Иван Крылов - Том 3. Басни, стихотворения, письма

Подруга нежная зефиру
В восточных небесах видна;
Уж по небесному сапфиру
Румянит солнцу путь она;
Коням его ковры сплетает
Из розовых своих лучей —
И звезды, красоту ночей,
В румяны, ризы увивает.
Уже из недр восточных вод
Выводит солнце новый год.
Он жребий смертных неизвестный
В покрытой урне к ним несет;
Полна приветливости лестной,
Надежда перед ним летит;
Суля улыбкой утешенье,
Вливая взором услажденье,
Поверхность урны золотит.

Польсти и мне, надежда мила;
Крушиться сердцу не вели;
Польсти и счастье посули.
Ты мне напрасно много льстила;
Но я не помню долго зла.
Как прежде я тобой прельщался,
Твоей улыбкой воехищался —
Ты так же мне теперь мила.
Хоть сердце верить уж устало
Усмешке ласковой твоей,
Но без тебя еще грустней,
Еще ему тошнее стало.
Польсти ты сердцу моему;
Скажи, мой друг, скажи ему,
Что с новым годом счастье ново
В мои объятия идет
И что несчастие сурово
С протекшим годом пропадет.
Своею мантией зеленой*
Закрой печалей бледных вид,
Которые в груди стесненной
Мне сердце томное сулит.
Начто предвидеть так их рано?
Ах, если б, утро зря румяно,
В полях предчувствовал цветок,
Что тонкий, легкий ветерок
Не день ему сулит прекрасный,
Но перед бурею ужасной
Проститься с розами спешит;
Что ветры вслед текут упорны,
И что, завившись в тучи черны,
Паляща молния бежит
Потрясть природы основанье;
Когда б всё зрел издалека —
Не оживляло бы цветка
Авроры тихое сиянье;
Когда б он это предузнал,
Не чувствуя отрад ни малых,
Не распускал бы кудрей алых,
С тоски б заранее увял;
Но он спокойно расцветает.
Почто в нас сердце не цветок?
Почто, послыша лютый рок,
Оно заране обмирает?
Польсти, мой друг, польсти ему;
Скажи ты сердцу моему,
Что не совсем оно напрасно
По Аннушке так бьется страстно.
Скажи, что некогда вздох мой
Горящей пламенной стрелой
До груди белой донесется.
И что слеза с моих очей,
Как искра тонкая, взовьется,
И упадет на сердце к ней.

Сули другим богатства реки;
Сули им славы громкой веки;
Сули им знатность и чины.
В ком чувства спят, пусть утешают
Того блистательные сны.
Они лишь чувства заглушают —
И для меня не созданы.
Сули, коль хочешь, им короны;—
Не светом всем повелевать,
Хотел бы сам я принимать
От милой Аннушки законы;
Или в глазах ее прекрасных,
Во вздохах нежных, томных, страстных
Хотел бы их я узнавать.
Польсти же мне, надежда мила,—
И если наступивший год
С собою смерть мою несет,—
Мой дух о том не воздохнет:
Хочу, чтоб только наперед
Ты косу смерти позлатила
И мне ее бы посулила
У сердца Аннушки моей.
Сули мне тысячу, смертей:
Судьбы приму я повеленье —
Лишь только б, сердцу в утешенье,
Вкусить их на устах у ней.

Не укорять я небо стану,
Но свой прославлю лестный рок,
Когда, подобно как цветок,
Я на груди ее завяну.

Уже на западе остылом
Зари румяный след угас,
И звоном колокол унылым
Давно пробил полночный час.
Природу сладкий сон объемлет;
Зефир на свежих розах дремлет —
Не вьет он кудрей ручейка;
Вода, как зеркало, гладка;
Листок от ветра не трясется,
И Филомела не поет;
Нигде, ни в чем движенья нет,—
Мое лишь сердце крепко бьется
И мне покоя не дает,
От глаз моих сон сладкий гонит;
Уснули страсти у людей —
А тот, кто убегал страстей,
Из глаз слезу горячу ронит,
Их чувствуя в груди своей.
Мои лишь вздохи нарушают
Угрюмой ночи тишину
И другу злополучных — сну
Закрыть глаза мои мешают.
Дыханьем хладным грудь тесня,
Последние отъемля силы,
Иссохши, бледны и унылы
Стоят печали вкруг меня.

