родителей
На другой день Александр внимательно всматривался в лицо нади и заметил некоторые подробности. Под глазами у Нади легли синие пятна. Надя побледнела, была грустна и задумывалась. Александр смотрел на нее с сожалением, но больше всего мучило его желание узнать, что именно произошло вчера вечером.
Володьке он ничего не сказал. Он оставался по-прежнему его другом, вместе судачили о школьных делах, затевали мелкие, незначительные проказы, ловили рыбу и осуждали девочек. Но о Наде все же говорить не хотелось.
Дома Александр с терпеливой и настойчивой энергией тыкался носом во все семейные щели, прикидывался спящим, притаивался на целые часы в кабинете, прислушивался к разговорам отца и матери, следил за Надей, за ее тоном и настроением.
Ему повезло в выходной день. Отец с рассветом уехал на охоту и своим отьездом взбудоражил весь дом. Проснулся и Александр, но тихонько лежал с закрытыми глазами и ждал. Сквозь щели глаз он видел, как полураздетая Надя пробиралась в спальню "досыпать". Она всегда это делала по старой привычке, когда отец рано уходил или оставался на службе на дежурство.
Скоро в спальне начался разговор. Многое не дошло до Александра: кое-что не дослышал, кое-чего не понял.
Мать говорила:
- Любовь надо проверять. Человеку кажется, что он полюбил, а на самом деле это неправда. Масло не покупают без проверки, а наши чувства берем как попало, в охапку и носимся с ними. Это просто глупо.
- Это очень трудно проверять, - еле слышно прошептала Надя.
Потом молчание. Может, так тихо шептались, а может, мать ласково поглаживала Надину расстрепанную головку. А потом мать сказала:
- Глупенькая, это очень легко проверить. Хорошее, настоящее чувство всегда узнаешь.
- Как хорошее масло, правда?
В голосе матери пронеслась улыбка:
- Даже легче.
Вероятно, Надя спрятала лицо в подушку или в колени матери, потому что сказала очень глухо:
- Ох, мамочка, трудно!
Александр уж хотел с досадой повернуться на другой бок, но вспомнил, что он крепко спит, поэтому только недовольно выпятил губы: все у них какие-то нежности, а потом масло какоое-то! Странные эти женщины, ну, и говорили бы дело!
- Это верно, нужен маленький опыт...
И неслышно, как мать договорила. Вот мастера шептаться!
Надя заговорила быстрым возбужденным шепотом:
- Мамочка, тебе хорошо говорить: маленький опыт! А если ничего нет, никакого самого маленького, а? Скажи, как это так: опыт любви, да? Скажи, да? Опыт любви? Ой, я ничего не понимаю.
"Сейчас заплачет", - решил Александр и еле заметно вздохнул.
- Не опыт любви, что ты! Опыт любви - это звучит как-то даже некрасиво. Опыт жизни.
- Какая же у меня жизнь?
- У тебя? Большая жизнь - семнадцать лет. Это большой опыт.
- Ну, скажи, ну, скажи! Да говори же, мама.
Мать, видимо, собиралась с мыслями.
- Ты не скажешь?
- Ты и сама знаешь, не прикидывайся.
- Я прикидываюсь?
- Ты знаешь, что такое женское достоинство, женская гордость. Мужчина легко смотрит на женщину, если у нее нет этой гордости. Ты знаешь, как это легко сдержать себя, не броситься на первый огонек.
- А если хочется броситься?
Александр совсем начинал грустить, когда же, наконец, они будут говорить о том самом вечере. И что такое случилось? Говорят, как в книгах: броситься, огонек!
мать сказала строго и гораздо громче, чем раньше:
- Ну, если уж очень слаба, бросайся, пожалуй. Слабый человек, он везде проиграет и запутается. От слабости люди счастье пропивают.
- А почему раньше было строго? А теперь почему такая свобода: хочешь женишься, хочешь - разводишься? Почему при Советской власти такая свобода?
Мать ответила так же строго:
- При Советской власти расчет идет на настоящих людей. Настоящий человек сам знает, как поступить. А для слякоти всегда упаковка нужна, чтобы не разлезалась во все стороны.
- По-твоему, я слякоть?
- А почему?
- А вот видишь: влюбилась... чуть не влюбилась...
Александр даже голову поднял с подушки, чтобы слушать обоими ушами:
- Чуть или не чуть, я этого не боюсь. Ты у меня умница, и тормоза у тебя есть. Я не за то на тебя обижаюсь.
- А за что?
- Я от тебя такого малодушия не ожидала. Я думала, у тебя больше этой самой гордости, женского достоинства. А ты второй раз встретилась с человеком и уже прогуляла с ним до часу ночи.
