Фазиль Искандер - Англичанин с женой и ребенком
— Почему ко мне рыбка не приплыла?
У меня появилось неудержимое желание швырнуть этот аппарат в его голову, хотя бы для того, чтобы убедиться, насколько хорошо защищает ее этот рыцарский шлем.
Разумеется, я сдержал себя и только ограничился тем, что мысленно скинул с его головы золотистый, под цвет волос, великолепный рыцарский шлем. Во всяком случае, больше он мне не мерещился.
Я решил умереть, но добиться успеха. Я все-таки не забывал, что сверху за нами следит жена англичанина, а главное, я помнил его несправедливый упрек насчет спорта.
После моего первого неудачного ныряния у меня было мелькнула мысль тихо влезть в лодку и уже на обратном пути незаметно рассеять его спортивные впечатления дружеским рассказом о том, какой труднейший мяч взял когда-то Анзор.
Но теперь после его дважды повторенного жеста ("Плыви ко мне, рыбка!" и "Почему рыбка не приплыла?") я не мог перевести наш спор в область школьных воспоминаний.
Как только я твердо решил, что без подводного снимка английского социолога я сегодня не выйду из воды, мне в голову пришла довольно здравая мысль. Я решил не нырять ему навстречу с аппаратом, как он мне предлагал, а просто вертикально погружаться в воду, постепенно выдыхая воздух. Тут аппарат не только не мешал, а, наоборот, облегчал погружение. Я даже удивился, как ему самому такая простая мысль не пришла в голову. Во всяком случае, он сразу же со мной согласился.
Я набрал воздуху и стал погружаться в воду, постепенно выдыхая и стараясь не шевелиться. Теперь руки мои были заняты только аппаратом и я не тратил силы на ныряние. Через несколько секунд я заметил впереди себя в зеленой толще воды серебристую туманность. Стараясь не перевернуться, я осторожно поднес к глазам аппарат и, поймав на экранце эту туманность, стал держать ее на прицеле. Через несколько мгновений из серебристых пузырьков туманности показалось лицо англичанина. Секунду он прямо смотрел на меня выпуклыми глазами Посейдона. Я успел нажать кнопку. Через миг экранец опустел, и я вынырнул.
Мы почти одновременно вынырнули. Отдышавшись, англичанин взглянул на меня и, видимо почувствовав удачу, спросил:
— Хорошо?
— Ол райт, — сказал я бодро.
После этого мы еще несколько раз ныряли, и почти каждый раз мне удавалось заснять его. В последний раз, когда он проныривал надо мной, распластав руки, мне удалось заснять его в позе, напоминающей парящего орла.
Наконец мы влезли в лодку. Англичанин затащил своего сына. Мальчик, хотя и слегка посинел от холода, все еще не хотел вылезать. Я до того устал, что еле вскарабкался на лодку. Все-таки я был доволен, что справился с этим делом и в какой-то мере защитил наш спортивный престиж. Я даже решил, что, пожалуй, можно и не рассказывать англичанину, какой красивый мяч взял когда-то Анзор.
Жена англичанина протерла сына полотенцем и, укутав его этим же полотенцем, посадила рядом с собой. Другое полотенце она протянула мужу. Он предложил его мне, но я отказался. Англичанин тщательно и добросовестно протер себя полотенцем, как хорошо поработавшую, принадлежащую ему машину. Полотенце было мохнатым, узорчатым и ярким. Может быть, поэтому, чтобы красота полотенца не пропадала даром, он подпоясался им и стал складывать в сумку свое снаряжение аквалангиста.
Я заметил, что мальчик, все еще сидевший рядом с матерью на корме, украдкой посматривает на свою рану и слегка морщится.
— Что у него с ногой? — спросил я у матери.
— Не знаем, чесал, чесал, — проговорила она и, наклонившись к мальчику, выпростала ему ногу из полотенца.
— Надо показать доктору, — сказал я.
— Да, приедем — покажем, — согласилась она.
— Давайте покажем сейчас, — сказал я и кивнул в сторону санатория.
Жена англичанина поговорила с мужем, после чего он спросил у меня осторожно:
— Сколько деньги?
— Деньги не надо, — сказал я, обернувшись к нему.
— Не надо — это хорошо, — заметил он, как мне показалось, не вполне уверенно. Он уложил в сумку свой акваланг и теперь, стянув ее сверху ремешком, застегивал.
Мы еще шли вдоль территории военного санатория. Здесь уже редко кто купался. Метрах в двадцати от берега за высокой оградой из проволочной сетки отдыхающие играли в волейбол. Я повернул лодку, и через пять минут она врезалась в береговой песок.
