Юрий Бессонов - Двадцать шесть тюрем и побег с Соловков
Но там надеются... Ведь без надежды трудно и просто невозможно жить... Надеются на что-то... На что-то и на все, но только на «извне»...
И я надеялся... Сейчас писать мне это странно... Надеялся на эмиграцию и на запад.
Я знал, что здесь, у эмиграции все преимущества... Здесь люди могут мыслить, говорить, читать, писать, меняться мнениями... Рождать идею... Организовываться, делать... А главное, здесь могут объединиться, слиться, быть существом одним и стать Pocсией будущей... Я это знал, а верил я?
Я верил, что революция научила... Что люди, наконец прозрели, изменились, поняли, а главное объединились... Что здесь идет работа, что ее хотят, она нужна, и только вот чего-то ждут... Я верил, что здесь люди любят, что здесь один за всех и все за одного... Что правда здесь, что здесь объединение сил... Я верил в дух.
Идя сюда, я понимал, что мы российские, и здешние мы — не одно и то же... Кто лучше, хуже, выше и кто ниже, я не берусь судить. Но мы не вы... Вот это ты прими, пойми, и положи в основу для понимания меня: я новый, самый новый, тамошний, российский человек.
В чем разница? Попробую ответить. Я знаю — Россия умерла... Я верю: Россия родилась... Я видел ее смерть и чувствую начало жизни.
Здесь говорят... Не верят и не знают, но говорят: «России незачем рождаться, она жива, живет и будет жить»... Я умер, но родился. Ты продолжаешь жить — вот разница. Вот те надежды, вера, знание, с чем я пришел...
Я на свободе... Хотелось жить и знать... С чего начать?
Газеты...
Я бросился на них... В лесу — я их курил... В России я читал классическую «Правду»... но вот передо мной свободная печать.
Вот истинная правда — Русская газета. Чуть не крестясь я развернул ее. Передовая...
Я прочел... Мне показалось что-то непонятно... Какие-то фамилии, и кто-то кем-то недоволен...
Я взял другую... Там тоже спор идет... И что-то странное... Все мелочи... Опять мне непонятно.
Я утешал себя...
Ну это так — сегодня, неудачно... Не повезло... Да я ведь многого не знаю... Не подготовлен, поэтому не понимаю, но время хватит... Я пойму, узнаю...
Завтра...
Странно... Но все тоже...
Большевики кричали: «Там, в эмиграции рознь... Там партии... Они дерутся»... Никто не верил.
Так неужели же, подумал я, они правы?
Я продолжал читать и начал понимать... Все время шла полемика и споры... Хотелось оправдать...
Что ж думал я, ведь это полюбовно... Все для победы над врагом... Нет, что-то нет... Все было тут не то. — Тут важно было победить друг друга.
Вот первый шок... Он неприятно действовал... но я надеялся и продолжал искать... Ведь я людей еще не видел, и думал здесь найти и правду, и исход...
Я был у белых... Там видел многое... И многое не ладное.
Прошло семь лет и снова я увидел то же.
Все те же партии, объединения, соединения... Центры, съезды. Платформы и программы... Все жалкий старый лепет... Слова... Слова... Дел никаких... Основы нет... Все мелко так, бессильно и смешно...
Кто во главе? Все те же злые старички со стажем.— Великая война... За ней две революции... Гражданская война... Все ими... Не нами, ими создано, и ими проиграно.
Их просят: Уходите! Но нет! Они все ссорятся и думают — За ними вся Россия. За ними — никого. Так, по три человека... И уж конечно не Россия...
Но это все отцы... Все главари, руководители... Все тени прошлого... Ни запад, ни Россия, так — серединочка... Они уж доживают и не родятся вновь...
Их много здесь. Но это ведь не все... А молодежь? А эмиграция? Масса? Дети?.. Так неужели же... Подумал я... Нет. Слава Богу нет... Совсем не то...
Здесь в душах кузница... Не слышно, неприметно здесь жертвенно куют любовь.
Здесь фабрики, заводы, труд... Здесь тягости и бедность. Нищета... Но здесь и главное: наш дух... Здесь Русь, и Русь действительно святая... Здесь просто. — Здесь тебе помогут, напоят и накормят и 10 франков в долг дадут.
Нет, нужно осознать, что мы одни... Мы эмиграция рядовая, мы офицеры, мы молодежь, мы все, которые на фабриках, заводах — мы одни. У нас нет руководителей, у нас есть братья там, — в Pocсии... И через голову всех главарей им руку мы должны тянуть.
***
Теперь, родная, мне хочется сказать тебе про главное... Во что я верю, что я знаю, и что мне кажется всего важней...
Была Россия.
Старая, давнишняя... Еще до нас... Там Дух был все... Во всем... Везде. — В царях, в церквах... В монастырях и странниках... В страданиях, в земле... Все было дух.
