Марина Цветаева - Том 3. Книга 1. Поэмы. Поэмы-сказки

— Веселитесь, наши верные народы!
Белогривый я ваш Царь, белобородый.
Круговой поднос, кумачовый нос,
Мне сам черт сегодня чарочку поднес!

Веселитесь, наши руки даровые!
Всé хлеба ваши я прóпил яровые!
Коли хлеба нет, будем есть овес:
Напитаемся — и личиком в навоз!

Выпивайте, брови черные, до донышка!
Всех-то телок ваших пропил я, буренушек!
А коль тошно вам от ребячьих слез, —
Помолитесь, чтоб их черт скорей унес!

Задирайте, попы-дьяконы, подрясники!
Не то в пляске-то носами óб пол хрястнетесь!
Чем крысиный хвост, да великий пост —
Лучше с чарочкой-сударочкой взасос!

Подымайтесь, воры-коршуны-мятежники!
Для костра сваво я сам припас валежнику.
Двери — настежь — всé. В клети заперт — пес!
Частоколы сам по колышку разнес!

Рухай-рухай, наше царство развалённое!
Красный грянь, петух, над щами несолеными!
Красный грянь, петух: «Царь-Кумашный нос
Всё, как есть, свое именьице растрёс!»

— Эй, холопы, гусляра за бока!
Чтоб Камаринскую мне, трепака!

То не дым-туман, турецкое куреньице —
То Царевича перед Царем виденьице.

То не птицы две за сеткою тюремною —
То ресницы его низкие, смиренные.

Ох, ресницы, две в снегу полуподковочки!
Розан-рот твой, куполок-льняной-макóвочка!

В кулачок свой кашлянýвши для приличества:
«Какой песней услужу тваму Величеству?»

— Птица в небе — выше нас родилась!
Над тобою наш не властен приказ!

«Часто я слыхал сквозь дрему
Бабий шепот-шепотеж:
— Плохой сын Царю земному, —
Знать, Небесному хорош!

Черным словом, буйным скоком
Не грешил я на пиру.
На крыльце своем высоком
Дай ступеньку гусляру!

Никогда, сойдясь межою,
Навзничь девки не бросал,
Да не то что там с чужою —
Вовсе с бабами не спал!

Не плясал в зазорном платье,
Как ударят ввечеру.
Широки твои полаты, —
Дай местечко гусляру!

Хошь плохой я был наследник —
Гуслярок зато лихой!
Паренек-то из последних —
Может, ангел не плохой…

Хошь и неуч я в молебнах,
Наверстаю — как помру!
Между труб твоих хвалебных
Дай местечко гусляру!»

Взял лучину Царь: «Нагнись-ка, дружок!»
(Чуть-что всей ему копны не поджег!)
«Видно, воду пьешь да постное ешь?
Что тебя-то не видал я допрежь?»

Сын ли с батюшкой, аль с львом красным — лань?
Вся-то глотка-пересохла-гортань!

Вспыхнул пуще корольков-своих-бус:
«Я вам, батюшка, сынком довожусь!»

Как толкнет его тут Царь сгоряча:
«Врешь, молочная лапша! каланча!

Прынц заморский либо беглый монах, —
Ни в каких я не повинен сынах!»

Подивился тут Царевич бровьми:
«Хоть убей меня, а зря не страми!

Не монах и не заморский мужик, —
Я в супружестве законном прижит!»

Помянул тут Царь с десяток шутов:
«Знать, косушку породил полуштоф!

Да иная нам тут малость важна:
Коли сын, так твоя мать мне — жена?!»

И как взвоет — инда стекла дрожат:
«Ох пропал-пропал, пропал-пропал, — женат!

Коль жена, так значит — дочь, значит — зять?
Где ж убивица моя, — твоя мать?!»

В землю пальчиком гусляр: «Вечный дом! —
Ты в супружестве живешь во втором».

Разом хмель пропал от этого сказу,
Растаращился, что сом пучеглазый,

Вздоху нету, — гляди лопнет шарóм.
«Так в супружестве живем во втором!..»

Дрожит сын, шепочет,
Вином виски мочит,
Хлопочет вокруг той горы кумачовой:
Лик — шар сургучовый, краснее клопа.
«Ох, батюшки, — так и ушел без попа!»

