Макар Последович - С тобою рядом
Он услышал, как загремел засов. Дверь открылась, и в глубине землянки он увидел женщину в одной рубашке, с пышными волосами, которые рассыпались по обнаженным плечам. Спокойно, словно хвастаясь своей стройной фигурой, Ванда дошла до кровати, легла и прикрылась одеялом.
- Ты почему не встаешь и не топишь печь? - спросил Корницкий.
- Я нездорова, - спокойно глядя в лицо председателя, промолвила Ванда.
- Что у тебя болит?
- Внутри что-то жжет. Вот тут, - дотрагиваясь полной рукой до груди, отвечала Ванда. - Закрой дверь, а то вошел, как в хлев.
- Ты меня не учи, как заходить в хату. У тебя очень душно.
- Было душно, а теперь сквозняк.
- Ну вот что, завтракай и ступай на работу.
Тем временем, позванивая медалями, Лопырь с топором за поясом неторопливо ступал большущими сапогами по пыльной улице. Люди шли на работу. То группами, то в одиночку они торопились в одном направлении.
Костик с заступом на плече вел за собой команду хлопцев.
- Левой, левой! - слышался его голос. - Шире шаг!
Лопырь свернул на колхозную усадьбу, к штабелю бревен возле новой постройки. Тут уже кипела работа. Дед Жоров, взмахивая топором, тесал бревно. Шуршала в толстой колоде продольная пила, вырезая толстую доску. Два бородатых колхозника прилаживали на стене бревно. Таисия подошла к деду Жорову почти одновременно с Лопырем. Она спросила:
- Ты, Ефим, не видал героя? Время ему завтракать.
- Его угощает Ванда, - ухмыляясь, сказал Лопырь.
- Брешет не знай что, - пробурчал дед Жоров. - Берись за работу.
- Не верите - поглядите.
Таисия и дед Жоров взглянули на землянку Ванды. Дверь в ту минуту открылась, и из нее показался Корницкий.
В РАЙКОМЕ ПАРТИИ
Андрей Калита недаром предупреждал Корницкого. Раздосадованный и обозленный переводом из бригадиров в рядовые плотники, Лопырь действительно написал заявление-жалобу Драпезе. Оттуда прислали бумажку, чтобы Антон Софронович немедленно явился в райком и дал объяснение.
Корницкий, прочитав бумажку, весело улыбнулся и промолвил Калите:
- Это, дорогой Андрей, начало атаки. У нас есть еще личности, которые претендуют только на чин, на звание, а не на полезную для общества работу. У человека тупая голова, он трех путных слов связать не может, а предложи ему должность комиссара по иностранным делам - не откажется, не задумается, а даст согласие. Как говорится, где бы ни работать - лишь бы не работать!
- Лопырь напишет еще и в Минск и в Москву.
- Я уже тебе говорил, что пусть пишет, куда хочет. Мне только жалко людей, которых его заявления будут отрывать от серьезных дел. Ну, я пошел на поле.
- А райком? - взглянув на председателя, спросил Калита.
- Не беспокойся, погляжу, как идет работа, и пойду.
- Может, Миколай тебя подвезет?
- Ты в своем уме? Чтоб Лопырево заявление отрывало от работы председателя, конюха да еще и коня? Нет, брат, управлюсь и один. Будь спокоен, нашего уважаемого Евгения Даниловича я не подведу, если дело идет даже о такой ценной "кадре", как Ефим Лопырь.
По тому, как Корницкий умышленно переиначил слово кадры и вымолвил его с особенным нажимом, Калита понял, что беседа с Евгением Даниловичем будет не очень гладкая.
Корницкий поправил в кармане пустой рукав кителя и неторопливым шагом направился в сторону болота.
Десятки людей - мужчины, женщины, подростки - копали тут торф. Председателю захотелось посмотреть, как работает Костик.
Корницкий заговорил с дедом Карпом, но ничего не пропустил из того, что происходит вокруг.
Вот Костик вылезает из канавы и с довольным видом оглядывает работу. Он идет смотреть, сколько сделали взрослые. В восхищении останавливается перед участком Ванды, которая, ни на кого не оглядываясь, выбрасывает из канавы торф.
Костик быстро возвращается к друзьям.
- Идите гляньте! Тетка Ванда накопала будь здоров! Больше, чем кто-нибудь другой!
Хлопцы выскакивают из канавы, бегут к Ванде. А та по-прежнему работает не разгибаясь.
Хлопцы стояли и молча смотрели, когда послышался требовательный и недовольный голос Таисии.
Костик подошел к матери.
- Ты не гляди на эту... Ванду. Делай свое дело.
- Почему?
- Так...
- Так она ж лучше всех работает. А дядька Антон говорил, надо учиться у лучших...
- Ты учись у мужчин.
- А какие у нас мужчины? Разве что один Лопырь. Но и того будь здоров дядька Антон на лопатки кладет.