- Ох!
- Это же, конечно, слабо. Это некрасиво по отношению к себе.
Наступило молчание. Наверное, Надя лежала на подушке, и ей было стыдно говорить. Потому что и Александру стало как-то не по себе. Мать вышла из спальни и направилась в кухню умываться. Надя совсем затихла.
Александр Волгин громко потянулся, кашлянул, зевнул, вообще показал, что он насилу проснулся от крепкого сна и встречает день, не подозревая в нем ничего плохого. За завтраком он рассматривал лица матери и сестры и наслаждался своим знанием. У Нади ничего особенного в лице не было, представлялась она шикарно, даже шутила и улыбалась. Только глаза у нее, конечно, покраснели, и волосы были не так хорошо причесаны, как всегда, и вообще она не была такая красивая, как раньше. Мать разливала чай и смотрела в чашки с тонкой суховатой улыбкой, которая, может быть, выражала печаль. Потом мать быстро взглянула на Александра и действительно улыбнулась:
- Ты чего это гримасничаешь?
Александр спохватился и быстро привел в порядок свою физиономию, которая действительно что-то такое выделывала, не согласовав своего поведения с хозяином.
- Ничего я не гримасничаю.
Надя метнула в брата задорный, насмешливый взгляд, еле заметно два-три раза качнула головой и... ничего не сказала. Это было довольно высокомерно сделано, и, пожалуй, годилось для вчерашнего дня, но сегодня стояло в оскорбительном противоречии с осведомленностью Александра. Он мог бы ее так срезать... Но тайна была дороже чести, и Александр ограничился формальным отпором:
- Скажи, пожалуйста! И чего ты так смотришь?
Надя улыбнулась:
- У тебя такой вид, как будто ты "географию" сдал на "отлично".
В этих словах сквернула насмешка, но она не успела как следует задеть Александра. Широким фронтом вдруг надвинулась на него география, заблестела реками и каналами, заходила в памяти городами и цифрами. Между ними прятался целый комплекс: и честь, и отец, и "удочка" в третьей четверти, и соревнование с пятым "Б". Сегодня испытание. Александр махнул рукой на сестру и бросился к учебнику.
Но, идя в школу, он все время вспоминал утренний разговор. Воспоминание проходило на общем приятном фоне: Александр Волгин знает секрет, и никто об этом не догадаывается. На этом фоне распологались разные рисунки, но Александр не умел еще видеть их все сразу. То один выделялся, то другой, и каждый говорил только за себя. Был приятный рисунок, говорящий, что сестра в чем-то виновата, но рядом другой то и дело царапал его душу - неприятно было, что с сестрой что-то случилось. И тут же было написано широким ярким мазком все их девичье царство, по-прежнему привлекательное и похожее на высокие белые облака. И без всяких облаков прыгали ехидные карикатуры: эти девушки только представляются, и на самом деле, может быть, Володька и прав. Потом все это терялось и забывалось, и вспоминались слова матери в утреннем разговоре, какие-то слова необычные и важные, о которых все больше и больше хотелось думать, но о которых думать он не умел, а только вспоминал их теплую, мудрую силу. Вспоминал слова о том, как мужчина легко смотрит на женщину. Что-то было в этих словах интересное, но что это такое, он не мог разобрать, потому что впереди торчало большое и близкое слово "мужчина". Мужчина - это он, Александр Волгин. После того разговора с отцом это слово часто приходило. Это было что-то сильное, суровое, терпеливое и очень секретное. Потом и этот рисунок стирался, выступали откровенные подпольные мысли о стыдном, скабрезные рассказы Ильи Комаровского и настойчивый цинизм Володьки Уварова. Но и это исчезло, и опять блестят на ярко-синем небе высокие белые облака и улыбаются чистые, нежные девушки.
Все это бродило вокруг души Александра Волгина, толкалось в ее стены, по очереди о чем-то рассказывало, но в душе сидел только отцовский подарок - мужчина, выразитель силы и благородства.
Александр рано пришел в школу. Испытания начнутся в одиннадцать часов, а сейчас только четверть одиннадцатого. Возле карт уже работало несколько человек. В школьном скверике гулял Володька Уваров и важничал, заложив руки за спину. Неужели он так хорошо подготовил географию? Володька задал несколько светских вопросов о самочувствии, о Сандвичевых островах, о видах на "отлично", сам высказал прпнебрежительное намерение сдать на "удочку" и вдруг спросил:
- Твоя сестра уже вышла замуж?
Александр вздрогнул всем своим организмом и влепился в Володьку широко открытыми глазами:
- Что?
- Ха! Она вышла замуж, а он не знает! Дела!