Англичанин помог мне вытащить лодку, я убрал весла и оделся. Мы договорились оставить жену у лодки, а сами втроем отправились к врачу. Я думал, что и он оденется, но он спокойно, взяв мальчика за руку, ждал, пока я оденусь. Мне хотелось сказать, чтобы и он оделся, но было как-то неудобно навязывать ему наш образ жизни или наши представления о приличии. Я знал, что, хотя санаторий расположен у самого берега, ходить здесь в таком виде не разрешается.
Я боялся, что по дороге нас задержит комендант или кто-нибудь из обслуживающего персонала. Пожалуй, даже было бы лучше, если б он был просто в плавках, а так могли подумать черт знает что, не зная, что он англичанин и мохнатое полотенце вокруг его бедер в какой-то мере может сойти за шотландскую юбку.
Когда мы проходили мимо ограды из проволочной сетки, где играли волейболисты, я снова почувствовал некоторую тревогу. Дело в том, что в такое время здесь играют самые никудышные игроки. Настоящие игроки приходят позже, и тогда эти им уступают место. Но пока их нет, они резвятся на площадке самым безобразным образом.
Англичанин задумчиво посмотрел на волейболистов, но ничего не сказал. Я решил, что, пожалуй, все-таки стоит рассказать ему, какой мяч взял когда-то Анзор, но не навязывать ему этот рассказ, а так, вставить при случае.
— Деньги не берет? — снова неожиданно спросил англичанин, выходя из глубокой задумчивости. Мы уже благополучно миновали волейбольную площадку и окунулись в прохладу парка.
— Нот мани, — сказал я и небрежно махнул рукой в том смысле, что деньги для нас не имеют большого значения.
Я не думаю, что он, как крупнейший социолог левого толка, не слыхал, что у нас лечение бесплатное. Вероятно, он хотел установить, распространяется ли право на бесплатное лечение на иностранных туристов, а может быть, он практически не мог представить, что такое бесплатное лечение, и, если оно есть, не пытается ли население симулировать болезни с тем, чтобы лишний раз попользоваться бесплатным лечением.
— Это хорошо, — кивнул он головой на мои слова и остановился, чтобы лучше их усвоить.
Я слегка сдвинул его с места, и мы снова пошли. Он все еще не выходил из глубокой задумчивости. Вид у него был особенно комичен оттого, что сам он не испытывал ни малейшего стеснения по поводу своей шотландской юбки.
Мы обогнули клумбу с каннами, горящими, как кровавые факелы. Почему-то хотелось сорвать один из этих цветов и вручить ему, как олимпийский факел. Обогнув клумбу с каннами, мы вошли в бамбуковую аллею, и тут англичанин неожиданно стал похож на магараджу, возвращающегося в свой дворец после омовения в священных водах. Особенно он был похож на магараджу со спины.
Бамбуковая аллея выходила прямо к главному корпусу, где находилась медицинская служба. Заросли бамбука у самого здания настолько редели, что аллея легко просматривалась с обеих сторон. Поэтому мне хотелось, Чтобы мы как можно быстрей прошли это место. Но именно здесь англичанин остановился и с некоторой тревогой спросил:
— Вояж доктор считай?
— Что? — переспросил я, не понимая, о чем он говорит.
Главное, он останавливался после каждого вопроса. Мы уже были в каких-нибудь двадцати шагах от главного корпуса.
— Мой платил вояж Совьетский Союз, — начал англичанин, глядя мне в глаза и терпеливо помигивая выцветшими ресницами.
— Да, — сказал я, стараясь понять его и украдкой наблюдая, нет ли поблизости коменданта или кого-нибудь из его помощников, что было бы еще хуже.
— Мой платил вояж, море, коттедж, — перечислял он и вдруг с силой логической догадки (лекторский прием!) добавил: — И доктор!
Тут я догадался, что он имеет в виду. Он хотел сказать, что наш случайный поход к врачу входит в стоимость его путешествия в Советский Союз. Разумеется, такое толкование закона о бесплатном лечении я не мог оставить без уточнения, даже рискуя подвергнуть опасности само практическое применение этого закона.
— Биг дог, папи! — внезапно прервал нас звонкий голосок мальчика. Он прозвучал, как голос юнги, первым заметившего вражескую бригантину.
Мальчик гордо приподнял голову, выпятил грудь к воинственно уставился на дорогу. Мне показалось, что в его храбром голосенке прозвучала англосаксонская готовность оказать сопротивление насилию в любой точке земного шара. Впрочем, одной рукой он крепко держался за руку отца.
Здоровенная санаторская овчарка, пес давно заласканный и закормленный отдыхающими, ленивой трусцой прошел мимо нас, по-видимому даже не почуяв иностранного происхождения моих спутников. Мальчик проводил его взглядом и успокоился.
