Константин Станюкович - Том 2. Два брата. Василий Иванович
Дойдя почти до конца улицы, он вошел в ворота большого дома, прошел двор, поднялся по темной лестнице на самый верх и тихо позвонил у дверей. Очутившись в теплой прихожей, освещенной лампочкой, Вася почувствовал всю прелесть тепла, охватившего разом его иззябшее тело после совершенного путешествия с Царскосельского проспекта к Таврическому саду.
Он приветствовал старую женщину, отворившую ему двери, и осведомился, дома ли Елена Ивановна.
— Это вы, Василий Иванович? Сразу-то я вас и не признала! Быть вам богатым! — проговорила квартирная хозяйка, добродушная на вид женщина лет за пятьдесят, у которой Леночка нанимала комнату со столом. — Барышня наша еще не вернулась.
— Не вернулась? — протянул Вася.
— Должна скоро быть. Обождите. Небось, иззябли?
— Да, мороз, кажется, порядочный! — проговорил Вася.
— Ступайте-ка в комнату, обогрейтесь. Самоварчик, что ли, приказать поставить? Сейчас Мавра вернется.
— Благодарю вас, Пелагея Петровна. Я уж заодно, когда Елена Ивановна будет пить.
— Ну, как знаете. А то бы выпили?
— Нет. Верно, Елена Ивановна сейчас придет.
— Надо ей давно бы быть. Разве куда зашла?
Вася вошел в Леночкину комнату и присел на диван у стола, на котором был накрыт прибор и горела лампа, освещая мягким, ровным светом крайне скромную обстановку жилища молодой студентки. Комната была крошечная. Постель с подушками и одеялом, сиявшими белизной, кисейные занавески, комод с туалетным зеркалом, этажерка с двумя десятками книг, кожаный диван, стол и два стула составляли все ее убранство, но в этой маленькой келейке было необыкновенно уютно, светло и опрятно. Сразу чувствовалось присутствие умелой женской руки и веяло домовитостью и любовью к порядку.
Вася взял со стола книгу и стал было читать, но ему не читалось. Он отложил книгу и восторженным взглядом обвел эту хорошо знакомую ему комнату; мысли его обратились к Леночке, и он думал о ней с любовью, глубоко спрятанной в его любящей душе. Чувство, которое давно уже питал юноша к молодой девушке, было горячее, бескорыстное юношеское чувство привязанности. Он любил Леночку, как нежный брат и преданный друг. Никакие другие побуждения не смущали его привязанности, и Вася счел бы великим святотатством, если бы было иначе. Целомудренный и стыдливый, он возбуждал не раз насмешки Николая и не любил, когда Николай подсмеивался над его исключительными мнениями по этому предмету.
Привязанность Васи к Леночке была совершенно невинная. Он считал Леночку святой девушкой, желал ей счастия, печалился, когда замечал, что она озабочена или грустна, и радовался, видя ее счастливою и довольною. Он делал ей всякие услуги: доставал билеты в театр, переписывал лекции, помогал заниматься математикой, доставал книги, — словом, обнаруживал самую нежную заботливость.
Доверчивый и простодушный, Вася, разумеется, и не подозревал о любви Леночки к брату, тем более что молодые люди тщательно ее скрывали; близость их он объяснял товарищеской дружбой, чуть-чуть завидовал брату, досадовал на него, когда замечал, что брат обращается с Леночкой с некоторой фамильярностью, и иногда думал, что для Лаврентьева еще не все потеряно, и если он подождет, когда Леночка окончит курс, то она выйдет за него замуж, и они заживут отлично.
Сам Вася усердно работал и много читал. Жил он отдельно от брата, — ему надо было ходить на лекции и нанять комнату поближе к технологическому институту, а Николай не хотел жить в той стороне, — скромной комнатке, с чисто спартанской простотой. Да ему и не было надобности в другой жизни; он не ломал себя, а скромные привычки являлись сами собой. Он жил отшельником, водил знакомство с несколькими товарищами, бывшими ему по душе, и переписывался с отцом. Переписка эта была очень интересна; читатели познакомятся с нею в своем месте. Теперь можно только заметить, что Иван Андреевич не всегда давал читать эти письма Марье Степановне и каждый раз после получения письма в раздумье ходил печальный по кабинету.
В последнее время Вася стал замечать перемену в молодой девушке. Первые месяцы по приезде в Петербург Леночка была такая счастливая, какою Вася ее никогда не видал; в последние же две недели с ней что-то сделалось. Она была как-то озабочена, раздражительна и грустна. Раз или два он заставал ее в слезах, но у него недоставало духа спросить о причине; он даже делал вид, что не замечает слез, и обыкновенно старался чем-нибудь развлечь Леночку. Она ничего ему не говорила. Однажды только заметила:
— Если случится, услышите, Вася, об уроках, достаньте мне.
