Николай Лейкин - Где апельсины зреют
— Вижу, вижу. Только я думалъ, что это какая-нибудь карта географіи.
— Bottega del Ristoratore! обвелъ рукой вокругъ проводникъ, когда всѣ вошли въ третье зданіе.
— Древній ресторанъ, трактиръ помпейцевъ, перевелъ Перехватовъ,
— Трактиръ? воскликнулъ Граблинъ, — вотъ это любопытно.
— Посмотримъ, посмотримъ, какой такой трактиръ былъ у этихъ самыхъ древнихъ эфіоповъ, заговорилъ Конуринъ.
— Не у эфіоповъ, а у помпейцевъ.
— Ну, все равно. Гдѣ-же буфетъ-то былъ? Гдѣ-же у нихъ водочка-то стояла?
— А вотъ большой залъ для помѣщенія гостей. Вотъ и остатки камина, гдѣ приготовлялись горячіе напитки. Смотрите, полъ-то какой! Изъ мраморной мозаики. Вотъ полка для стакановъ.
— Ахъ, быкъ ихъ забодай! Это изъ мозаики. Должно быть полиція заставила, чтобъ былъ изъ мозаики. И полка-то для посуды каменная. Это полиція чистоту наводила, бормоталъ Конуринъ.
— А вотъ на стѣнѣ и изображеніе бога торговли Меркурія, разсказывалъ Перехватовъ.
— Да нешто у ихнихъ купцовъ особый богъ былъ?
— Особый, особый. Они почитали Меркурія. Смотрите, какъ хорошо сохранилось изображеніе.
— Опять потрескавшіяся и облупившіяся картины! воскликнулъ Граблинъ, зѣвая. — Ты, Рафаэль, кои что… Ты меня на облупившееся мазанье не наводи. Надоѣло. Шутка-ли, три дня по музеямъ съ тобой здѣсь шлялся. Ну, чего впился?
— Да вѣдь это остатки древняго художества. Та невѣжественный, дикій человѣкъ, а мнѣ интересно.
— Довольно, говорятъ тебѣ! Веди дальше.
Показались остатки древняго храма съ полуразрушенными, но все еще величественными колоннами.
— Базилика! воскликнулъ Перехватовъ. — Смотрите, какіе портики, какія колонны. Здѣсь посрединѣ была трибуна магистрата. Вотъ ея остатки.
— Была да сплыла — ну, и Богъ съ ней… бормоталъ Конуринъ.
— Проводникъ, между тѣмъ, указывалъ на отверстіе въ землѣ, куда шла лѣстница.
— Это была тюрьма, темница для осужденныхъ. Вотъ гдѣ они томились, въ этомъ подземельѣ, переводилъ Перехватовъ.
— Послушай, Рафаэль! Да ты скажи нѣмчурѣ, чтобы онъ показывалъ что-нибудь поинтереснѣе! А то что это за интересъ на камни да на кирпичъ смотрѣть! нетерпѣливо сказалъ Граблинъ.
Перешли strada della Marina и открылись остатки храма Венеры.
— Древнѣйшій и роскошнѣйшій изъ помпейскихъ храмовъ — храмъ Венеры! сказалъ Перехватовъ.
— Такъ, такъ… А гдѣ-же она сама матушка? Венера-то гдѣ эта сидѣла? спросилъ Конуринъ. — Не осталась-ли она? Любопытно-бы Венеру-то посмотрѣть?
— Ну, зачѣмъ вамъ Венеру! Ну, что вы смыслите! замѣтила ему Глафира Семеновна.
— Какъ не смыслю? Очень чудесно смыслю. Венера — это женское оголеніе.
— А съ какой стати вамъ оголеніе? Стыдились-бы…
— Древность. А можетъ быть въ древности-то это самое оголеніе какъ-нибудь иначе было?
— Вотъ sanctuarium, здѣсь была статуя Венеры; и вотъ алтарь, гдѣ ей приносились жертвы, указалъ. Перехватовъ.
