Дмитрий Стахов - Арабские скакуны
- Еду в контору к Ашоту, меня вызвали... Ладно, бывай!
Значит, из нас четверых только Ващинский смог добраться до Кокшайска. Теперь ему тер спинку молодой человек из прокуратуры. Ващинского все-таки тянуло именно к таким, с погонами, к облеченным властью. Но мне-то, мне тоже надо было оказаться в Кокшайске, мне не нужны были ни Кузлым, ни Славск. И пока Ващинский млел с очередным молодым человеком, а прочие ужинали в кузлымском пригостиничном ресторане, мне надо было увидеть сына. Увидеть то, что от сына осталось. Я должен был исполнить свой отцовский долг. Свое предназначение.
Я отстегнул ремень и собрался пойти в кабину пилотов, чтобы в конце концов разобраться в конечных пунктах с самым главным на борту, с подполковником Тарасовым. Зря я что ли его благословлял?
- Куда? - открыла глаза Катька.
- В туалет, пописать, - сказал я.
- Ну иди, иди, - разрешила она, но стоило пройти несколько метров по направлению к кабине пилотов, как передо мной возник всё тот же контрактник.
- Простите, что заговариваю с вами первым, - сказал он, - но мне необходимо исповедаться.
- Необходимо что? - приглядевшись к контрактнику повнимательнее, можно было заметить, что вид у него был обтерханный, кожа со следами юношеских гнойных прыщей, к тому же глубоко посаженные светлые, почти белые глаза: маньяк, потенциальный серийный убийца. - Повторите, я не понял - что вам нужно?
Контрактник взял меня за руку: потная дрожащая ладонь, горячая, большая, сильная. От него пахло свежим мясом, плотью. Взлететь на самом большом в мире транспортном самолете, набрать тысяч десять километров, мчаться сквозь небеса и быть запертым вместе с каким-то жутким персонажем. Мне всегда везет, у меня всегда такие приключения.
- Мне нужна исповедь, - сказал контрактник, схватил меня за плечи, пригнул к полу, пропихнул под связывающим грузовики тросом, и мы с ним вместе оказались у противоположного от спящей Катьки борта.
- Что-что?
- Я вам кое-что рассказываю, вы слушаете и решаете можно ли меня простить. Или назначаете наказание. Любое. Вы имеете на это право. Идет?
Что ж! Примерно так я себе всё и представлял. Не хватало только специального помещения, в котором исповедующийся и исповедник разделены мелкой решеткой. Борясь с соблазном назначить наказание сразу, до всяких рассказов, отстраняясь от бьющего в лицо дыхания, я кивнул.
- Садитесь сюда! - контрактник распахнул дверцу грузовика, подсадил, и я оказался в кабине, на месте водителя, а контрактник, оставшись снаружи, спросил меня через узкую щель:
- Вам слышно?
- Чуть-чуть погромче, - попросил я.
- А так? - он и раньше-то почти орал.
- Так нормально...
- Ну, я начинаю...
В кабине пахло краской, пластиком, бензином, приборная доска была накрыта большой мягкой тряпкой, на соседнем сиденье лежала офицерская фуражка с очень высокой, изогнутой тульей. Я взял фуражку за маленький блестящий козырек, водрузил на голову, посмотрел в круглое зеркальце заднего вида, в котором были видны или двуглавый орел, или блестящие из-под козырька мои глаза. Тогда я опустил стекло в дверце, повернул к себе боковое продолговатое зеркало и убедился, что форма мне к лицу: отражение было мужественным, воинственным.
- Вы слушаете? - спросил снизу контрактник.
- Давай-давай! - поторопил я.
- Родился я... Впрочем - не важно! Тут вот какое дело. Об этом не знает никто. Мы перевозили тела на опознание. На вертушке. Трупов двенадцать, не меньше, чехи, боевики, среди них - пара арабов, смуглые такие, бороды черные-черные... Ну, летуны в кабине, я с трупами, сопровождаю. Летим...
- Короче! - я снял фуражку, положил ее на место: жесткое кольцо из кожзаменителя оставило на голове четкий рубец. - Пожалуйста, короче!
- Да-да-да! И тут один из чехов как сядет! Как сядет, да! Будто в нем пружина сработала! Ну, молодой такой парень, лицо бледное, глаза закатываются, губы в пене, словно продышаться хочет и не может, никак не может. И потом на меня как посмотрит, как глаза у него загорятся, как рот он откроет, а оттуда комок кровяной и по груди у него растекся. И вот он словно этого ждал, того, что комок выскочит, потому что сразу встал, глаза его на мне сфокусировались, и он ко мне как пойдет, и руки как ко мне протянет...
- Оборотень? - от рассказа контрактника веяло такой жутью, что я был готов услышать и утвердительный ответ. - Вампир?
- Какое там! Просто - раненый. Тяжелораненый. Про него подумали мертвый, кинули на борт и давай грузить дальше. А он... Он оклемался и... Ну, так вот... Вы слушаете?
- Да, - сказал я. - Слушаю...
- И в глазах у него такая боль, страдание такое, что я даже не знал что и поделать, начал от него пятиться, споткнулся о труп, упал, вскочил, ввалился к летунам, ору, ору, мол, ребята, сейчас он нас задушит, задушит всех! А эти двое мне кричат, чтобы я сам разбирался, они не по этой части, они летчики, а не... Ну, одним словом, я откатил дверцу и...
Контрактник замолчал.
- Что "и"? - спросил я.
- Убил я его, выбросил из вертолёта. Над полем каким-то летели, я его с ног сбил, а потом и выбросил. Чтобы... Ну, чтобы не было проблем никаких. Так проще получалось... Объясняй потом, почему не дострелили на земле. А так труп он и есть труп. А прилетели, так я сказал, что те, кто грузил, ошиблись. Считали трупы и ошиблись. И летуны молчали, ничего не сказали... Вот...
- И что я должен сделать? - выдержав небольшую паузу, спросил я. - Что ты от меня хочешь? В чем ты виноват-то?
- Но я ж убил! Убил безоружного, раненого человека. Разве непонятно?
- А как ты мог поступить? Что ты мог сделать?
- Я мог его усадить, перевязать, зафиксировать, многое мог сделать. Мог оказать первую помощь, у меня шприцы были с омнопоном, одноразовые, мог вколоть ему, ему бы было не больно. Понимаете?
- Понимаю, - сказал я. - Не больно умирать?
- Да нет же! Я мог его спасти! Спасти, понимаете?
- Да, мог... - мне следовало назначить контрактнику какое-то взыскание. Какое?
- Вы только скажите - что мне делать? Как мне дальше жить?
Что ему делать? Как ему жить?
- Выпусти меня отсюда! - сказал я, открыл дверцу грузовика и чуть не сбил ею контрактника с ног: он испуганно вскочил, встал по стойке смирно.
- Приехать в Кокшайск, найти убийц моего сына, покарать! Понял? рявкнул я ему в лицо. - Покарать сурово! Понял?
- Понял, - он облегченно вздохнул. - Понял! - и, плюхнувшись на колени, начал ловить мою руку.
Я его отпихнул, пролез под тросами, пошел в кабину пилотов.
Там было царство маленьких лампочек, приборов со стрелками, датчиков, тумблеров, рычажков, кнопок. Кто-то, положив на сильные руки кудлатую голову, спал, кто-то крутил ручки рации и, закатывая глаза, радовался каким-то позывным, двое суровых летчиков смотрели на большой дисплей, по которому, на фоне карты, через реки и леса, ползла букашка, самый большой в мире транспортный самолет с самым ценным в мире грузом, самым опасным государственным преступником и раскаявшимся убийцей на борту. Подполковник Тарасов и второй пилот располагались дальше, в глубоких, с высокими спинками креслах, из-за спинок были видны только их головы, лысеющая у подполковника, немытая - у второго пилота.
Я протиснулся к креслу подполковника и дотронулся до его плеча. Подполковник Тарасов вздрогнул и сорвал с головы наушники.
- А, это вы... - вздохнул он облегченно. - А я думал... Да! подполковник попытался встать из кресла, но я надавил на его плечо, заставил остаться на месте.
- Мне не надо в Славск, - сказал я. - Мне в Славске делать нечего...
- Но мы не можем сесть в Кокшайске! Кокшайск нас не примет, мы им поломаем полосу, да и короткая она у них...
- А говорил, что можешь летать куда хочешь и когда хочешь, - сказал я. - Я тебе даже поверил.
Подполковник Тарасов засмущался. Он покраснел, слизнул выступившие на верхней губе капельки пота.
- Ну да, куда хочу и когда хочу, но если там нельзя приземлиться, то я же не виноват, - он говорил быстро, быстро же двигал глазками, пришмыгивал. - Давайте в Славск. Там нас хорошо встретят, там нам приготовят ночлег, а утром, на "аннушке"...
- Мне надо быть в Кокшайске сегодня, сегодня вечером, - я был жесток, но это была оправданная жестокость. - Мне завтра уже в Кокшайске делать нечего. Понял?
Подполковник Тарасов собрался что-то сказать, набрал в грудь побольше воздуха, но закрыл рот, потом с шумом выдохнул.
- Понял... - кивнул он. - Но как вы туда попадете? Приземлиться-то мы не можем.
- Ты меня сбросишь на парашюте. Есть парашют?
- Парашют есть, есть много парашютов, но...
- Вы когда-нибудь прыгали с парашютом? - подал голос второй пилот.
Я даже не повернулся в его сторону. Мне было не по чину говорить со вторым пилотом. Вот подполковник, Герой России - это был мой уровень.
- Да, вы прыгали с парашютом? - спросил подполковник. - Это далеко не просто. К тому же нам надо будет выполнить очень сложные маневры, чтобы вас десантировать. Надо будет снизиться, сделать упреждение на ветер, встать так, чтобы вас понесло прямо на аэродром. Если вы промахнетесь, то попадете в тайгу, поломаетесь. Да вы и на аэродроме, прошу прощения, поломаетесь. Одним словом - летим в Славск и горя никакого! Поужинаем, я вас с интересными людьми познакомлю.