Льет в рот вино, назáд — вино,
К груди припал, — бревном-бревно.
«Одно бы знать: что дышишь.
Да сердца не прослышишь!»

«Коли вино не хочет в рот, —
Сам в руки гусельки берет, —
Быть может, Царь-отец мой,
Мое — поможет средство!»

Пробежался по струнáм ветерком,
Слышит: кто-то ровно — щелк! — языком.

Разжужжался, что шмелиха-пчела,
Смотрит: холм-гора-то кверху пошла!

А как пальчики пустил во всю прыть,
Видит: Царь сидит, да ручкою: пить!

Отцу сынок налил,
Пьет Царь, подставляет,
За кажною чаркой
Сынка похваляет:

«И кудри-то — шапкой!
Стан — рюмки стройней!
Вот что бы без баб-то —
Рожать сыновей!

Зачем — жена?
На кой — жена?
Ты не жена,
Скажи, — война!

Чуть что не так —
И свет ей мрак,
И друг ей враг,
И царь — дурак…
Ох ты, Царь-дурак, женатый холостяк!

Приведи-ка мне, сыночек, жену:
Бить не стану, а разок — толкану!»

То не сон-туман, ночное наважденьице —
То Царицыно перед Царем виденьице.

То не черный чад над жаркою жаровнею —
То из уст ее — дыханьице неровное.

То не черных две косы, служанки кроткие:
Две расхлестанных змеи — да с косоплетками!

До ковровой до земли склонилась истово,
Об царевы сапоги звенит монистами.

«Виноградинка в соку,
Здравствуй, зернышко!
Не видал я на веку
Стройней горлышка!

Вся от пяточек до бус —
Вó как — нравишься!
Да коль я не подавлюсь,
Ты — подавишься!

Оттого что вкус мой гнусный, мокрый ус!»

Вырывала тут из кос косоплетки,
Отползала змея к самой середке,

Духом винным-тут-бочоночным румянилась,
Царю — в землю, гуслярочку — в пояс кланялась.

Ножки смирные, рот алый поджат.
Во всем теле — одни ноздри дрожат.

Заиграл сперва гусляр так-óт легонечко,
Ровно капельки шумят по подоконничку.

Та — рябь рябит,
Плечьми дрожит.

Заработали тут струночки-прислужницы,
Ровно зернышки-посыпались-жемчужинки.

Та — пруд-река,
Колеблет бока.

Заходили тут и руки в странном плясе:
Коготочками гребет, что кот в атласе.

Сожмет, разожмет,
Вновь в горсть соберет.

Отпустил гусляр своих коней стреноженных —
Прокатилась дрожь волной до быстрых ноженек.

Как тигр-лежебок
Готовит прыжок.

Ой, рябь!
Ой, зыбь!
Ой, жар!
Ой, хлад!

Ой, в пляс пошла, помилуй Бог вас, стар и млад!

Бочком, бочком,
Шмыжком, шмыжком,
Играючи да крадучись —
Что кот с мышом!

(Ох, не пляшут так, жена, пред муженьком!)

— Скидавай босовики!
Босая пляши! —

Эй, топ, босовичок!
Эй, скок, босовичок!
Наших бóсых ног —
Не белей снежок!

(Что ж ты вспыхнул, ай мороз тебя ожег?)

— Пусть душу не спасу, —
Распущай косу! —

Как тряханёт!
Как маханёт!
Мраком-то-как —
Жаром — дохнёт!

Белый плат-то свой нагрудный распахнет!..

Плоть ли бабья — ай
Просто яблонь-май?
Бабья пазуха —
Али Божий рай?

То дыханьице ли, жаркий воздушок,
Аль инбирь-шафран-корица-корешок?

Веселится Царь, — инда пот утер!
Белей снегу — сын, глаза в землю впер.

— Что ж вы, струночки, не стали вперебор? —

Не змеиный шип — шелков рваных скрип,
То не плетка-хлыст — шелков рваных свист,
То на всем плясу — шелкá ручьями вниз!

— Эй, жару поддавай!
Рубаху скидавай! —

Отцу с сыном пир великий задавай!

Заленилась — не слыхать монист.
С плеча левого наплечник вниз.

