Сергей Аксаков - Том 4. Статьи и заметки. Избранные стихотворения

Товарищ, что так приуныл? здоров ли, любезный?
Здорова ль жена твоя, малые дети?

Спасибо,
Мой друг, за участье твое, за приветное слово.
Здоров я, по милости божьей, с моею семьею.
Вчера лишь такая досада случилась со мною,
Что, кажется, ввек не забыть…

Расскажи поскорее:
Сперва подосадуем вместе, а после забудем.

Вчера поутру, лишь на небе брезжиться стало,
Со всем рыболовным снарядом я был на плотине:
Три уды, мешок со пшеницей, и ящик с червями,
И хлеба краюха, и раков линючих десяток
(По грошу за них заплатил деревенским мальчишкам)[71]
В запасе и крючья, и лесы, и грузилы были,
Сачок для язей (за грехи мои взял у соседа).
Туман словно дым волновался!.. в воде по колени,
Разлив перешед, кое-как пробрался я на стрелку.[72]
Прикормку сейчас набросал и все уды закинул,
Одну на линючего рака, другую на мякиш,
А третью на белого угря с простыми червями.
Сам трубку набил, закурил и присел на дощечке.
Туманная сырость меня до костей пронимала,
А только к заре, наклонясь, наплавки было видно.
Люблю я, товарищ, рассвета часы золотые!
Не знаю, с чего то, а утро на праздник похоже!
Заря загорелась; струей ветерок перелетный
(Всегда перед солнечным всходом он с неба слетает)
Туман и камыш взволновал и рябью подернул
Дымящиясь воды… и шум небольшой будто шепот
Кругом пробежал и затих, и следов не бывало;
Лишь изредка крупная рыба плеснется, как плаха,[73]
И круг, расширяясь, с водой неприметно сольется.
Ну, так мне, товарищ, и грустно и весело стало!..
Сильнее из трубки я дым выпускал, и мешаясь
С туманом седым – улетал он на воздух,
И думы одна за другой в голове пробегали,
Да слов не найду рассказать, а много их было.
Ну, вот наступило и время для рыбьего клёву:
Прикормку почуя, и сверху и снизу тронулись
Язи, головли, и лини, и плотва краснопёрка,
И окунь, всегда ненасытный, и лещ простоватый;
По дну пузыри выпуская, забулькали воду,
И сердце, как варом облито, забилось… Чуть дух
Переводил потихоньку, и с трубкой рука опускалась.
Склонив к наплавкам неподвижные, жадные взоры,
Я ждал поминутно, что хватит и ко дну утащит, –
Напрасно: то тот, то другой наплавок пошевелит,
И только. Ты знаешь, что я терпелив и не скучлив:
Все удочки вынул, одна за другой, и насадку
Оправил, закинул – и трубку забытую снова
Курю и счастливого часу опять дожидаюсь.
Все то же: шалили язи, а не брали, как должно.
Манила надежда не раз, а все попустому:
Не то же ли с нами, товарищ, бывает и в жизни?

Конечно; кто прожил свой век, не бывши обманут?
Дивлюся, однако, всегда твоему я терпенью!
Ты смейся как хочешь, а удить плотву веселее.

Дружок, без терпенья язя никогда не достанешь.
Таскать же плотичек, как ты, по-моему, скучно. –
Уж солнце высоко взошло, а нету талана.
На белого угря которая уда ходила,
Три раза ее повело и подернуло шибко;
Тихохонько уду я вынул – червя постащило;
Червяк был велик, заглотать, знать, не может – подумал,
И выбрал поменьше, его насадил и закинул:
Руки не успел отделить, как вдруг утащило
На дно наплавок… подсекаю,[74] и что же? головлик,
Хотя небольшой, но все не плотичка, все лучше.
А! а! я подумал, так это все вы здесь шалите,
Вот я вас ужо… и уду большую отбросил,
А среднюю взял, червячка насадил молодого,
Закинув, держу удилище в руке, и, конечно,
Кусок и до дна не дошел – наплавок повернуло
И тихо в камыш повезло… Подсекаю легонько…
Ужасная тяга, как будто задел за корягу…
В кольцо удилище… вскочил я, и сердце взыграло;
Попался, мой милый, кричу, и все уды отдернул;
Веду потихохоньку около стрелки налево,
На чистое место, а рыба большущая, слышу,
Идет тяжело, как будто в воде упираясь;
Едва половина лесы показалась, и мигом,
Как молонья, прянула вверх аршинная рыба…
Какая ж, не мог разглядеть, задрожали и руки,
И свету не взвидел от страха, что с рыбой не слажу:
Крючок небольшой и леса только в шесть волосочков!
Водить я ее и туда и сюда… присмирела.
Гляжу, разглядел, наконец: головлина ужасный!
Такого еще никогда не видал и даже не слышал.
Дрожащей рукою хватаю сачок – не годится:
И мал, и без зыби совсем,[75] захватить невозможно.
И только я стал подводить, а головль мой стрелою
Махнет из воды… и сачок я отбросил проклятый.
Повел головля вверх реки, хоть до первой заводки,[76]
На мелкой воде не удастся ль схватить мне рукою
(Ты знаешь, в подпруде река наравне со краями);
Лишь к берегу стал подводить… небесная сила!..
Головль сам собою на берег взмахнул будто птица!
Обробел я пуще, и чем бы схватить поскорее
Руками иль пасть на него – обезумел я, грешный,
Забыл стариков запрещенье, схватил я за лесу…
Леса порвалася, головль перметнулся – и в воду!
А я?.. я стою, будто в камень меня обернуло,
За кончик оборванной лесы держуся руками,
Глаза устремив неподвижно на мокрое место,
На берег зеленый, головль где лежал серебристый…
И долго б стоял недвижим я, как в воду опущен,
Когда бы головль мой, почувствуя острое жало,
Пронзившее губу, желая его свободиться,
Саженей десяток отплыв, наверх не взметнулся.
Пришел я в себя, и досада меня обуяла,
И в бешенстве все побросав: припасы и уды,
Ушел я домой – и с тех пор со двора ни ногою.
Стыжуся глаза показать; для чего мне и счастье,
Когда совладеть не умел я с такою добычей?
Не в добрый, знать, час я пошел, иль от встречи зловещей
Нашло на меня небывалое прежде затменье.
Как будто бы я не таскал и на тонкие лесы
Огромных язей, а бойчее их нету и рыбы!
Поверишь, товарищ, с досады от хлеба отстал я
И сна по ночам не имею.

