Андрей Платонов - Том 7. Сухой хлеб
— Ты, Иван, молодец. Слыхал я: ты купца в медведя обратил. А можешь ты и мне штуку представить, мороку какую?
— Могу, государь, я привыкши, да боюсь.
— Не бойся, служба, я люблю сказку-мороку.
— Знаем, — сказал Иван. — Да тут я тебе буду сказку рассказывать, а не ты мне… А который нынче час, государь?
Царь ответил:
— К чему тебе час? А первый будто.
— Стало быть, время! — сказал отставной солдат.
Сказал он так и вдруг воскликнул еще:
— Вода, государь, потопление! Бежим отсюдова скорей, а сказку я после тебе скажу, где сухо будет. Видишь, водополье во дворец нашло!
Не видит царь потопления, и воды нигде нету, а видит: отставной солдат тонет, захлебывается и ртом воздух поверху глотает.
Кричит ему царь:
— Опомнись, служба!
Глядь, а и самому дышать уже нечем: в грудь воды набралось, и в желудке ее полно, и в кишках переливается.
— Спасай меня, солдат!
Иван-солдат схватил царя:
— Агей, плыви бодрей!
Поплыл царь Агей. Видит он — спереди его рыба плывет. Рыба обернулась к нему.
— Не бойсь, — рыба говорит, — Агей, это я, служба твоя.
Глянул царь на себя: и он рыбой стал.
Обрадовался царь:
— Теперь не утонем.
— Нету, никак нет, — отвечает ему рыба Иван. — Живы будем!
Плывут они далее. Из дворца уплыли, по вольной воде плывут. И вдруг перед царем прочь пропала рыба Иван. Слышит только царь — кричит ему со стороны отставной солдат:
— Эй, Агей, плыви левей, а то спереди сеть, будут в ухе тебя есть!
— Услышал царь солдата, а подумать не успел — и попал он в рыбацкую сеть. Глянул царь — и рыба Иван тут же.
— Чего же теперь, служба, делать будем? — спрашивает царь.
— Помирать, государь, будем.
А царю жить охота. Забился он в сети, выскочить захотел, да сеть крепка.
Вытащили рыбаки сеть наружу. Увидел царь Агей, как один рыбак схватил Ивана-рыбу, ободрал с нее ножом чешую и в котел бросил. «Ну, — подумал царь, — с меня чешую драть не будут».
Схватил рыбак рыбу, отсек ей голову и ту голову прочь забросил, а туловище в котел положил. И слышит тогда царь голос отставного солдата:
— Государь ты наш батюшка, а где ж твоя голова?
Захотел царь Агей ответить солдату: «А кожа твоя где? С тебя чешую всю содрали! Чего же ты не спас меня, окаянный?» Да ни сказать, ни крикнуть царь не мог: вспомнил он — головы у него нету.
Ухватил царь руками свою голову. Тут опомнился он и озираться начал. Видит царь — сидит он во дворце, как всегда бывало, сидит на мягком стуле, а против него на табуретке отставной солдат Иван сидит и чай из блюдца пьет.
— Это ты, Иван, рыбой был?
— Я, государь. Кто же еще!
— А кто думал, когда у меня головы не было?
Иван говорит:
— Опять же я, государь. Некому было.
Вскричал тут царь на Ивана:
— Вон из моего царства иди! И чтоб духу твоего слышно не было, и чтоб люди мои не помнили тебя, а забыли!
Ушел от царя отставной солдат и чаю только полблюдца выпил. А царь Агей тотчас по всему своему царству приказал, чтоб никто не смел принимать в свой дом Ивана, отставного солдата.
Пошел Иван ходить. Куда ни придет, куда ни попросится — «Царь пускать тебя не велел», — говорят и ворот ему не отпирают.
Оплошал сперва Иван. Дошел он до своей родни — и родня его не признает: царь, дескать, не велел тебя привечать.
Пошел Иван далее. Что же там?
Просится Иван в избу ночевать:
— Пусти, добрый человек.
— Пустил бы, да не велено, — хозяин говорит. — А коли пущу, так разве за сказку. Умеешь ты, нет ли, сказки рассказывать?
Подумал Иван:
— Умею, пожалуй!
Пустил его крестьянин ночевать.
Рассказал ему Иван сказку. Сначала хозяин слушал без охоты: «Чего, думает, — скажет солдат! Солжет да каши попросит». Глядь — в середине сказки хозяин улыбнулся, потом задумался, а под конец сказки и вовсе себя забыл, кто он такой, — думает, что и сам он уж не мужик, а разбойник, мало того: и царь он морской, а не то просто бедный, да премудрый человек либо дурак. А ведь и нет будто ничего: сидит один отставной солдат, губами шевелит и слова бормочет. Опамятовался хозяин и просит еще сказку у солдата. Тот еще рассказал, другую сказку. На дворе уже светать начало, а солдат с хозяином спать не ложились. Иван солдат уж которую сказку говорит, а хозяин сидит напротив него и плачет отрадными слезами.
