Андрей Курков - Грустный рассказ о природе N 6
- Нет, - ответил я. - У нас тихо.
- Обманная эта тишь! Там, где с виду тихо, там еще больше убивают! уверенно сказал мужик, прихватил двумя руками здоровую пригоршню наград и с усердием стал их раскладывать.
Вечером пришел хозяин, тот, кого мужик назвал рыжим литовцем.
- Вы уже можете заканчивать, - сказал он мне. - Слишком мало берете.
Мы снова прошли в его дом. Выпили чаю с медом, по чарке домашней вишневой наливки.
- Вот ваши, - вручил он мне небольшой бумажный пакет. - А этот ортен в потарок примите, от меня на память. Это мой любимый!
Я начал было вежливо отказываться, но хозяин за долю секунды прицепил его к моей гимнастерке.
- Это хороший ортен, - словно успокаивая меня, сказал он. - Всякое веть может случиться.
"Смерть пережившим почет и свобода", - прочитал я слова на ордене, выбитые под серебряным букетом, состоящим из доброго десятка государственных флагов крупных держав.
- Не беспокойтесь, он не вражеский, он для всех потхотит! Прихотите чаще, я вам новые образцы покажу, вам понравятся!
Пройдя мимо перечеркнутого указателя названия этого странного населенного пункта, я свернул на лесную дорогу и уже без компаса, по памяти, смело зашагал в сторону заставы. На этот раз задание мое было легким и приятным. Один только осадок остался, въелись в мысли слова рыжего литовца: "Раненым - медали, убитым - ордена. Все должно быть по справедливости". Въелись-то они въелись, и из головы никак не шли, но понять смысл сказанного я никак не мог. То есть, смысл-то был ясен, но что-то за этими словами еще было, а вот что? Может, со временем и пойму. Видно не стал я еще солдатом, ведь если б стал, то и мыслей таких не возникло бы.
4
Я шел на заставу. В кармане лежали аккуратно упакованные медали, а на гимнастерке блестел подаренный орден.
Вот уж странно: раньше я полагал, что награды существуют только для награждения. А оказывается, что и героем быть необязательно. Вот ведь взял рыжий литовец и орден мне подарил. А со стороны кто скажет, что этот орден подаренный? Гимнастерка настоящая, стало быть и орден на ней заслуженный. А что, если прав литовец, и не стоят эти регалии из золота и серебра человеческой жизни, крови, самопожертвования. Ведь не за них люди воюют, а за нечто высшее, за Родину, за Сталина.
Свернув на малоприметную тропинку, я сверил по компасу свой путь. С дороги не сбился. Можно идти дальше.
Тропинка петляла, пряталась, пыталась улизнуть из-под ног. По ней, видимо, давно не ходили.
Заброшенные тропы не любят, когда о них вспоминают.
- Стой! Руки вверх! - сбоку из-за дерева выглянуло дуло нагана.
Я остановился, поднял руки. Сопротивляться было бесполезно, тем более, что я был невооружен.
Из-за дерева вышел изможденный мужчина. Лицо в кровоподтеках. Кожаная куртка замазана кровью.
- Откуда? Кто? - он подошел ближе.
- С погранзаставы, - ответил я.
- Красной?
- Да.
- Опусти руки, - мужчина облегченно вздохнул.
Я заметил, что наган он держит в левой руке.
- Комиссар Ижев, - он протянул мне руку с наганом.
Я пожал запястье.
- Уж и не думал наших встретить. Побег - это еще не спасенье.
- А откуда вы бежали?
- Из белой контрразведки, со станции Максатихи.
- Максатихи?! - название станции показалось мне чертовски знакомым.
- Да. Там у белых временный штаб. Какой-то шальной снаряд попал прямо в состав с боеприпасами. От станции одни рельсы покареженные остались. На соседних путях ихний санитарный стоял, так, наверно, с полчаса после взрыва по ветру бинтики кружились. Здорово их бомбануло!
- Это в четверг было?
- Да, - кивнул комиссар. - Суматоха сразу поднялась. Половина беляков сразу в лес драпанула - подумали, что наши наступают. Мы в подвале сидели. Вдруг дверь открывается и юнкеришко кричит: "Быстрее в лес уходите! Скажете, что Несмогов вам спастись помог!" Я бы этого юнкеришку на месте прихлопнул! Но сначала капитана б ихнего. Вот сволочь из сволочей!
Неожиданно комиссар сцепил зубы и прижал руку с наганом к правому предплечью.
- Вы ранены?
- У-гу... наши далеко?
- Не очень.
- Дорогу знаешь?
- Конечно.
- Пошли.
Мы шли медленно. Комиссар то и дело останавливался, оглядывался назад, прислушивался.
- Здесь никого нет! - успокоил его я.
- Нельзя терять классовое чутье и бдительность!
Вдруг он остановился, сошел с тропинки и лег за кустом орешника.
- Живо сюда! - выпалил он скороговоркой.