Товарищ любезный,
Забудь ты свою неудачу; и с кем не бывало
Ошибки, невзгодья, на ловле недоброго часу?
Пойдем-ка со мною – и время теперь золотое;
Ведь после грозы и ненастья вся рыба гуляет
И жадно клюет; пойдем, попытаем-ка счастье.
Товарищ, ты старше меня, и разумные речи
Слыхал от тебя я не раз – куда ж они делись?
Не ты ль говорил мне всегда: после дождичка вёдро,
А после несчастья бывает сугубое счастье?

Все так, но на счастье худое пенять мне не можно,
А должно винить мне себя за свое нетерпенье,
За жадность, горячность, еще же за глупую робость.

Товарищ, не ты ль говорил – не нажить нам ума
Без потерь, неудач, без нужды и без разных печалей?
Не ты ль говорил, что терпенье в успехе порука?
Что радость без горя была б человеку не в радость?

Конечно, правдивы слова: спасибо, любезный!
Меня оживил ты своей добродушною речью;
Ах, добрый товарищ всего нам на свете дороже,
Печаль с ним покажется легче, а радость милее!

Весна, весна! ты прелесть года,
Но не в столичной тесноте.
Весна на Деме, [77] где природа
В первообразной чистоте
Гордится девственной красою!
Где темные шумят леса,
Где воды кажут небеса,
Где блещет черной полосою
Под плугом тучная земля,
Цветут роскошные поля!

О подмосковной я природе
В досаде слушать не могу!..
Засохлой рощей в огороде,
Гусиной травкой на лугу,
Загнившей лужи испареньем
Доволен бедный здесь народ!
И – зажимая нос и рот –
Он хвалит воздух с восхищеньем…
Нет, нет!.. Не там моя весна,
Где топь, песок или сосна!
В наш дикий край лечу душою:
В простор степей, во мрак лесов,
Где опоясаны дугою
Башкирских шумных кочьёвьев,
С их бесконечными стадами –
Озера светлые стоят, [78]
Где в их кристалл с холмов глядят
Собравшись кони табунами…
Или где катится Урал
Под тению Рифейских скал!

Обильный край, благословенный!
Хранилище земных богатств!
Не вечно будешь ты, забвенный,
Служить для пастырей и паств!
И люди набегут толпами,
Твое приволье полюбя…
И не узнаешь ты себя
Под их нечистыми руками!..
Сомнут луга, порубят лес,
Взмутят и воды – лик небес!

И горы соляных кристаллов
По тузлукам твоим найдут; [79]
И руды дорогих металлов
Из недр глубоких извлекут;
И тук земли неистощенной
Всосут чужие семена;
Чужие снимут племена
Их плод, сторицей возвращенный;
И в глубь лесов, и в даль степей
Разгонят дорогих зверей!

Лечу в мой дом, соломой крытый,
Простой, как я в желаньях прост;
Куда, породой знаменитый,
Скучать не придет скучный гость.
Где с беззаботною душою,
Свободный света от оков
. . . . . . . . . . . . . . .
Живал я с милою семьею;
Где я беспечно каждый день
Блажил мою богиню – лень!

Ах! если б долга исполненьем
Судьба мне не сковала рук –
Не стал бы вечным принужденьем
Мрачить и труд мой и досуг.
Мне дико всякое исканье,
Не знал я за себя просить.
Противу сердца говорить,
Томить души моей желанье…
Противны мне брега Невы,
Да и развалины Москвы!

К тебе, о друг и брат мой милый,
Товарищ в склонностях моих,
Которому, как мне, постылы
Столицы с блеском, с шумом их,
К тебе лечу воображеньем:
С тобой сижу, с тобой иду –
Стреляю, ужу на пруду,
Но не делюсь моим волненьем
Ни с кем!.. и спорю о стихах
Да о горячке в головах.