— Была да сплыла, а вотъ это-то и плохо.
— Рѣшительно ничего нѣтъ въ этой Помпеѣ интереснаго! восклицалъ Граблинъ. — Развѣ только трактиръ-то древній… Но ежели показываютъ этотъ трактиръ, то отчего-бы не устроить здѣсь и выпивки съ закуской? Странно. Вотъ олухи-то! Тогда-бы мы все-таки здѣсь выпили, а пріѣхавъ въ Питеръ разсказывали, что пили, молъ, допотопный коньякъ въ Помпеи, въ допотопномъ трактирѣ. Вели вести насъ дальше.
Переходили улицу, свертывали въ переулки.
— Замѣтьте, господа, что мостовая, по которой мы идемъ — древняя мостовая, сохранившаяся восемнадцать столѣтій, продолжалъ разсказывать Перехватовъ.
— Плевать! отвѣчалъ Граблинъ.
Открылась большая площадь съ колоннами.
— Форумъ!
— Опять форумъ? Ну, что въ немъ интереснаго! Мимо, мимо! Этихъ форумовъ-то мы ужъ и въ Римѣ насмотрѣлись, надоѣли они намъ хуже горькой рѣдьки, — послышались голоса.
Компанія начала уже зѣвать. Николай Ивановичъ тяжело вздыхалъ и отиралъ обильный потъ, струившійся у него со лба, а когда Перехватовъ возгласилъ: "Храмъ Меркурія", — сказалъ:
— Да ужъ, кажись, довольно-бы этихъ храмовъ-то.
— Нѣтъ, нѣтъ. Проводникъ говоритъ, что тутъ замѣчательные остатки мраморнаго алтаря съ прекрасно сохранившимся барельефомъ.
Начали разсматривать барельефъ, изображающій жертвоприношеніе. Начался разговоръ, дѣлались догадки.
— Мясники-быкобойцы, что-ли, это быка-то за рога ведутъ? — слышался вопросъ.
— Само собой мясники. Меркурію празднуютъ, а вѣдь Меркурій купеческій богъ, какъ говоритъ господинъ художникъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, господа. Это жрецы. Это въ жертву, для закланія быка ведутъ.
— Какіе тутъ жрецы! Или мясники или пастухи. Вонъ пастухъ въ рогъ трубитъ. А ужъ и рожи-же у всѣхъ отъѣвшіяся! Вонъ и барышня около… Быка это она испугалась, что-ли?
— Гдѣ вы видите барышню? что вы, господа!
— А вотъ. Шла на рынокъ, увидѣла быка…
— Такъ это жрецъ, закутанный въ покрывало жрецъ. А справа два ликтора, два полицейскихъ, два древнихъ городовыхъ.
— Позвольте, позвольте мнѣ, господа, на древнихъ городовыхъ посмотрѣть, протискивался Конуринъ и воскликнулъ:- Это-то городовые? По каскамъ въ родѣ пожарныхъ. Да зачѣмъ-же они безъ штановъ-то?
— А ужъ должно быть тогда такая форма была по лѣтнему положенію, чтобы съ голыми ногами, сказалъ Николай Ивановичъ. — Древняя форма… Это самая обыкновенная вещь. Въ древности всегда такъ ходили.
— Тсъ… Скажите на милость! дивился Конуринъ. — Вотъ женѣ-то по пріѣздѣ въ Питеръ сказать, — ни за что не повѣритъ.
И опять пошли стѣны дворцовъ, колонны храмовъ, но ужъ компанія на-отрѣзъ отказалась осматривать ихъ.
— Pantheon Augusteum! возглашалъ проводникъ, разсыпаясь въ разсказахъ.
— Мимо! слышалось восклицаніе.
— Senaculum!
— Надоѣло!
— Господа! Храмъ Юпитера! Городское казначейство! Эти зданія надо-же посмотрѣть, тащилъ Перехватовъ компанію, но та упиралась и проходила мимо.
