Михаил Арцыбашев - Мститель
— Попал!..
Стон и бешеное ругательство были ответом, и они снова расскочились в разные стороны.
Нос оборванца был разбит, и кровь текла в рот. Плечо синей блузы быстро намокало чем-то темным.
«Ага!» — мелькнуло в голове маркиза, и он почувствовал себя сильнее и ловчее.
Это был прилив бодрости и веры в себя. Огромное преимущество его боксера, гимнаста и фехтовальщика — было слишком очевидно. Нужно было только не терять хладнокровия, и участь оборванца была решена.
Должно быть, и оборванец понял это. Он страшно не побледнел, а как-то посерел, оскалил зубы и смотрел дико, как зверь, неожиданно попавший в капкан во время прыжка на жертву.
Они опять начали сходиться.
Теперь нападал маркиз. Его бледное решительное лицо с красными пятнами на скулах было полно жестокой энергией. Глаза, казалось, заранее видели каждое намерение оборванца.
Странное и дикое зрелище представляли эти два человека, кружащиеся на белом пустынном шоссе, в призрачном свете потухающих сумерек.
Маркиз слышал, как тяжело и неуверенно дышал его противник.
«А, мститель! — уже насмешливо, с отблеском привычной наглой самоуверенности, думал он. — Попался!..»
Он прыгнул на оборванца, локтем легко отбил его руку и со всего размаха ударил. Но клинок скользнул по кости и только широко и страшно вспорол кожу на спине оборванца. Тот тяжко и болезненно застонал.
Не давая ему опомниться, маркиз прыгал как кошка, справа, слева, приседая и вскакивая, нанося удары без перерыва, со всех сторон.
Рукав блузы оборванца уже висел клочьями, и худая, безмускульная, незагорелая и странно белая рука его покрылась кровью. Он, видимо, ослабел. Вся спина у него была мокра от крови.
— Вот!.. Так!.. — сквозь зубы хрипел маркиз.
Оборванец уже только защищался, потерянно и неуклюже вертясь на месте и поднимая густую пыль своими плоскими подошвами. Он был красен от крови, как животное на бойне, и из его мрачных, воспалившихся глаз смотрело безнадежное сознание гибели.
Маркиз отскочил и, когда оборванец невольно ринулся вперед, с силой всадил ему нож в спину. Что-то хрустнуло, и оборванец упал на колени, как был, пораженный обухом. Маркиз испустил дикий торжествующий крик и вдруг увидел, что в руке у него, вместо ножа, только короткий тупой обломок: нож сломался.
То, что произошло в следующее мгновение, было так быстро и нелепо, что маркиз даже как будто и не понял ничего.
Он почувствовал только, что случилось что-то ужасное и непоправимое, что он погиб.
Мгновенная, как будто сладковатая и противная боль дошла снизу ему до горла. Брюки на животе как будто как-то ослабли, и весь низ туловища раскис в чем-то мокром и страшном. Ужасающая тошнота наполнила все его тело.
«Не может быть!» — успел еще подумать маркиз и сел в мягкую пыль шоссе, — опираясь руками и удивленно глядя на свои ноги, как будто помимо его воли дергающиеся в пыли.
Он не понял, не успел понять, и не защищался, когда оборванец перерезал ему горло, завалился назад, перевернулся на бок и стал, хрипя и хлюпая, захлебываться в неудержимо бьющей крови, быстро и сильно дергая ногами по жесткому шоссе.
