Тарас Бурмистров - Вечерняя земля
Наутро ярко светило солнце, и птицы щебетали в кустах вокруг меня. Выбравшись из палатки, я отправился в город в самом радужном расположении духа. Идти было неблизко, и по дороге я вспоминал Руссо, который, когда ему было шестнадцать лет, с таким же праздничным и беззаботным настроением шел из своей Швейцарии в Италию. Когда я увидел вдали светлые громады парижских зданий, сердце мое снова сделало перебой; но вчерашний восторг более не повторялся; я чувствовал только страстное нетерпение и желание поскорее погрузиться в огнедышащие недра величайшего европейского города. И этот город подхватил меня, закружив в мощном смерче своих домов и шпилей, газонов и набережных. Изнемогая от острого, тягучего наслаждения, я пил кофе на бульваре Капуцинов, сидя за плетеным столиком и украдкой разглядывая девушку напротив. Засмотревшись на нее, я даже забыл подсластить свой кофе и долго помешивал его серебряной ложечкой, держа нераспечатанную упаковку сахара в руке. Очнувшись от прямого, удивленного взгляда девушки, я зачем-то пробормотал французское извинение и уткнулся в свою чашку. Над прогретыми мостовыми тянуло дымом, как будто где-то далеко сжигали сухие листья, и, вдыхая этот запах, я чувствовал, что мое тело опять становится легким, воздушным, невесомым. Дрожь экзальтации охватывала меня исподволь, незаметно; мне хотелось сказать окружающим что-то приятное, сделать комплимент своей девушке, может быть, даже поцеловать ее. Сидя за одним столиком с этой юной парижанкой, среди ухоженных и благообразных французов, мирно и с явным удовольствием вкушающих свой поздний обед, я чувствовал себя небожителем на пиру.
Потом я снова отправился бродить по городу, который сверкал и переливался передо мной, как картинка из калейдоскопа, преображающаяся при каждом движении. Дома сменялись храмами, золоченые купола - современными модернистскими конструкциями. На набережной Сены я ел маслины из банки в компании какого-то запущенного художника, показывавшего мне свои этюды; пройдя через "парижских улиц ад", я снова оказывался на бульварах, тихих и пустынных; выйдя из церкви, я попадал в мраморный дворик, с шумным фонтаном посредине, у которого я долго сидел, слушая доносившееся через раскрытые двери гудение органа. Так прошло несколько дней; только тогда я вспомнил, что в Париже, кроме улиц и площадей, крыш и фасадов, есть еще и коллекции живописи, великолепные музеи, королевские дворцы и прочие занимательные вещи. Изначально я думал провести здесь несколько дней, после чего отправиться в путешествие по Франции, по всей ее оконечности: вдоль Средиземного моря, Пиренеев и Атлантики. Но, пробыв в Париже около недели, я почувствовал, что оторваться от этого города у меня нет никаких сил, и я застряну в нем до тех пор, пока совсем не останусь без денег.
Между тем деньги мои таяли очень быстро, что меня несколько смущало. Не раз и не два я прикидывал, хватит ли мне их вообще для возвращения домой, и, в зависимости от моего настроения, результаты этих выкладок отличались очень сильно. Впрочем, как врожденная, так и возрастная беспечность не позволяла мне уж очень задумываться над такими приземленными вопросами, и я, махнув на них рукой, предоставил события их естественному течению. Они и не замедлили двинуться своим ходом, и в одно прекрасное утро привели к тому, что, проснувшись в своей палатке и позавтракав вином и консервами, я обнаружил, что денег у меня не осталось почти совсем. В некоторой задумчивости я отправился бродить по городу, размышляя над тем, что мне теперь делать. Когда-то я хотел проверить свою способность к выживанию простым и эффектным способом: отправиться куда-нибудь подальше, лучше всего к Тихоокеанскому побережью, не взяв с собой денег ни на жизнь, ни на обратный билет, и посмотреть на свои дальнейшие действия. Кажется, теперь мне представлялся хороший повод провести этот увлекательный эксперимент, пусть и в несколько урезанном виде.
Погрузившись в свои размышления, я шел не разбирая дороги, пока не оказался в квартале, в котором еще не был. Выглядел он довольно подозрительно; немного успокаивающе подействовали на меня только милые девушки в коротких юбочках, стоявшие по обе стороны переулка и приветливо мне улыбавшиеся. В остальном это было самое злачное место, с неряшливыми продавцами какой-то наркотической дряни, разложенной на деревянных лотках, гигантскими грудами мусора и пыльными треснувшими стеклами в домах. Эти экзотические декорации, однако, отвлекали меня недолго; углубившись снова в свои мысли, я шел по улице, не обращая ни на что внимания, как вдруг чья-то мускулистая рука схватила меня сзади за локоть. Я резко обернулся, и увидел незнакомого господина в черном котелке, ухмылявшегося самым наглым образом; в его облике было что-то крысиное.
- Брат! - воскликнул он по-русски с немыслимым акцентом, и вдруг потащил меня к приземистому кирпичному зданию, находившемуся неподалеку. У входа там стояли две гориллы в пиджаках и ярких галстуках; при нашем приближении они почтительно вытянулись. От неожиданности я стал сопротивляться только тогда, когда оказался уже в помещении. Стряхнуть с себя цепкого, как прилипала, француза мне не удавалось, и после некоторого противоборства я приостановил сопротивление, чтобы посмотреть, как дальше будут развиваться события. В глубине комнаты, в которую я попал, за деревянной конторкой располагалась девушка, перед которой на столе лежала ручка и груда каких-то бланков. Державший меня господин немного ослабил хватку и начал что-то кричать этой особе, но так быстро и горячо, что я почти ничего не мог разобрать. Минуту или две она слушала его неподвижно, как будто в оцепенении, после чего быстрым, кошачьим движением схватила бланк и приготовилась что-то писать. Это было уже выше моих сил; завопив что-то гневное и угрожающее, я вырвался из непрошеных объятий и кинулся к выходу. На беду, определить в потемках верное направление мне не удалось: сгоряча я нырнул не в ту дверь, которая вела к выходу. Оказавшись в узком коридоре, я несколько мгновений поколебался, а потом, решив не возвращаться, двинулся вперед, к светлому пятну, маячившему впереди. Быстро пройдя несколько шагов и отдернув тяжелую штору, я оказался в большом подвальном помещении, терявшемся в сигаретном дыме. На мое появление никто не обратил внимания, хотя людей было довольно много: одни сидели у каких-то столов, на которых раскладывали карты, другие, столпившись, окружали столы с рулеткой; третьи выпивали у барной стойки. Здесь было довольно темно, только над каждым столом ярко горели лампы, свисавшие с потолка.
Я хотел повернуться и уйти, но меня задержало удивительное зрелище, никогда не виданное мною ранее. За ближайшей рулеткой сидел молодой человек, бледный как мел, так что за него становилось даже страшно, и пожирал взглядом быстро вращающееся колесо, вокруг которого бегал маленький шарик. Перед ним на столе лежала основательная горка ассигнаций, частью довольно крупных, насколько можно было разглядеть.
- Le jeu est fait, - негромко произнес важный господин, стоявший по другую сторону от игроков, и я просто физически почувствовал, как возросло напряжение вокруг стола. Через несколько мгновений шарик, замедляясь, стал прыгать по колесу, пока, наконец, не замер в одной из его ячеек. Обстановка сразу разрядилась. Крупье назвал какие-то цифры, и на устах бледного молодого человека появилась слабая улыбка. Придвинув к себе свой выигрыш, он начал складывать деньги в бумажник, старательно сортируя их по достоинству. Через минуту его место за столом освободилось, и я поспешил занять его просто для того, чтобы посмотреть поближе на игру, которая меня очень занимала. В ее правилах я пока ничего не понимал, и поэтому взял со стола красочный буклет с объяснениями. Первое, что там было написано, почему-то по-английски, это "Американская рулетка - любимая игра Достоевского". Я знал о том, что наша культура уже более столетия совершает свое победное шествие по планете, но поневоле все-таки вздрогнул от неожиданности. Впрочем, мне еще повезло: учитывая то, каким путем я попал в это заведение, я мог прочитать что-нибудь еще похлеще, скажем: "Русская рулетка - любимая игра Маяковского".
Текст в брошюре был простой, к тому же английским я владел лучше, чем французским, но, несмотря на это, понять мне ничего не удавалось. Описано все было очень кратко, буквально в двух словах, причем основное внимание уделялось разрешению споров между посетителями и казино. Отложив брошюру, я стал следить за действиями своих соседей, и довольно быстро во всем разобрался. Передо мной на столе было красочное поле с номерами, на котором, однако, ставки делались не так уж часто. В основном игроки ставили на большие клетки красного и черного цвета рядом с полем, а также на клетки с надписями "even" и "odd". Эта последняя альтернатива была мне понятнее всего: очевидно, что если я поставлю на "четное" и выпадет четный номер, то что-нибудь мне заплатят обязательно. Так я и сделал, рискнув десятифранковым билетом. Колесо повернулось, и я выиграл - крупье придвинул ко мне столько же, сколько я поставил.
