Николай Гоголь - Сорочинская ярмарка, Ночь перед рождеством, Майская ночь и др.
Как уже указывалось, сам Гоголь относился к фольклорному материалу весьма свободно, вариируя его и комбинируя соответственно собственным творческим намерениям. Эта свобода отразилась в частности на типологии повести: фольклорному образу плутоватого цыгана Гоголем приданы несколько неожиданные черты демонической мрачности, не развернутые, впрочем, в повести и навеянные, вероятно, романтической литературой.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
1. Г. П. Георгиевский. «Сорочинская ярмарка. Первая редакция повести Н. В. Гоголя» (вступительная статья к публикации черновой рукописи повести в издании «Памяти В. А. Жуковского и Н. В. Гоголя», вып. 3. СПб., 1909, стр. 12–25; стр. 25–54 — текст повести).
2. В. А. Розов. «Традиционные типы малорусского театра XVII–XVIII вв. и юношеские повести Н. В. Гоголя» — «Памяти Н. В. Гоголя. Сборник речей и статей». Киев, 1911, стр. 99—169.
ВЕЧЕР НАКАНУНЕ ИВАНА КУПАЛА
Повесть «Вечер накануне Ивана Купала» была впервые напечатана в 1830 г. в «Отечественных Записках», в февральской и мартовской книжках, под заглавием: «Бисаврюк, или вечер накануне Ивана Купала. Малороссийская повесть (из народного предания), рассказанная дьячком Покровской церкви». Однако в первой книжке «Вечеров на хуторе близ Диканьки», вышедшей в следующем 1831 г., Гоголь поместил совершенно новую редакцию повести, коренным образом переработанной. При дальнейших перепечатках «Вечера накануне Ивана Купала» воспроизводилась с незначительными изменениями эта вторая окончательная редакция повести.
Работа Гоголя над повестью, по-видимому, первой по времени написания из цикла «Вечеров на хуторе», относится к 1829 г., скорее всего ко второй половине этого года. В письме от 30 апреля 1829 г. Гоголь просит мать наряду с прочими поверьями сообщить ему «несколько слов о колядках, о Иване Купале…» Наличие в записной книжке Гоголя, вместе с записями поверий, обычаев, обрядов и этнографических материалов, сведений о кладах, цветке папоротника, Ивановом дне и в особенности описания костюмов, заимствованных из писем родных (см. соответствующие записи Гоголя в «Книге всякой всячины», Соч., 10 изд., VII, стр. 884–887) позволяют предположить, что к работе над повестью Гоголь приступил вскоре после получения материалов от матери в ответ на свой запрос. К началу 1830 г. повесть была уже закончена, появившись в февральской книжке «Отечественных Записок». Переделка ее для «Вечеров на хуторе» относится, вероятно, ко времени подготовки книги к печати.
Первоначальная редакция «Вечера накануне Ивана Купала», помещенная в «Отечественных Записках» без подписи Гоголя, представляет интерес не только в плане творческой истории повести, но и как первое выступление Гоголя-прозаика. Предположение Н. С. Тихонравова о том, что она подверглась правке редактора журнала П. Свиньина, следует признать весьма правдоподобным (см. Соч., 10 изд., I, стр. 516). Это подтверждается изменением отзывов Гоголя об «Отечественных Записках» в его письмах к матери и помогает расшифровать полемическое предисловие ко второй редакции повести в «Вечерах».
Так, в письме от 2 апреля 1830 г., Гоголь рекомендует матери журнал Свиньина, как издание, которое «по важности своих статей, почитается здесь лучшим», но уже в письме от 3 июня того же года, посылая матери очередной номер журнала, он подчеркивает: «в этой книжке, равно и во всех последующих, вы не встретите уже ни одной статьи моей». Причина недовольства П. Свиньиным, сквозящего в отзывах Гоголя о его журнале, выясняется при анализе предисловия к повести в первой части «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Возмущение Фомы Григорьевича, от лица которого ведется повествование в «Вечере накануне Ивана Купала», искажением его рассказа, помещенного в книжке журнала, — совершенно несомненно являлось замаскированным выпадом Гоголя против Свиньина, протестом против его редакторского самоуправства. Смысл и направленность прозрачно завуалированной полемики «Предисловия» были для современников совершенно ясны. О. М. Сомов, напечатавший под псевдонимом «Никиты Лугового» рецензию на первую книжку «Вечеров» в «Литературных прибавлениях к Русскому Инвалиду» (1831, № 94, стр. 738), иронически советовал издателю «Инвалида» не слушать отзыва Полевого в «Телеграфе»: «Пасичник, я слышал, человек всегда готовый высказать самые резкие истины, да еще и языком малороссийского прямодушия. Он, пожалуй, в состоянии повторить г. Полевому то, что уже сказал одному из его собратий-журналистов в предисловии своем ко 2-ой повести „Вечеров на хуторе“».