Приди, приди, о сон любезный,
И легкою твоей рукой
Их вид страдающий и слезный
Хотя на час от глаз закрой.
Но ты словам моим не внемлешь:
Иль от несчастных ты бежишь,
Счастливцев маками даришь
И с ними на диванах дремлешь?
Мой друг! для них ли создан ты!
Кто здесь блаженством обладает,
Чье сердце горестей не знает,
На что тому твои мечты?
Они его не утешают,—
Но, только память в нем затмив,
Ему лишь чувствовать мешают,
Сколь много в свете он счастлив.
Когда тебе он подать платит,
Тогда он час веселья тратит.
Ах, если б, Аннушку любя,
Я награжден был равной страстью,
Не нужен бы ты был мне к счастью,
Не призывал бы я тебя;
Не сном хотел бы подкрепляться,
Но чувством лестным наслаждаться,
Что милой Аннушкой любим;
Хотел бы чувством нежным сим
И умирать и возрождаться;
Хотел бы силы им терять
И в новых силах обновляться.

Но если сердце мне дано,
Вкушать одно лишь огорченье:
Когда мне всякий миг мученье,
В который чувствует оно,—
К чему тогда мне служит время?
К чему тогда им дорожить?
Чтоб умножать печали бремя,
Чтоб долее в мученьи жить?
Тогда часы лишь те мне святы
Которые у жизни взяты
И сну безмолвному даны.
Я в них лишь только не страдаю
И слез не чувствую своих;
Я в них на время умираю.

Приди ж, природы обновленье,
Приди приятный, крепкий сон.
Прерви на время мой ты стон
И сладкое пролей забвенье
На чувства пылкие мои;
Рассыпь вокруг цветы свои;
Приди — и лестными мечтами
Мое ты сердце обнови;
Приди — Анюты красотами
Мою грудь томну оживи,
Мне в лестных видах представляйся:
Представь мне, что она моя,
Что с ней в восторгах таю я,
Представь — и ввек не прерывайся.

Прости, любезное село,
Столица мира дорогого;
Прости, ключ чистый, как стекло,
И ты, тенистая дуброва,
В которой часто день бывал
Мне так короток, как минута,
Где часто соловей певал
Так чисто, нежно, как Анюта.
Простите вы, мои друзья,—
Из недр спокойства и свободы
Я еду в мрачный гроб природы —
Простите, в город еду я.

Не воздух легкий, ароматный
Мне будет грудь там оживлять:
Я еду в мир пустой, развратный
Седую, знойну пыль глотать.

Когда зарей здесь развернутся
Цветы на бархатных лугах,
И хоры птичек раздадутся
В тенистых и густых лесах;
Как соловьи начнут согласно
Будить и кликать солнце красно,—
Тогда меня разбудит стук
Карет, по мостовой гремящих,
Иль с грузами телег скрипящих,
Иль колокольный скучный звук.

Как солнце здесь взойдет высоко
И разгорится ясный день,
Вы, птички, скроетесь далеко
Густых дерев в прохладну тень,
Где жар и ветр вас не гоняют,
Где вам утехи сохраняют
Любови нежной алтари
И где листочка два иль три
Чертоги царски заменяют.
А я, когда наступит день,
Как мне ни больно и ни лень
И как ни бесполезно свету,
Тащусь на завтрак иль обед,
Играть в бостон или в пикет;
Иль, если карт, к несчастью, нет,
Тащусь зевать по этикету
И ползать в суетах мирских
Промежду Глупостей людских,
Где языки одни речисты,
Где всё добро на языке.
Где дружба — почерк на песке,
Где клятва — сокол в высоте,
Где нрав и сердце так же чисты
(Не в гнев то буди городских),
Как чист и легок воздух их.
Когда у вас на небосклоне
Потухнет алая заря
И, сон приятный вам даря,
Ночь сядет на сапфирном троне;
Уныло зашумят леса
И в хороводах звезд прекрасных,
В одеждах бледножелтых, ясных,
Взойдет луна на небеса;
Проступит бледность на вершинах
И, серебром светясь, туман
Расстелется у вас в долинах,
Как утром тихий океан,—
Тогда, не зная что заботы,
Невозмущенные тоской,
В роскошных пеленах дремоты
Вы сладкий вкусите покой.

А я, когда за нашим градом,
Застыв, потускнет небосклон,
И с темной ночью придут рядом
Печальна мысль, мятежный сон,
Свет закатится с ясным Фебом,
Но не замолкнет стон людской,
И под угасшим черным небом
Раздастся глухо шум градской,
А я — там, где всё так нестройно
В цепях шумливой суеты,
Средь роскоши и нищеты,
А я — засну ли там спокойно?
Ах, нет! не сон, друзья, не сон —
Тогда мои мне милы слезы,
И мысль одна приятна мне,
Чтоб вас увидеть, хоть во сне,
Мои любезны дики розы,
И чтоб у вас в густой тени,
Кудрявы, юные березы,
Воспеть златые сельски дни.