Нечего и говорить, что Вася принялся деятельно хлопотать, но хлопоты его были безуспешны. Он сообщил об этом Леночке и, между прочим, заметил:
— Видите ли, Елена Ивановна, пока вы не сыскали уроков, я бы просил вас… У меня есть лишние деньги, они мне вовсе не нужны, право не нужны… Так вы уж не обидьте меня, возьмите по-товарищески…
— Спасибо, Вася! Благодарю вас, но теперь мне деньги не нужны. Вы, я знаю, последнее свое готовы считать лишним! — улыбнулась она.
— Как не нужны? К чему же тогда вы уроков ищете?
— Я всякой работы ищу… Не сейчас… но впоследствии она мне очень нужна.
— Очень нужна? — недоумевал Вася.
— Не спрашивайте… У меня есть один план. Когда-нибудь после узнаете! — как-то грустно и тихо прибавила Леночка.
Вася более не спрашивал и ушел домой, недоумевая, в чем дело, какой такой у Леночки план. Он снова стал хлопотать об уроках, сделал в газетах объявления, но успеха никакого не было. Но вчера один из товарищей сообщил ему, что можно получить место корректорши. Вася спешил сообщить эту новость Леночке.
Через полчаса раздался звонок, и в комнату вошла Леночка, иззябшая, румяная.
— Здравствуйте, Вася!.. — проговорила она, пожимая руку Васе. — Что вас давно не видать?.. Здоровы?
— Что мне делается! Я здоров! — отвечал Вася.
— Холодно сегодня как! — продолжала Леночка, снимая шубку и меховую шапочку и поправляя перед зеркалом волосы. — Я на Васильевском острове была…
— Пешком ходили?
— А то как же?
— Далеко!..
— Не близко!.. Николая Ивановича видели?
— Нет, не видал. Трудно его застать.
— Это что еще значит?.. Как трудно?
— Дома никогда нет.
— Зачем же ему дома сидеть?
— Я не к тому. Я просто говорю: трудно застать. Два раза был и не заставал.
— А вы бы пораньше сходили!
— Он ведь спит до двенадцати часов.
— Уж и до двенадцати?
— Поздно, верно, ложится.
— Верно, по ночам работает!
— Уж я не знаю!.. — промолвил Вася.
— А что, не слышали, его статья… принята? Разумеется, принята?
— Не знаю!
— Как это, Вася, вы ничего не знаете! — с раздражением заметила Леночка. — Хорош брат!
— Я, право, не виноват. Я на неделе четыре раза у него был и не мог застать… Если хотите, я завтра пойду, пропущу лекцию…
— Кто вас посылает!.. Экий вы какой смешной, Вася! — вспыхнула Леночка и отвернулась, воспользовавшись приходом кухарки, которая принесла на подносе тарелку щей и кусок зажаренной говядины.
— Хотите есть, Вася?
— Нет, я обедал.
— Не церемоньтесь. Я всего не съем.
— Я не церемонюсь.
— Ну как знаете.
Леночка принялась обедать. Вася молча посматривал на нее. Сегодня Леночка показалась ему особенно возбужденной и раздражительной.
— А у вас Коля давно был?
— Давно!.. Неделю тому назад. Он, верно, бедный, в хлопотах. Все у него неудачи!
Более чуткое ухо подслушало бы в этих словах не одно только товарищеское участие. Слова ее звучали тревогой любящего сердца.
— Хлопоты — хлопотами, а мог бы найти время зайти к вам! — проговорил Вася. — Я ему скажу завтра, чтобы он зашел…
— Кто вас просит? Прошу вас, не говорите!.. — резко оборвала Леночка.
Вася сконфуженно взглянул на Леночку и, минуту спустя, добродушно проговорил:
— Вы, Елена Ивановна, не в духе сегодня.
— Нездоровится…
— То-то… вы бы сказали. Я, может быть, мешаю?.. Я уйду… я только на минуточку, хотел сказать вам, что есть место корректорши.
Леночке стало стыдно. Она ласково взглянула на Васю и с чувством сказала:
— Вы простите меня, не сердитесь… Вот вы какой добрый, а я…
— Только место это не очень-то подходящее! — продолжал Вася, чувствуя, как радостно бьется его сердце от ласкового слова Леночки. — Глаза можно испортить!..
— Благодарю вас, Вася… Очень благодарю вас… Теперь мне не надо этой работы… Я сегодня уроки получила… Спасибо Александру Михайловичу, он рекомендовал.
— Вот это лучше! — обрадовался Вася. — У кого?
— У одного купца на Васильевском острове… Каждый день два урока маленькой девочке и за это тридцать пять рублей в месяц… Заниматься от пяти до семи часов вечера…