- Ступай, ступай работать!
Костик удивленно пожал плечами и отошел. Подойдя к своим друзьям, которые все еще смотрели, как работает Ванда, Костик приказал:
- По местам!
Он снова спрыгнул в канаву, взял заступ и с молниеносной быстротой начал выкидывать торф.
Корницкий обошел вокруг большого холма заготовленного торфа и направился в местечко.
В приемной райкома, перебирая какие-то бумаги, сидела девушка. Корницкий поздоровался с ней и спросил, тут ли Драпеза.
- Заходите, пожалуйста, - ответила девушка. - Евгений Данилович вас ждет.
Драпеза стоял возле стола спиною к двери и кричал в телефонную трубку:
- Ты мне, золотко, сказок таких не рассказывай. Понял? Если через час тракторы не выедут в колхоз - пеняй на себя. Понял?
- С кем это ты так мило разговариваешь? - спросил Корницкий, когда Драпеза бросил на вилку телефонную трубку и повернулся, чтоб сесть за стол.
- А, Антон Софронович!.. Понимаешь, пропесочивал директора эмтээс Борисевича.
- Чем он так не угодил?
- Три дня тому назад нам прислали из Куйбышевской области пять исправных тракторов. Так Борисевич держит их у себя в усадьбе и ждет, когда выйдут из ремонта два старых, чтоб все вместе двинулись из эмтээс. Без парадности не может обойтись...
- Нам один трактор будет?
- Ты, Софронович, шутишь? Сколько у тебя коней!
- Хочешь, обменяю на немецкий танк? Дам исправную пушку в придачу.
- Нет, и не проси. Тракторы мы пошлем туда, где нету коней. У меня есть получше для тебя новость. Ты заходил в Минске к товарищу Галинину?
- А что?
- Сегодня мне позвонили от него, что можно ехать в Костромскую область за караваевскими коровами.
- Сколько отпускают?
- Шестьдесят.
- Благодарю, Евгений Данилович, за такую новость. Можно идти?
- Минуточку, Антон Софронович. Что ты сделал с Лопырем?
- А ничего. Он захотел проверить, знаю ли я некоторые приемы обороны. Теперь у нас все в порядке.
- Не думаю. Где он работает?
- В строительной бригаде.
- Кем?
- Плотником.
- Вот видишь, Софронович, как нехорошо выхолит. Из председателей в бригадиры, из бригадиров в рядовые, а скоро ты сделаешь его пастухом.
- Пастух из него не выйдет. Для этого надо иметь светлую голову. Пускай пока что помашет топором.
- Обком не согласен с тобой.
- Вот как! Уж знают и там!
- Да. И еще... про твои связи с...
- Договаривай до конца.
- Глупости... Бабские дела. Одним словом, есть указание забрать от тебя Лопыря и послать в "Перемогу" председателем. Скажешь, чтоб он завтра явился в райком.
- Пускай отсохнет мой язык, если я передам этому проходимцу такое поручение! Чтоб он ехал губить "Перемогу"?! Запомни, что и там я ему не дам покоя!
- Брось, Софронович! Нашел чужеземного ворога!
- Иной раз и свой, здешний, вредит нашему делу еще больше, чем чужой, пришлый.
- Боюсь, что чем дальше, тем больше ты становишься несдержанным. В отряде ты был спокойнее. Я по временам не узнаю тебя, товарищ командир.
- Я то же самое, временами не узнаю себя, товарищ комиссар, - словно прислушиваясь к самому себе, заговорил Корницкий. - Видать, война наложила на каждого из нас свой отпечаток. Когда-то я готов был лететь помогать мировой революции в любую часть света. Теперь же мне почему-то представляется, что мировой революции я больше помогу тут, если стану добиваться, чтоб каждый человек жил в самом лучшем доме, имел вдоволь самых разных товаров, отдыхал как следует. Приедет в Пышковичи зарубежный гость, поглядит на наш самый высокий уровень жизни да скорее и заторопится домой - гнать к чертовой матери своих помещиков и капиталистов. И никакие поклепы на наш строй, никакие там штыки узурпаторов его уже не сдержат и не остановят. А этот высокий уровень сам не придет, его нам не подадут на золотом подносе. Его надо, несмотря ни на что, своими руками добывать из земли... Вот о чем я думал в партизанском госпитале, думал дни и ночи в известной тебе обстановке... Я чуть тогда с ума не сошел от безделья. Теперь, Евгений Данилович, я снова живу...
- Все это очень хорошо, о чем ты так долго рассказывал. Но прошу тебя: будь более терпеливым. Понимаешь, Софронович, чтоб не было этих заявлений, жалоб. Ты имеешь дело с живыми людьми.
- Этого я тебе, Евгений Данилович, обещать не могу. Люди бывают разные. У меня нет времени на поклоны и реверансы тем, кто болтается под ногами, мешает нам идти вперед.