Я прижался к земле рядом с комиссаром. Было тихо, только ветки потрескивали на ветру.
- Никого же нет? - прошептал я.
- Никого?! - он ехидно скривил губы.
Я напряг слух. С левой стороны действительно надвигался какой-то невнятный шум. Потом раздалось ржание коней.
Где-то недалеко запели песню. Несколько зычных глоток. Пели они не под шаг.
- Казаки! - шепнул комиссар.
...Из-за лесу блещут копия мечей.
Это сотня казаков-лихачей.
Э-ге-гей! Жги! Коли! Руби!
Это сотня казаков-лихачей.
Комиссар ловил языком травинку, щекотавшую ему нос. Он смотрел на нее с такой ненавистью, словно в этой травинке видел всех своих прошлых и будущих врагов. А казаки задиристо продолжали.
...Впереди наш командир удалой,
Он скомандывал "Робя-аты, все за мной!"
Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!
Он скомандывал "Робя-аты, все за мной!"
Комиссару наконец удалось поймать ртом травинку. Он подтянул ее языком к зубам, потом прикусил ее и чуть-чуть приподнял голову. Травинка натянулась как струна, но не отрывалась. Тогда он еще выше приподнял голову. По травинке на землю сбежала капелька крови. Ижев дотронулся пальцем до рта. Палец был в крови. Травинка резанула нижнюю губу по самой середке. Комиссар чертыхнулся, сплюнул кровью. Отпущенная травинка, обмякшая и вялая, легла на землю. А песня еще продолжалась, но теперь она не приближалась, а уже отдалялась от того места, где мы прятались.
...Ня баимься мы ня пуль и ня снаряд,
Разобьем мы весь буден-ноский отряд!
Э-ге-гей эгей! Жги! Коли! Руби!
Разобьем мы весь буден-ноский отряд!
Песня затихла. Казаки пересекли наш путь где-то метрах в пятидесяти от нас, но из-за густого кустарника и деревьев мы их не увидели. Только конское ржание, песня и топот копыт.
- У, гады! - прохрипел комиссар, сжимая наган. - Будь они поближе, попели бы у меня на том свете! Штук пять бы уложил, а там уже и погибать не жаль!
- Бессмысленно, - сказал я негромко. - Мы правильно сделали. Лучше сейчас их отпустить, а потом, когда нас будет больше, разбить их наголову.
- Потом?! - Ижев посмотрел на меня с недоверием. - Откуда тебе знать, что потом будет? А если они поскакали, чтобы село сжечь или расправу произвести?!
Я промолчал.
- Сам-то с орденом. Стало быть не трус, а такое говоришь! - сказал он уже мягче. - Ну, вставай. Пойдем. Далеко они уже.
Мы снова вышли на тропинку и продолжили свой путь.
Застава встретила нас неласково. Окна разбиты, на полу разломанные кровати, доски. Ощущение такое, будто черносотенцы погром учинили.
Солдаты играли в шахматы. Седой капитан просматривал карты военных действий.
Комиссар, ступая по битым стеклам, подошел к капитану и представился.
Капитан кивнул, не отрывая взгляда от карт.
- Казаки? - Ижев рассматривал последствия погрома.
Капитан пожал плечами.
- Нас здесь не было, - ответил он, не глядя на комиссара. - Уходили на ученья.
- А что ж они в бирюльки играются! К бою готовиться надо! возмутился Ижев. - А если снова атака будет?!
- По распорядку дня сейчас личное время и никакой атаки быть не может, - холодно произнес наш командир.
- Да вас под суд надо, под трибунал! Или даже без суда и следствия по законам военного времени! - голос комиссара сорвался на хрип. - Сначала войну выиграть надо, а потом уже в эти буржуйские игры играться!
Капитан отложил карты и хмуро уставился на Ижева.
- Война, товарищ комиссар, - он четко выговаривал каждую букву, - это не временное явление, а перманентное состояние.
- Я знаю это слово, - Ижев почему-то улыбнулся. - А что же, русско-японская, русско-турецкая? Все еще продолжаются?
- Прошло время отдельных войн. Давно прошло.
- Вы - враг народа!
- Не бросайтесь такими высокими, но устаревшими словами. Я выполняю свой долг, подчиняясь установленному порядку и исходя из боевой обстановки.
В комнату вбежал солдат.
- Товарищ капитан! Разрешите доложить! В нашу сторону движется неприятель. От просеки.
Капитан взял со стола бинокль и жестом пригласил комиссара следовать за ним. Они забрались на крышу заставы. Вместе с ними поднялся и солдат, доложивший о приближении неприятеля.
- Забавно! - сказал капитан, не отрываясь от бинокля. - Такого я еще не видел.
- Что там? - нетерпеливо спросил комиссар.
Капитан передал ему бинокль.
- Генералы?! - вырвалось у Ижева.
В сторону заставы стройными рядами в походной колонне шагали генералы.