Там не было основы твердой, незыблемой идеи — Учения Христа... Там не было и знания мудрого... Слепою верой, совестью и интуицией Pocсия старая жила...
Но вот ей люди знание кинули... Не мудрость Божию, а полузнание... Как зверю кровь...
Россия приняла... Поколебалась вера... На смену ей пришли желания... Материя поравнялась с духом... Родился большевик...
Молчала мудрость древняя... Идеи не было... Молчала церковь и не дала основ...
Россия новая.
Я в Соловках. В руках у меня лом... Я должен выкорчевать изо льда какое-то бревно... На дворе мороз, перчаток нет... Лом холодный, тяжелый, тело ломает, работа бессмысленна...
Ко мне подходит парень... Ясные, чистые, глаза, на голове чуть на бок одета фуражка, на ней значок одного из высших учебных заведений...
«Друг! Дай помогу...»
Я передал лом... Сильными размашистыми, крепкими, верными ударами, он быстро расколол лед, выбросил из него полено и остановился...
Сдвинул на затылок фуражку, оперся на лом и подняв свои красивые глаза, как бы про себя не сказал, а скорее выдохнул: «Хорошо...»
Я не понял. Мы помолчали...
Вы за что? По какому делу?.. Спросил я его, чтобы начать разговор...
Он чуть улыбнулся и ответил: «Я Христианин...»
Что?.. Что?.. От неожиданности повторил я вопрос... Объясните...
«Вас это удивляет?.. И непонятно?»... Начал он. «Да. Я Христианин... Нас здесь партия... Мы прибыли с последним этапом... Все мы из высших учебных заведений и считаемся политическими. Но так как Запад на анархистов обращает меньше внимания, чем на социалистов, то нас не хотят переводить на политический режим... Мы объявили голодовку... После семи дней я сегодня первый раз вышел... Хорошо...» Вздохнул он, и продолжал:
«Мы не политики... Власть называет нас мирными анархистами... Мы не отказываемся... Это пожалуй верно... Мы не контрреволюционеры, мы скорее контр-матерьялисты... Мы ни белые, ни красные... Мы синие Христовы...»
Прозвонил колокол. Работа кончилась. И мы расстались, чтобы скоро встретиться...
***
Вечером, после поверки, когда каторга спала, забравшись в угол нар я сидел с ним и его приятелями в темном, вонючем, страшном Соловецком бараке. Все это была молодежь... Настоящая, здоровая, сильная, крепкая духом и телом, новая, самая новая молодежь России.
«Кто мы?» Говорил один из них.
«Мы Христиане... Мы просто Христиане до конца...
Мы веруем в Учение Христа — в Любовь... В Любовь к Добру и Правде, к Истине... Ну словом к Богу.
Мы веруем в закон Христа... Он прост... Он детски прост и Божески он мудр... Он говорит: зло побеждай добром... Люби людей...
И это все... И в этом все... Здесь все теории, здесь жизнь и реальность...
Социализм начал: я ни во что не верю. — Я знаю. — Бога нет! Повел... Ушел за нацию... Позвал трудящихся... И бросил миру: Интер-Нация!.. Класс! Все для него! И за него борьба!
Предел... Борьба достигла апогея... Масштаб широк...
Он мировой и слово сказано... Оно высоко.
Мы выше, шире! Мы полней! Мы тоже знаем: Дух — Бог! В нем вся основа. Любовь, а не борьба!.. Не класс, а человечество! Вот идеал!.. Вот идеал Христа!
Социализм вел... Отбросил совесть и перепрыгнул нравственность... Связал людей законом помощи друг другу и в мир пошел... Он много обещал... Казалось, там тоже был порыв к добру...
Мы шли за ним... Рай впереди... Он близко... Виден...
Но вот он все сказал, все сделал... Дошел до коммунизма, большевизма... И стоп!.. Тупик!.. Социализм рушится...
В чем дело?
Его логический конец...
Как? Почему? Опомнились и начали искать... Бросались в стороны... К меньшевикам, к эсерам, к анархистам... Мы все прошли сквозь это. — Но там все те же щи, да чуть пожиже... искали и наконец нашли... Ошибка оказалась в корне:
Бога нет... Нет духа в человеке... Нет любви... Нет человека и остался зверь...
Так правду мы нашли. Идею чистую, реальность высшую — учение Христа.»
Он передохнул и продолжает...
«Мы не одни... Нас много по Pocсии... Мы держим связь... Вот посмотрите письма... Но это ведь не все, не главное... Так верили давно... Так верили и в первые века Христианства... Так верили и духоборы, и Толстой... Но главное... В противовес учению Дьявола... Теперь так верит вся страдавшая Россия. И горе в том, что верит, но этого не сознает... Что ищет, ходит около... Но вот найти, сказать и исповедывать не может».
Мы лежали на нарах... Я видел как остро переживает свои слова этот молодой новый Российский человек. Он вскочил на нары, встал на колени, подвинулся ко мне и повысив свой шепот продолжал:
