Валентина Колесникова - Гонимые и неизгнанные
Неожиданно для всех через год Натали дает согласие на брак с М.А. Фонвизиным. Не любовь, но долг был её советчиком. "Надобно было отца из беды выручать", - много лет спустя признается она сибирскому своему духовнику.
Еще почти год не дает Синод согласия на этот брак - из-за той же родственной близости. Наконец, в сентябре 1822 года состоялась свадьба. Михаил Александрович выходит в отставку. Светлым сном для обоих пролетают три года. В августе 1824 года рождается их первенец Дмитрий, Натали носит под сердцем второго сына - Михаил рождается в феврале 1826 года, через месяц после ареста Михаила Александровича.
Дальнейшая жизнь обоих - мужество и самоотречение, страдания и горе, верность долгу и испытания. Наталья Дмитриевна последовала за мужем в Сибирь, как только немного подросли и окрепли сыновья. В 1828 году она оставила их на попечении родителей без надежды увидеть когда-либо. Сибирские её маршруты - декабристские пути: Чита, Петровский завод, Енисейск, Красноярск, Тобольск. В изгнании дважды рухнули её надежды на счастливое материнство: в 1832-м и 1834 годах рождались и в течение года-двух умирали дети. Все годы ссылки переписывались Фонвизины с оставшимися на родине сыновьями. Все годы жила в их душах надежда на свидание с ними. Разбились и эти мечты: один за другим (в 1850-м и 1851 годах) умирают 25-летний Дмитрий и 24-летний Михаил...
Всю жизнь Михаил Александрович и Наталья Дмитриевна помогали бедным и страждущим. Предельно насыщена духовно, интеллектуально их жизнь. Гостеприимный дом Фонвизиных был средоточием культурной жизни - и в Красноярске, и в Тобольске. П.С. Пушкин, как это видно по письмам М.А. Фонвизина, становился ближе им с каждым годом, их духовное родство обнаруживалось все явственнее.
С годами духовная близость неразрывно соединит Павла Сергеевича с Е.П. Оболенским, П.Н. Свистуновым, И.И. Пушиным. И все же до конца дней его самым близким, родным останется "сердечный друг" Наталья Дмитриевна.
Безусловно, переписка декабриста была во много раз обширнее. Но время разбросало архивы по городам и весям. Пока удалось обнаружить чуть более двухсот писем - с 1835-го по 1862 год. Эти письма сохранились в архивах адресатов и свидетельствует, что переписка Павла Сергеевича была большой и систематической и в годы сибирской ссылки, и по возвращении на родину. Он перепи-сывал с М.И. Муравьевым-Апостолом, В.И. Давыдовым и А.Л. Кучевским, В.К. Кюхельбекером и И.Д. Якушкиным, Е.П. и М.М. Нарышкиными, с А.П. Беляевым и И.В. Киреевым, с А.В. и А.Е. Розенами...
Наибольшее число обнаруженных писем - 105 - адресованы И.И. Пущину: они образуют "кусты" писем 1841-1843 годов и 1854-1858 годов и сохранились в знаменитых пущинских тетрадях, переплетенных по годам (кстати, часть тетрадей переплетал для друга П.С. Пушкин).
Надо сказать, что отношения Пушкина и Пущина в годы каторги были, видимо, дружеские, но не близкие. И лишь в первые поселенские годы Пущина думается, с того тяжелого для него 1841-го, когда Павел Сергеевич настоял на том, чтобы Пущин приехал в Тобольск лечиться у Г.М. Дьякова, началось их постепенное сближение.
Шли годы, переписка между И. Пущиным и П. Пушкиным была постоянной и активной, их отношения теплели с каждым годом. Обращает на себя внимание, что предупредительно-уважительное 30-40-х годов "любезный друг Иван Иванович" сменяется у П. Пушкина на уверенно-определенное "любезный друг мой" и обращение на "ты". Их дружба 50-х годов - это скорее сердечное братство. К тому же П.С. Пушкин оказывается вершителем судьбы не только И.И. Пущина, но и другого своего близкого друга - Н.Д. Фонвизиной.
Вот такие письма
Они написаны Павлом Пушкиным в 1838 году самым близким ему духовно Н.Д. Фонвизиной, М.А. Фонвизину и Е.П. Оболенскому и, думается, не нуждаются в комментарии.
Н.Д. Фонвизиной
22 января
Тяжело, мне очень тяжело, что письмо мое ещё больше вас встревожило. Что же делать, голубка моя, нельзя было навсегда оставлять вас в заблуждении, не сказав вам всей правды. Но я уверен, что если оно вас и встревожило, то встревожило к вашей пользе. Чувство ваше уже теперь, ничего не видя, сделалось святее, хотя оно ещё так жгуче, что заглушает любовь к Богу. Но зато столько уже бескорыстно, что вы забываете себя для спасения другого...
Господь, умудряющий слепцов, научит и меня сделать это как можно для обоих вас полезнее. Ваша твердая решимость освободиться от этого тяжкого греха и получить в нем церковное разрешение уже вперед вас от него освобождает.
Н.Д. Фонвизиной
26 января
Любезная моя, горькая, безотрадная! Письмо ваше вчера я в волнениях и нетерпении прочел с единою болью сердечною. А сегодня облил его слезами. Подлинно искушение ваше таково, что я не читал ему ничего подобного. Но мне отрадно ещё видеть, что под грудою всего этого пепла - залог любви Христовой хранится как искра в вашем сердце. О моя голубушка, воспряньте, отрясите этот сон с очей ваших, разрушьте это неестественное очарование. Что это за страсть, что это за мучительство! Сделайте хоть малый шаг, просите Бога, чтобы он отнял от вас хотя ту часть этой страсти, которая вас жжет, удаляет от Бога и мучит. Неужели самые эти муки вам ещё не надоели? Я, право, этого не понимаю.
Умоляю вас детьми вашими, которых вы носили в своей утробе, а теперь забываете, умоляю вас тем лицом, для которого вы все это делаете. Умоляю, наконец, моею к вам дружбою, которая так сильна, что я не имел её в такой степени ни к одной из родных сестер моих. Положите вечную и непримиримую вражду с врагом Бога вашего.
Страсть ваша сама по себе хотя есть несчастное и виновное заблуждение, но она более достойна плача, нежели осуждения, ибо сама собой наказывается, делаясь для вас нестерпимою мукою. Сам Господь смотрит на вас с состраданием, он это показал на блуднице, которая зашла далее, нежели вы.
Посмотрите, как вы легкомысленны и как враг вас обманывает. Не говорили вы: "Только бы мне остаться до лета, то я бы серьезно принялась бороться с собою"? Я вам предлагаю самое легкое - лечитесь через того, кем ушиблись. А вы это откладываете, боитесь потерять любовь человека, а не боитесь потерять любви Божьей. Если бы это был человек, нисколько к вам не расположенный, то надо быть извергом, чтобы не принять участие. Вы толкуете также о погибели, и все это одни слова и обман лукавого. Если бы вы знали, что значит погибель, то все кости бы в вас задрожали - и этого спасительного страха достаточно было бы затушить всякую страсть.
Знаете ли, что погибель есть вечное отсутствие Божества, отсутствие всякого доброго и отрадного чувства, отсутствие всего доброго и благого. Воля ваша, вам надо опомниться. Что это? Сидите, ничего не делаете и предаетесь помыслам. Чувствуете свой пожар и сами раздуваете пламя. Толкуете о смерти и думаете, что она вас от всего избавит. Смерть избавляет только от телесных страданий, и то когда приходит по воле Божьей. А душевные вместе с душою и переходят; от них надо исцеляться здесь, а не там.
Вам не смерти надо просить у Бога, а жизни и исцеления, чтобы он обратил ваше сердце опять к себе, утвердил закон спасения и упрочил возможность быть вместе с теми, кого вы любите. Ибо души одних спасаемых будут вместе, а души грешных будут лишены и сего утешения. Это не мои слова, а святого Афанасия Великого и других святых, которые то же утверждают.
Даже лишены будут того утешения, чтобы представить себе хотя образ любимого, потому что та способность воображения, через которую это делается, вместе с разлучением души от тела уничтожается. Она составляет связь души с телом. Эта связь порывается, ибо дана нам как необходимое оружие, пока мы находимся в образном мире. Если бы представления эти переходили с нами туда, то и сребролюбец имел бы некоторое утешение. Он мысленно и там бы пересчитывал свои червонцы. Но нет, болезнь души, томление останется, а удовлетворения и утешения не будет. Это лучше Тантала, который сгорает от жажды, но не видит воды.
Простите меня, моя голубушка, если письмо мое вместо утешения ещё более умножит вашу скорбь. Я долго не решался говорить вам всего этого, потому что мне вас страх жалко, но подумал, что истинное никогда не может быть вредно, - тем более что, может быть, в вашем положении, где все представляется вам не так, как есть.
Н.Д. Фонвизиной
1 февраля
Начну к вам письмо, моя любезная Наталья Дмитриевна, словами одного из святых отцов. "Смотри, - говорит он, - если ты получишь от кого духовную пользу, то враг тебе всячески будет клеветать на него, чтобы тем поколебать твою доверенность и удалить от него". Вы теперь находитесь в этих обстоятельствах, несмотря на то что я грешный человек и немощный, но знаю по свидетельству моей совести, что мои советы вам были и, надеюсь, будут впредь иметь одну цель - спасение вашей души.
Привязанность моя к вам начинает меня беспокоить. Она до сих пор такого рода, что я не ношу укоризны в совести и готов и впредь сказать Господу моему, что я уже несколько раз говорил в молитве: "Господи, Ты знаешь мою немощь, и Ты сам привел меня к обязанности помогать этой душе, Ты сам и сохрани чувства мои здравыми и прости меня, если я не могу удержать их в строгих пределах". И знаю также, что привязанность моя к вам не есть нечистая, а духовная. Я люблю вашу душу и желаю всем сердцем, чтобы она спаслась.
