Дмитрий Сорокин - Блуждающий лифт, или Больные Связи
- Пять абортов...- размазывая по лицу слезы, Маня вскочила. Истерика захлестнула ее окончательно.
- Молчать, сука! Убью! - я так и не понял, кинулся он на нее, или просто снова потерял равновесие... Маня отпрянула в сторону, пьяный рухнул на диван. Она отскочила к окну, обеими руками за ножки схватила табуретку и со всей силы обрушила ее на голову пытавшегося подняться мужа. Тот рухнул вновь и более не шевелился. Маня выждала минуту, закурила, нервно высосала всю сигарету за минуту, прикурила следующую. Супруг не подавал признаков жизни, из здоровенной дыры в черепе, порбитой углом табурета, натекла лужа крови. Маня достала из шкафа старый плед, накрыла им труп. То, что муж ее покинул бренный мир, казалось бесспорным. Затем она пошла на кухню, а я против своей воли последовал за ней. На кухне она выпила, не закусывая, стакан водки. Затем ванная. Маня сбросила халат, встала под душ. Мне не доставляло никакого удовольствия разглядывание ее увядшего тела, но другого выбора, похоже, не было. Вымывшись, Маня, не одеваясь, вернулась в комнату. Открыла окно. Свежий ветер начал отвоевывать позиции у затхлого воздуха квартирки.
- Да будет тьма. - негромко произнесла Маня и выпрыгнула в окно...
...Медленно открывая глаза, я заново учился дышать, потом видеть, слышать, вставать, ходить, говорить.Я был в том самом учреждении, где и должен был быть..
-Вы просто выпали из лифта - кудахтала какая-то женщина почтенного возраста в то время, как два мужика держали меня под руки, а сам я медленно, но верно приходил в себя.- У вас сердце, да? Скажите, у вас ведь сердце?Я сейчас вам скорую вызову. Скорая приедет, увезёт вас в больничку, а уж там вас,конечно же, вылечат.- уговаривала меня эта престарелая квочка.
- Не надо скорую. Я уже снова жив,- еле ворочая языком, пробормотал я.через пять минут я смогу уйти отсюда без посторонней помощи.
Мужики тут же ушли, и мне пришлось поспешно прислониться к стене, чтобы снова не рухнуть. Только всё та же надоедливая баба упорно навязывала мне своё общество. Пришлось послать. Обиделась и ушла.Через пять минут я гордо вскинул голову,выпрямился, отряхнул одежду и вошёл в кабинет того Начальника,который должен был подписать нужную мне бумагу, для чего меня сюда,собственно, и послали.Он как-то странно посмотрел на меня,но ничего не сказал.Получив требуемое, я раскланялся и ушёл.
Сыро.Метёт снег.Плотно метёт.Под ногами мокро и скользко,ноги разъезжаются,очень трудно идти и держать равновесие одновременно.Навстречу попадаются разные люди,пьяные и трезвые,злые и весёлые,угрюмые и влюблённые.И у каждого- своя жизнь, свои дела и проблемы. И каждый идет по жизни, балансируя на узком лезвии бритвы или на кончике иглы, на горлышке бутылки или на орбите атома урана-235, - это уж что кому больше нравится. А вот в качестве опоры я выбрал несоразмерный со мною шарик авторучки, и с тех пор то ли он, кем-то коварно намагниченный, удерживает меня, то ли я пытаюсь на нём удержаться. Шарик, рабочая деталь моей авторучки.Земля, говорят, тоже шар. Здорово, правда? Этакий примитивный символизм. Ручка принадлежит мне, шарик, соответственно, тоже. А кому принадлежит мир? Легко ли быть его властелином? Наверное, очень, особенно, если не думать о радостях и горестях существ, этот мир населяющих. Мне легко повелевать героями моих книг, потому что кроме этих книг они существуют лишь в моих снах. А кому снимся мы?..
Итак, если пятую неделю идёт дождь, стройте из подручных средств лодку и плывите на ней выбивать свои кровные денежки из своего зарвавшегося начальника (министра,президента). Когда вы их получите,четыре пятых оставшихся проблем будут разрешены, ибо, к сожалению, деньги в этом мире имеют колоссальную власть. Остальные проблемы вы тоже сможете решить, если будете уповать только на себя и ни на кого более. И если, справившись со всем этим нелёгким грузом, вы сохраните семью и рассудок в полном порядке честь вам и хвала!
Я шёл, ноги мои разъезжались в разные стороны ежесекундно, думал эти мысли, и никак не мог забыть слова только что убитого в какой-то реальности человека. Боюсь, они надолго впечатались в мою память:
"Всё начинается тогда,когда женщины начинают рожать".
5. Дом Одиночества
Иногда я думаю - а прав ли я был?
А.Эинштейн.
