Михаил Ишков - Сен-Жермен
Гасто смешался, пожал плечами.
- Не знаю, дорогой Монферра. Мне кажется, тебе лучше остаться без имени. К нему привыкаешь, с ним, в конце концов, миришься, сживаешься, а это вряд ли поможет тебе выжить в этом лучшем из миров. Я смотрю, ты имеешь пристрастие к языкам. Ты их изучаешь во сне? Это полезное в твоем положении занятие. Чему ещё ты хотел бы обучиться?
- Во сне меня тревожит музыка. Иногда краски...
Джованни кивнул.
- Этому тоже можно помочь.
Гасто не препятствовал общению воспитанника с другими людьми, однако по мере сил, ненавязчиво старался оградить его от посторонних глаз. Всякая таинственность, попытка скрыть очевидное могли очень навредить маленькому изгнаннику. Мальчика между делом объявили дальним родственником, ни в коем случае не претендующим на титул великого герцога Тосканского. Козимо III не обращал никакого внимания на маленького Де-Монферра, и интерес публики, тем более слуг к этому молчуну вскоре совершенно угас. К тому же он оказался книжным червем, это обстоятельство совсем охладило любопытство тосканцев.
В четырнадцать лет после нескольких лет домашнего обучения - к тому времени он в совершенстве освоил несколько европейских языков - его записали в Сиенский университет на медицинское и юридическое отделения. Здесь Де-Монферра проявил особое усердие в составлении различных лекарственных препаратов, особенно его занимали тайны химических соединений. Жил Де-Монферра в загородном доме, в Сиене появлялся редко. Обычно профессоров привозили к нему, в чем, в общем-то, не было ничего необычного - многие влиятельные семьи в Италии поступали подобным образом. Чаще всего плод внебрачной связи во избежание огласки отсылался в монастырь или воспитательный дом, однако если родители или испытывающая угрызения совести мать желали дать бастарду возможность выйти в люди, его награждали звучным, ни к чему не обязывающим титулом, давали образование и в конце концов наделяли наследством. В дальнейшем незаконнорожденный отпрыск должен был полагаться на свои силы. При французском дворе подобные молодцы встречались сплошь и рядом, порой они достигали высоких государственных постов. Например, внебрачные дети Людовика XIY - герцог Менский и герцог Шарлеруа-Тулузский - были узаконены, получили титулы и имели серьезное влияние при дворе.
Но никто из этих "детей греха" не испытывал особого почтения к наукам и искусствам, оставляя эти занятия на долю roture*.
Понятно, как поразила подобная страсть, выказанная воспитанником, немощного, рано состарившегося Гасто. Джованни был неисправимым пессимистом. Власть, государственные дела вызывали у него отвращение. Все равно его, не имевшего никаких перспектив сменить отца на троне наследником Козимо являлся его старший сын Фердинанд, - держали поблизости "на всякий случай". Чудесный сад Боболи, напоминавший райские кущи, служил ему особого рода темницей. Несчастному Джованни только и радости было видеть подле себя существо ещё более несчастное, лишенное права на собственное имя, на законное наследство, обладавшее к тому же замечательными способностями во всех тех родах человеческой деятельности, которые одни только были любезны сердцу Гасто.
...Как, впрочем, и мне, вздохнул Сен-Жермен. Его изготовленная на английский манер карета скоро бежала по ровной, усаженной липами дороге в сторону Франкфурта-на-Майне. В экипаже можно было спать, однако и в эту ночь сон не брал графа. Давным-давно миновали дни, когда поражавшие новизной впечатлений ночные мистические бодрствования, которым он в Венеции предавался вместе с мессером Фраскони, доставляли ему истинное блаженство. Какой радостью награждали его часы трансцендентальных мистических откровений! Куда только не забредал он во время подобных потусторонних путешествий! С кем только не доводилось встречаться!.. Теперь и это наскучило. В многознании много печали. Сколько можно свидетельствовать, наставлять, предостерегать? Только воспоминания о герцоге Джованни Гасто до сих пор согревали и облагораживали душу. Уже в зрелом возрасте, после окончания Сиенского университета, когда его сны обернулись погружением в мир пророчеств, поиском собственного пути в жизни, он с разрывом в месяц получил от опекуна три письма. Сен-Жермен уничтожил их сразу после прочтения - австрийские шпионы научили его избавляться от письменных документов. Свой архив граф Сен-Жермен хранил в голове.
Первое письмо он получил в Венеции, куда под именем графа Белламаре приехал после окончания курса.