Нужно полагать, что правка Свиньина сводилась в основном к той же грамматической и стилистической очистке языка Гоголя от просторечия и украинизмов, от чрезмерно «грубых», с точки зрения тогдашней школьной реторики, выражений и слов, какую в дальнейшем гораздо осторожней и умеренней производил Прокопович. Переделывая повесть для переиздания ее в «Вечерах», Гоголь, по-видимому, частично восстановил то «просторечие» и живую разговорную речь, которые Свиньин, согласно своим стилистическим принципам, всемерно ослаблял. Наконец, по-видимому Свиньиным, было изменено само заглавие повести и этимологизировано имя персонажа — вместо гоголевского «Басаврюк» в журнале появилось «Бисаврюк».
Во второй редакции Гоголь сократил повесть, устранив ряд длиннот и второстепенных подробностей. Так, в окончательном тексте отсутствует подробное описание церкви «трех святителей», описание жизни Петро Безродного и т. д. Наиболее существенное значение в изменении замысла и сюжетных мотивов повести имеет отказ Гоголя от мотива болезненной скупости Петро, разбогатевшего нечистым путем и доведшего себя и жену до крайней степени бедности. Все эти сокращения, придавшие повести большую сюжетную целеустремленность и лаконичность, свидетельствуют о стремлении Гоголя освободиться от подробных сюжетных мотивировок, от нравоучительного морализирования в духе сентиментально-нравоописательных повестей 20-х годов, от растянутых и вялых описаний, столь распространенных в чувствительных повестях и романах ужасов. Еще важнее стилистическая переработка всего текста повести, которую произвел Гоголь, в сущности создав совершенно новое произведение. Эта переработка прежде всего относится к стилистической отделке каждой фразы, к той словесной яркости и насыщенности, которую придает им Гоголь, отбрасывая книжные и условно-сентиментальные формулы, растянутые и вялые обороты первой редакции, вводя диалоги вместо повествования, добиваясь живой разговорной интонации. Так, например, длинный, пересыпанный подробными ремарками разговор между Петро и Басаврюком сжимается до нескольких энергичных и кратких реплик. Гоголем значительно сокращаются детальные описания в фантастических сценах и усиливается всюду бытовой, реалистический колорит. Не случайно, что наименьшей переработке подверглось описание свадьбы, основанное на чисто этнографических материалах.
В текст повести в настоящем издании вносится только одно исправление против текста ВД2; восстанавливается по ВД1: «на крилосе» (в ВД2 очевидное корректорское исправление: «на клиросе»).
II.В письме от 30 апреля 1829 г. Гоголь, обращаясь к матери за помощью в собирании этнографических и фольклорных материалов, просил, в частности, сообщить ему «названия платья, носимого… крестьянскими девками, до последней ленты» и «обстоятельное описание свадьбы». Здесь же он просил сообщить «несколько слов… о Иване Купале» и «подробнее» о разных духах «с их названиями и делами». Если сопоставить эти запросы с работой писателя над «Вечером накануне Ивана Купала», то тем самым намечается в общей форме ответ на вопрос об источниках повести. Гоголь обращался в первую очередь к фольклорным материалам.
Как видно из писем Гоголя и пометок в его «подручной энциклопедии» — «Книге всякой всячины», родные присылали писателю нужные ему данные. В «Книге всякой всячины» можно указать две записи, использованные в «Вечере накануне Ивана Купала». На странице 225 помещено описание девичьей и женской одежды — с пометкой: «Из письма ко мне от 4 июня 1829 г.» (Соч., 10 изд., VII, стр. 885); им воспользовался Гоголь при описании свадьбы Петруся и Пидорки. В этом же описании использована запись на стр. 305: на свадьбе «гуляют сколько угодно… наряжаются в разные костюмы, а более — цыганами, которых они чаще всех видят, играют ихние роли»… При записи — пометка, что это — извлечение из письма от 4 мая.
В той же «Книге всякой всячины» есть весьма показательная запись (на странице 183): «Папороть (по-русски — папоротник, или кочедыжник, bilix) цветет огненным цветом только в полночь под Иванов день, и кто успеет сорвать его, и будет так смел, что устоит противу всех призраков, кои будут ему представляться, тот отыщет клад» (там же, стр. 881). Эту запись в несколько измененном виде находим в качестве выноски в «Бисаврюке» («Отечественные Записки» 1830, № 118, стр. 256–257), при страницах, посвященных рассказу о поисках клада. Наличие синонимичных русских названий и латинское обозначение растения не оставляют сомнений в том, что это — позаимствование из какого-то литературного источника.