Рукой заспанной ресницы трет,
Теперь правому плечу — черед.

Осовела, что кулек с мукой,
Ткань у бедер собрала рукой.

Да не вóвремя зевнула, дрянь!
Пошла рот крестить, — пустила ткань.

И — взыграв как целый град Содом —
Закрутилась дымовым столбом!

Ночь — ежели черная,
Кровь ежели красная,
Бабенка невздорная,
Да на всё согласная —

Можно одной улочкой
Вдвоем ходить,
Можно одной булочкой
Двоих накормить.

Друг ли ты с товарищем,
Ай сын с отцом,
Поделитесь чарочкой —
И всё с концом!

Грех из-за убожества
Входить в изъян!
Поделись по-божески —
И каждый пьян.

На миру монашество —
Что землю грызть!
Ну, а бабья наша тут
Молчать — корысть.

Столбам с перекладкою
Никто не плох!
Хватай мертвой хваткою,
А там — как Бог!

Луна с луговины
Ушла за копну.
Глядит Царь на сына,
Глядит на жену.

Верней самострела
Глаз пьяных — прицел.
«Ты ног не жалела,
Ты рук не жалел,

И так что за кружкой
Я верно сужу,
Решил, что друг дружкой
Я вас награжу.

Любитесь — доколе
Ус есть у китов,
Да чтоб мне к Николе
Внучок был готов!

Да чтоб тот внучонок
С меня был снятой!»
Берет Царь бочонок:
«Налей вам святой!

В ковры-вам-подстилки
Вину велю течь!»
В персты по бутылке
Сует вместо свеч.

«Чтоб в играх-затействах
Плодились птенцы,
Вот вам венецейских
Две чарки — в венцы!»

Вверх дном, ошалелый!
Двойной аж фонтан:
Ей прямо на тело,
Ему на кафтан.

Сидит, приосанясь,
Меж струн и меж струй,
Да вдруг как затянет:
«Исайя, ликуй!»

Эй, Исайя ты, Исайя,
С небес свесь-ка голову!
На невесту взглянь: босая,
Того хуже — голая!

Словно цельным становищем
Вражьим — в рот целована.
Всего тела вдоль — винищем
В кровь исполосована.

Ишь, сокрыла черноглазье!
Хороша, смиренница!
На полуношных-то разве
На летуньях — женятся?

Как пойдет чудить в кровати
Булавками-иглами!
— Нет, Исайя-ликователь,
Твое дело гиблое!

Гляди: Царь их лбами чокнул
Для дельца веселого!
«Да в уста чтобы — не в щеку
Целоваться, голуби!

Не рябая, не косая,
Глаже шелку — платьице!»
— Ох, пророк ты наш Исайя,
Паренек-то пятится!

«Коли сам жену не чмокнешь,
Скручу с ней веревкою!»
(Ох, поддастся паренек наш!
Пенька — баба ловкая!)

Быть ему, пророк Исайя,
За дверьми чугунными!
От нее себя заставил
Изгородью струнною!

Царь из рук как схватит гусли!
— Держись, гуси-лебеди! —
«Чмокай в паточное устье, —
Не то — гусли вдребезги!»

То не дéвица в когтях у черной немочи —
То Царевича у женских уст застеночек.

Потягивается, подрагивает,
Устами уста потрагивает,
Как жалом в него вонзается,
Как в яблок в него вгрызается,
Из сердца весь сок вытягивает,
В глубинную глубь затягивает.

«Учись, учись, любовничек,
Как без меня чаевничать!

Учись, учись, болезный мой,
Как нашей лаской брезговать!

Учись, учись, монашек мой,
Как в споре жить — да с мачехой!»

Обхватывает, обматывает,
В грудь скудную — когти вкапывает,
Вокруг обвилась, как жимолость,
Как радуга — запрокинулась!
Белки-то уже — под дёснами!
Аж пол подметает — космами!

Стар и млад — не суди!
Этот жар — из груди
Должен в грудь перебечь,
Аль всю суть нашу сжечь.

У цыгана — луна,
У буяна — война,
У дворянчиков — честь,
У нас — кровь одна есть.

Кровь, что воет волкóм,
Кровь — свирепый дракон,
Кровь, что кровь с молоком
В кровь целует — силком!