— Нѣтъ, нѣтъ! Довольно ужъ этихъ храмовъ! Ты, Рафаэль, скажи нѣмчурѣ, чтобы онъ показалъ только то, что есть здѣсь особеннаго, попронзительнѣе, да и довольно ужъ съ этой Помпеей! крикнулъ на него Граблинъ. — Говорили: "Помпея, Помпея! Вотъ что надо посмотрѣть". А позвольте васъ спросить, что тутъ интереснаго?
Граблина отчасти поддерживали и Николай Ивановичъ съ Конуринымъ.
— О, невѣжество, невѣжество! вслухъ тяжело вздохнулъ Перехватовъ и вступилъ съ проводникомъ въ переговоры о сокращеніи осмотра помпейскихъ раскопокъ.
Тотъ улыбнулся и спросилъ:
— А господа скучаютъ? Ну, сейчасъ я имъ покажу кое-что такое, что ихъ развеселитъ. — Но только однимъ господамъ, а дамѣ нельзя.
Онъ подмигнулъ глазомъ и повелъ ихъ, минуя добрый десятокъ зданій.
LII
— Улица двѣнадцати боговъ! Вотъ на углу на стѣнѣ и остатки изображенія ихъ, составляющія лараріумъ! — восклицалъ проводникъ по-нѣмецки.
Перехватовъ переводилъ.
— Да что-жъ тутъ интереснаго-то? отвѣчалъ Граблинъ. — Боги, какъ боги… Видали мы этихъ боговъ и не на облупившихся картинахъ. Дальше… Рафаэль! Ты скажи нѣмчурѣ, чтобъ онъ велъ насъ дальше и показывалъ только что-нибудь особенное. Ты говоришь, что онъ для мужчинъ хотѣлъ что-то особенное показать.
— Фу, ты, какой нетерпѣливый! Да погоди-же. Вѣдь надо по порядку… И такъ ужъ проходимъ десяткидостопримѣчательныхъ домовъ, не заглядывая въ нихъ.
— И не требуется. Ну, ихъ къ чорту!
— Fabrica di sapone!.. указывалъ проводникъ, возгласивъ по-итальянски, и продолжалъ разсказъ по-нѣмецки.
— Мыловаренный заводъ… переводилъ Перехватовъ. — Сохранилась даже печь и два свинцовыхъ котла для приготовленія мыла. Вотъ они.
— Ну, пущай ихъ сохранились, сказалъ Граблинъ. — Сами мы мыловаренныхъ заводовъ не держимъ, въ прикащикахъ у мыловареннаго заводчика Жукова тоже не служимъ.
— Фу, ты пропасть, да вѣдь интересно-же посмотрѣть, какъ и въ какихъ котлахъ восемнадцать столѣтій тому назадъ мыло варили! Проводникъ говоритъ, что сохранилась даже куча извести, употреблявшейся при мыловареніи.
— А тебѣ интересно, такъ вотъ ты завтра сюда пріѣзжай, да одинъ и осматривай.
— Я не понимаю, господа, зачѣмъ вы тогда пріѣхали помпейскія раскопки смотрѣть! разводилъ руками Перехватовъ.
— Да ты-же натолковалъ, что тутъ много интереснаго.
— Не только много, а все интересно. Для любопытнаго человѣка каждый уголокъ достопримѣчателенъ. Не понимаю я, чего вы хотите. Вѣдь не можетъ-же здѣсь быть кафешантанъ съ акробатами и подергивающими юбками женщинами.
— Ты меня юбками-то не кори. Я знаю, что я говорю! вспыхнулъ Граблинъ. — Да… Ежели я взялъ тебя съ собой заграницу, то не для твоего удовольствія, а для своего удовольствія — вотъ ты и обязанъ моему удовольствію потрафлять. Пою, кормлю тебя, чорта… Сколько ты одного винища у меня по дорогѣ вытрескалъ.
![Николай Лейкин - Наши за границей [Юмористическое описание поездки супругов Николая Ивановича и Глафиры Семеновны Ивановых в Париж и обратно]](/uploads/posts/books/225932/225932.jpg)