Тогда была ранняя весна. Сгинули зимние дожди, очистился небосвод, свежим ветерком продуло каналы, избавляя жителей от запаха нечистот и въевшейся в стены домов копоти. Гондольеры приоделись, повеселели жители. По ночам где-то сладко распевали тонкоголосые кастраты - подобное ухаживание очень дорого стоило, однако выглядевший в свои двадцать лет как вполне солидный, сорокалетний мужчина Сен-Жермен более полагался на скрипку и на умение заговаривать собеседницу. Он предлагал даме сыграть в игру воспоминаний. Как бы, например, отнеслись почтенные родители взволновавшей кровь особы к его намерениям? Он говорил и говорил... Если дама оставалась холодна, он интриговал её дивными рассказами, описывая прихоти царицы Семирамиды, пожелавшей развести на террасах дворца сады, или любовные похождения Клеопатры. Случалось, его заносило и он, как бы нечаянно ронял слова: "тогда царица обратилась ко мне и сказала..." но тут же спохватывался и поправлялся: "царица обратилась к главному распорядителю и сказала..." Если же и этот сильнодействующий словесный приступ не приносил результата, он мрачнел, замыкался. Когда же насмешница пыталась развеселить его, ссылался на страшную занятость. Он намекал, что откопал в каком-то старинном замке древнюю рукопись, из которой вычитал рецепт эликсира жизни и теперь занимается его составлением. Ни одна из женщин не могла отказаться от дегустации подобного напитка, которое должно было происходить непременно в таинственной обстановке, в полной темноте, желательно за задвинутыми шторами алькова.
Сен-Жермен глянул за стекло кареты, усмехнулся. Чем объяснить, что третью ступень обольщения ему пришлось применить только в отношении графини фон Жержи, юной жены французского посланника в Венеции? Это была умная, неиспорченная женщина. Ее нельзя было назвать красавицей, графиня уже в ту пору была могуча телом, к тому же отличалась редкой прозорливостью в отношении мужчин. Записным ловеласам, искателям галантных приключений она отказывала сразу и обеими руками держалась за своего старого нелюбимого мужа. Графу пришлось долго забалтывать её. Когда он уже начал терять надежду, графиня, прикрывшись веером, тихо сказала ему: "Не отчаивайтесь, граф, вы мне вовсе не противны". Вот когда он вспомнил привидевшуюся ему во сне легенду об эликсире жизни. Как красноречив он был на следующий вечер, когда явился к ней со склянкой волшебного напитка! Какие тайны открыл он заслушавшейся графине!..
Ах, тот сладкий миг, заставивший её оголить полную, мягкую руку до плеча. Ее низкий, чуть подрагивающий голос.
- Граф, я полагаюсь на ваше слово.
И - ах!.. Она была обольстительна, непосредственна и настойчива. Когда под утро он изнемог от ласк, графиня легонько поскребла его по плечу округлым, розовым ноготком и спросила.
- Граф, где же ваш эликсир? Или вы воспользовались моим любопытством и неопытностью? Это невежливо с вашей стороны.
Отведав пряной жидкости, графиня удивилась.
- Ваше зелье напоминает вкусом обыкновенный китайский чай. Ах, граф, зачем только я доверилась вашему слову. Теперь вы сочтете меня падшей женщиной, вы не будете уважать меня...
- Что вы, графиня. Мерой моей любви может служить рецепт этого чудесного напитка. Принимайте его каждое утро, можно и в полдень, а также вечером, и вы скоро почувствуете, что время для вас остановилось.
Дома его ждало доставленное с верным человеком письмо опекуна.
"... чем тебе заняться? Что я могу ответить!.. Тебе следует исходить из того, что список возможных поприщ, на которых ты смог бы попробовать свои силы, невелик. Военная карьера для тебя закрыта, попытка добиться положения при каком-нибудь европейском дворе тоже. Габсбурги не допустят твоего возвышения, и в любом случае ты можешь оказаться разменной монетой в политической игре. В этом случае тебя не спасет и твоя неземная проницательность. Стать музыкантом - это не для особы царской крови. Сжечь свою жизнь в огне удовольствий, сладострастия, в погоне за наслаждениями? Что-то не верится, чтобы подобное беспутство удовлетворило тебя. Заняться финансами? Опять-таки нет. Деньги - это сила, это могущество. Сильный человек - опасный человек. Так что тебе лучше скрывать источники своих доходов. Тебе следует выбрать что-то безопасное и пристойное. Зачем возбуждать излишнюю подозрительность при австрийском дворе? Выход один вперед, на поиски приключений. Это вполне достойное для дворянина занятие. Лучше прослыть авантюристом, чем постоянно испытывать на себе немигающий взгляд императора Карла VI. К таким людям обычно относятся снисходительно. К сожалению, твои враги умны, их подозрительность не знает пределов, частые перемещения по Европе могут встревожить их. Они могут счесть твои поездки усилиями по организации заговора, подготовкой нового бунта в известной тебе провинции Австрийской империи. Ты будешь вхож во многие высокие кабинеты, принят при дворах, поэтому надо заранее предусмотреть, как избежать внимания тайной венской канцелярии. Чтобы успокоить австрийского зверя тебе следует подмешать к своей охочей до приключений натуре некую тайну. Надеть этакую, будоражащую воображение маску. Что, если тебе прослыть алхимиком или последователем розенкрейцеров или тамплиеров? Может, общество вольных каменщиков удовлетворит тебе? Надеюсь синьор Фраскони ввел тебя в курс дела? Напиши мне с оказией, восхитила ли тебя прелестная легенда об основателе ордена розенкрейцеров рыцаре Христиане?..