А утром, как и ожидалось, встало солнце, и, на какие-нибудь полчаса осветив сонный Петербург, закуталось в тучи.Мне было не менее холодно,чем Солнцу, и, чтобы согреться, я ускорил шаг.У меня в запасе осталось ещё два дня, и я уже дал себе твёрдое обещание завтра съездить в Царское Село.А сегодня у меня ещё куча дел.Делать их, конечно же, не хочется, но надо же как-то оправдать расходы по командировке.Голова ещё гудит.Это я вчера, едва успев приехать,поселился в гостинице.Из номера позвонил Лене, она была явно чем-то расстроена,и разговора не сложилось, а сложилась ссора, причём нешуточная, естественно, из-за пустяка.Это ухудшило моё и без того не радужное настроение,и я спустился в бар с целью напиться. Выбор напитков был велик, и я весь вечер пил виски за стойкой, рассуждая с барменшей о смысле жизни. Так как я уговорил её пить вместе со мной, то никакого смысла в жизни мы не обнаружили, зато напились первостатейно. Меня доставили в номер вышибалы, а что стало с барменшей я просто не знаю.Я провёл ужасно пустую,кошмарную ночь без единого сновидения, я спал, как бревно, и наутро проснулся разбитый и невыспавшийся.Вспомнилось мне одно из самых первых похождений на территории Блуждающего Лифта, когда я ещё испытывал шок от его проделок.Это было пять лет назад.В Доме Дикого Распутства я вошёл в лифт, не подозревая, что он блуждающий.И началось.Мотало, крутило,выворачивало наизнанку.Я то терял сознание, то снова его находил, и продолжалось это бесконечно.
Несчастный Икар,сжигаемый больше собственной гордыней,нежели Солнцем,падал на землю.Отец его,искусник Дедал, видя это, молился Зевсу и уже клялся зарыть свои крылья в землю.В последние секунды своей жизни Икар думал,как же она всё-таки была прекрасна, эта жизнь.Чуда не произошло, и упав, он так разбился, что несчастный отец, которому всесильный бог отказал в такой ничтожной малости - всего-то навсего, спасти жизнь юного несмышлёныша,который только начинал жить,ведь для бога это пустяк,старик Дедал долго собирал по кровинке останки сына, чтобы на погребальном костре сгорело хоть что-нибудь, помимо дров.А потом он тщательно разбил свои крылья и зарыл в землю то, что от них осталось.А зря, ведь человек всегда хотел летать,пусть даже во сне или в мечтах.Не подумайте только, что это вступление к истории авиации.Нет,это лишь то, о чём я тогда подумал в Лифте, прежде чем он выбросил меня на теперь уже хорошо известный мне пустырь, чётко посередине между Домом Покоя и Домом Одиночества.Уж не знаю, почему тогда мне взбрёл в голову этот древний миф.Прибыв на место, я осмотрелся.Пустырь оказался обширен, и сильно захламлён строительным мусором.Кирпичный бой, битые стёкла,битые плиты с торчащей коварно во все стороны арматурой, просто арматура, которая здесь,кажется, росла прямо из-под земли и пустила глубокие корни...Только справа, в том маленьком уютном уголке, где располагался Дом Покоя с садом и огородом, росли берёзы, акациии и даже один эвкалипт пятидесятиметровой высоты.Гораздо позже, когда я поселился в Доме Покоя, я не поленился измерить его высоту. От корней до макушки в нём оказалось ровнёхонько пятьдесят метров.В левом углу угрюмо воздвиглась двадцатиэтажная свежевыстроенная кирпичная башня Дома Одиночества. Как и полагается урбанизованному москвичу конца двадцатого века, я выбрал башню.Совершенно напрасно, как выяснилось позже.Но всякий опыт - это всё-таки опыт, и сейчас я уже привык ни о чём не жалеть.Половина окон башни,преимущественно на нижних этажах,зияли мёртвой пустотой. На двух или трёх балконах, однако,сушилось бельё.Из людей вокруг никого видно не было, кошек и собак, впрочем, тоже не наблюдалось.Е динственный подъезд башни выглядел так, словно ОМОН использовал его как тренажёр при репетиции осовобождения заложников.Обойдя вокруг здания, я тоже ничего нового не открыл.И тогда я в него вошёл. Тогда ещё незнакомой могильной сыростью и глобальным запустением повеяло сразу же, как только я переступил порог.В доме оказалось четыре лифта и три лестничных клетки. Слишком свежи ещё были впечатления от последней поездки на лифте, поэтому, опасаясь новых состязаний с гравитацией, я пошёл по крайней правой лестнице.(Как оказалось потом, опасался я не напрасно - в этом доме все лифты были блуждающими). Выходов на этажи с лестницы не было, что меня удивило, а где-то между седьмым и восьмым этажом она упиралась в глухую стену.Функциональное значение этой лестницы осмыслению упрямо не поддавалось.Пожав плечами, я спустился вниз и начал восхождение по средней лестнице. До самого двадцатого этажа она тоже была абсолютно глухой, зато на двадцатом этаже в холле, куда меня вывела лестница,имелся вход на правую и никакого намёка на левую лестницу!В этот же холл выходили двери двадцати квартир, а там, где,по моим расчётам, должна была быть левая лестница, стоял массивный дубовый стол, за которым спал консьерж странноватого вида. Около каждой двери как-то непристойно розовели кнопки звонков и висели таблички с именами и фамилиями жильцов.От нечего делать я стал изучать их, надеясь, впрочем, что кто-нибудь из обитающих здесь граждан сжалится над заблудившимся путником и накормит его - то есть меня - обедом.После третьей таблички меня прошиб холодный пот.Судите сами - вот лишь часть этих имён:
