Вячеслав Софронов - Жила
Д е д. /Словно продолжает начатый разговор/. Значит, не боитесь грозы? И Илью-пророка не испужаетесь? Так говорю? Счас мы это проверим. Держите.
/Протягивает ребятам стаканы/. По-нашинскому мы их стопорями зовем. /Ребята недоуменно принимают стаканы, куда дед быстро наливает им самогон из бутыли и вручает по перышку лука/. Вы ее больно не нюхайте, а сразу во внутрь опрокидывайте и ждите чего будет.
М а ш а. /Настороженно/. Никогда самогонку пробовать не приходилось.
П а ш а. И я вроде как непьющий. Может не надо, а, деда Миша?
Д е д. Надо не надо, шибко много рассуждаете. Я что ли пьющий? С устатку, бывалочи, выпью, да и все. Совсем без энтого дела нельзя. Но вот о чем я вам рассказать-то хотел. Как я старуху свою схоронил, то зашибать по этому делу стал крепко, скрывать не стану. Пошел раз на могилку к ней, само собой бутылек прихватил, помянуть чтоб, по-людски. И что бы вы думали? Боле двух стопок никак не дал он мне выпить.
П а ш а. Кто не дал?
Д е д. Да он, кто еще-то? / Указывает пальцем на небо/. Ильюха-пророк. Да чего лясы точить, поехали, сами все увидите. /Запрокидывает голову, пьет/. Дай Бог не последняя.
/Ребята морщатся и нехотя делают по глотку. Дед стаскивает с головы шапку и достает каравай хлеба, отламывает куски и подает ребятам/.
П а ш а. А вы почему хлеб в шапке носите?
Д е д. Потом объясню. Я вот чего сказать хотел, коль вы всякими историями интересуетесь... Мужика до ручки не коммунисты довели, а он сам себя и довел. Вот хотя бы нашу деревню взять: до войны в ней почти сотня домов была, народу жило... тьма. Погулять все любили, но уж работали в усмерть. И ведь никому в башку не пришло, что надо бы храм у нас построить или хотя бы часовенку для начала. Для благого дела народ на подъем тяжелый оказался, вот нечисть и полезла изо всех углов, житья никакого от нее не стало. Ране-то все с молитвой делали, а потом, тьфу, и забыли, как крестятся. А следом и коммуняки заявились. Так что на всех нас вина лежит, что про веру забыли, в земное счастье поверили.
П а ш а. У меня тетка есть, Антониной Степановной зовут, так она мне рассказывала частенько, как в старину в деревнях хорошо жили. Заслушаешься. .Меня давно тянет из города уехать, когда диплом получу, и податься куда-нибудь в деревню ребят учить. На земле оно всегда приятней жить. Коня бы завел...
М а ш а. Ага, коровку как кот Матроскин, почтальон Печкин к тебе бы в гости ходил Ну, и мечтатель ты, Павлик. Романтик и только.
Д е д. Конь это хорошо. Только с кормами нынче плохо, а так бы я тоже держал лошаденку какую.
П а ш а. Человек ведь как устроен? Ему кроме еды и шмуток разных и для души тепло требуется. Радостно жить хочется, чтоб оставить что-то после себя.
М а ш а. Ну, ты, Павлик, даешь! Вам бы с дедом в батюшки записаться.
Д е д. Что там батюшки, они своим делом заняты, а у меня тут свой приход. Вот вам скажу: когда коммунисты Бога отменили, в церквы ходить народу запретили, то знаете, чего тут началось?! Нечистая сила тогда многих разных делов понатворила. А кто-то с ней и совладать должен, чтоб до всего народа, до детей малых не допустить, в узде держать. Тут-то я и надобен.
М а ш а. Как же вы с ней управляетесь? Заговорами что ли?
Д е д. Не спеши, увидишь. Счас самого главного и ждите. По второй наливаем /Быстро разливает самогон в стаканы, не смотря на протестующие жесты ребят/. Ого! Начинается!
М а ш а. Гроза опять возвращается. Небо начинает постепенно чернеть, набегают тучи, погромыхивает, видны отсветы далеких молний/.
Д е д. Да она никуда и не уходила. Ильюха со своей колесницы за нами следит, точно говорю. Ладно, помоги, Господи./ Подносит стакан ко рту, зажмуривается, пробует выпить, но стакан переворачивается. При этом раздается жуткий раскат грома/. Видели? Не дает мне Ильюха водку пить!
П а ш а. /Улыбается/. Правда что ли?
Д е д. А ты попробуй сам за мой стакан подержаться. На, пробуй. /Паша держится за стакан, в который Башкур снова налил самогонки и подносит его ко рту/.
М а ш а. И я хочу попробовать. /Кладет свою руку на Пашину/. Ой, током бьет!
Д е д. Ага, Фомы неверующие, поняли? Поверили теперича? Я поначалу и сам не поверил, думал, спьяну мне померещилось, когда первый раз на кладбище он меня шандарахнул за вторую стопку. Пришлось початую бутылку обратно нести. Вот так и живем.
П а ш а. /С улыбкой/. Прямо как на фронте - огонь на себя вызываете.
Д е д. Да почти что и так. По моему дому самая передовая и проходит.
/Гроза все усиливается, почти непрерывно гремит гром, сверкает молния/.
М а ш а. Ну, и грозища! И не припомню такую.
П а ш а. А вы, дед Миша, хлеб, зачем в шапке носите?
Д е д. То мой секрет особый, вам ни за что не догадаться.
М а ш а. Расскажите, пожалуйста.
Д е д. А секрета, в общем-то, и нет, просто все. Хлебушек людскими руками посеян, выращен, в него он сроду свою стрелу не швырнет. Когда я энто дело распознал, то и сообразил, как Ильюху-то провести. Глядите..../Снимает шапку,
достает из нее каравай и отламывает кусочки хлеба, опускает в стакан и наливает затем в него самогонку/. Во, а теперича он мне уже не помеха...
/Кладет кусочки в рот, блаженно улыбается/. Как я его? У него ум небесный, а у меня земной. Так-то.
П а ш а. Да, впечатляет. /Подносит руку к стакану, но тут же отдергивает/. Ой, здорово шибануло! Вам бы, дед Миша, громоотвод завести, заземлиться.
Д е д. И так на земле живем. Куда еще заземляться-то? Как помрем, то всех нас и заземлят, навсегда. /Неожиданно прямо в стакане вспыхивает самогонка/. Ого!/Ставит стакан на землю/. Ущучил таки меня Ильюха, чтоб не бахвалился зазря. Принеси-ка, дочка, из баньки ковш воды, а то, как бы пожар в собственном дворе не запалить.
/Маша идет к низенькому строению во дворе, заходит внутрь и выносит ковш с водой, передает деду, который выливает в ковш содержимое стакана/.
М а ш а. Вам бы, дед Миша, в цирке выступать, деньги зарабатывать можно.
Д е д. Ты, девка, говорить говори, да не заговаривайся. Я те не шут, какой гороховый - представления давать. Да и потом в городе Ильюха меня уже и не трогает. Бывалочи, приеду к Федьке своему, выпьем с ним сколь хотим, а за окном ни грозы, ни грома. А как сюда вернусь... начинается. Гвоздит как кузнец по наковальне.
М а ш а. Я подобное на Памире наблюдала, когда мы там, в походе были. Какие только чудеса там не творились! Их аномальными явлениями называют. Но там Памир, а здесь?
Д е д. Кто у вас там помер?
М а ш а. /Снисходительно/. Не помер, а Памир. Горы такие.
Д е д. Вот сигареты, припомню, были такие, точно.... Так и назывались "Помер". Крепкие, зараза, были. Ажно до самой задницы пробирало.
/Постепенно гроза стихает, небо светлеет/.
Д е д. Вы дале куда пойдете? В город возвернетесь?
П а ш а. Поздно уже в город возвращаться, а после вашей деревни других на карте и не обозначено, лес да болота.
Д е д. Так оно, так. Урман дале.
М а ш а. А у вас нельзя остановиться переночевать, а завтра бы и в город пошли.
Д е д. /Неохотно/. У меня никак нельзя, положить вас негде, да и привык я уже один. Дарья меня все к себе сманивает, а я не хочу. Мало ли что человек делать пожелает, а когда кто рядом, простору для мыслей нет. Вот, робяты, может Дарья пустит, потолкуйте с ней.
М а ш а. /Навязчиво/. Я могу и в бане вашей заночевать, а Павлик на сеновале.
Д е д. В баньку как раз никак нельзя, а сеновал у меня разным хламом завален.
М а ш а. А почему в баню вдруг нельзя? Я смотрела, там ничего, нормально, спать можно, оба там поместимся. Ты как, Паш., не испугаешься ночью со мной вместе остаться?
П а ш а. /Смущенно/. Как скажешь.
Д е д./Сердито/. По-русски, что ль не понимаешь? Нельзя вам в баньку и весь сказ.
М а ш а. /Упрямо/. А почему?!
Д е д. По кочану да по кочерыжке. Нечисто у меня там.
М а ш а. Если надо, то я приберу.
Д е д. Как бы тебя самою после того прибирать не пришлось.
М а ш а. Да вы, дедушка, не темните, говорите все как есть, а то я не люблю все эти недомолвки.
Д е д. /Передразнивает/. Молвки-недомолвки! С банницей тебе дело иметь ни разу не приходилось? То-то оно и видно. Не глупи, девка, а то худо кончишь.
М а ш а. Что за банница?
П а ш а. Давай я тебе объясню: это мифологический образ типа лешего или Р у с а л к и. Читал я об этом.
Д е д. Что, уже и об этом в книгах пишут?
М а ш а. Да мало ли чего там понаписано. Не верю я во все эти байки.
Д е д. Ах, не веришь?! Ну, тогда ступай, поглядим, что с тебя станется. Была у нас на деревне одна такая расхрабрячка, Нюркой ее звали, поспорила с подружками, мол на Светлое Христово воскресение в баньке блинов испечет, на каменке. А в награду за тот спор выберет себе парня в женихи, который ей по нраву.
М а ш а. И что? Выспорила?
Д е д. Выспорить-то выспорила, да жизнь у нее с тем парнем не вышло, наперекосяк все пошло, поехало.
М а ш а. /Небрежно/. Тогда у всех жизнь наперекосяк шла. И что с того?
Д е д. Не скажи, девка, не скажи. То, что банница с Нюркой той сотворила и врагу не пожелаешь, - детки у нее все уродами рождались. Вот.