— Будет, — сказал тут Иван. — Ведь я тебе всего дела — сказку сложил. Чего зря слезы тратишь!
— Да от сказки твоей, — отвечает хозяин, — душе счастье и уму раздумье.
— А вон царь Агей рассерчал на меня, — вспомнил Иван, — прочь велел мне уйти, куда глаза глядят.
— Так тому и быть полагается, — сказал хозяин: — что царю в обиду, то народу в поученье.
Поднялся Иван с места, стал прощаться с хозяином, а тот ему говорит:
— Бери в избе что хочешь. Мне ничего теперь не жалко, а тебе в дороге, гляди, понадобится что.
— А у меня все есть, хозяин, мне ничего не надобно. Спасибо тебе.
— А не видать того, что есть у тебя!
Отставной солдат ухмыльнулся:
— А вот же и нет ничего у меня, а ты любое добро свое отдаешь. Значит, есть на что со мной меняться.
— И правда твоя, — согласился хозяин. — Ну, прощай да впредь заходи, гостем будешь.
И пошел с той поры Иван по дворам, по чужим деревням. Повсюду его за обещанье, что он сказку скажет, ночевать пускали и ужином кормили: сказка-то оказалась сильнее царя. Только бывало, если до ужина он сказку начнет, то ужинать уж некогда было, и люди, кто слушал его, есть не хотели, поэтому отставной солдат прежде сказки всегда щи хлебал.
Так оно было вернее. С одной-то сказки, не евши, тоже не проживешь.
Финист — ясный сокол
Жили в деревне крестьянин с женой; было у них три дочери. Дочери выросли, а родители постарели, и вот пришло время, пришел черед — умерла у крестьянина жена. Стал крестьянин один растить своих дочерей. Все три его дочери были красивые и красотой равные, а нравом — разные.
Старый крестьянин жил в достатке и жалел своих дочерей. Захотел он было взять во двор какую ни есть старушку-бобылку, чтобы она по хозяйству заботилась. А меньшая дочь, Марьюшка, говорит отцу:
— Не надобно, батюшка, бобылку брать, я сама буду по дому заботиться.
Марья радетельная была. А старшие дочери ничего не сказали.
Стала Марьюшка вместо своей матери хозяйство по дому вести. И все-то она умеет, все у нее ладится, а что не умеет, к тому привыкает, а привыкши, тоже ладит с делом. Отец глядит и радуется, что Марьюшка у него такая умница да работящая и нравом кроткая. И из себя Марьюшка была хороша — красавица писаная, и от доброты краса ее прибавлялась. Сестры ее старшие тоже были красавицы, только им все мало казалось своей красоты, и они старались прибавить ее румянами и белилами и еще в обновки нарядиться. Сидят, бывало, две старшие сестрицы да целый день охорашиваются, а к вечеру все такие же, что и утром были. Заметят они, что день прошел, сколько румян и белил они извели, а лучше не стали, и сидят сердитые. А Марьюшка устанет к вечеру, зато знает она, что скотина накормлена, в избе прибрано, чисто, ужин она приготовила, хлеб на завтра замесила и батюшка будет ею доволен. Глянет она на сестер своими ласковыми глазами и ничего им не скажет. А старшие сестры тогда еще более сердятся. Им кажется, что Марья-то утром не такая была, а к вечеру похорошела — с чего только, они не знают.
Пришла нужда отцу на базар ехать. Он и спрашивает у дочерей:
— А что вам, детушки, купить, чем вас порадовать?
Старшая дочь говорит отцу:
— Купи мне, батюшка, полушалок, да чтоб цветы на нем большие были и золотом расписанные.
— А мне, батюшка, — средняя говорит, — тоже купи полушалок с цветами, что золотом расписанные, а посреди цветов чтоб красное было. А еще купи мне сапожки с мягкими голенищами, на высоких каблучках, чтоб они о землю топали.
Старшая дочь обиделась на среднюю, у нее было алчное сердце, и сказала отцу:
— И мне, батюшка, и мне купи сапожки с мягкими голенищами и с каблучками, чтоб они о землю топали! А еще купи мне перстень с камешком на палец — ведь я у тебя одна старшая дочь!
Отец пообещал купить подарки, какие наказали две старшие дочери, и спрашивает у младшей:
— А ты чего молчишь, Марьюшка?
— А мне, батюшка, ничего не надо. Я со двора никуда не хожу, нарядов мне не нужно.
— Неправда твоя, Марьюшка! Как я тебя без подарка оставлю? Я тебе гостинец куплю.
— И гостинца не нужно, батюшка, — говорит младшая дочь. — А купи ты мне, батюшка родимый, перышко Финиста — Ясна Сокола, коли оно дешевое будет.
Поехал отец на базар, купил он старшим дочерям подарки, какие они наказали ему, а перышка Финиста — Ясна Сокола не нашел. У всех купцов спрашивал.
