Лев Овалов - История одной судьбы
- А если я попробую рассмотреть агрономические рекомендации с некоторой перспективой...
Но ей так и не дали дотолковать с Тарабриным. В кабинет вошло несколько председателей колхозов, Поспелов замыкал шествие.
- Ну что, пообедали, товарищи? - добродушно осведомился Тарабрин. - Еще часика два - и по домам.
- Вот что, Иван Степанович, - решительно сказал вдруг Дормидонтов, хотим писать в обком. Не можем мы больше работать с вами. Трудно и нам и вам...
Тарабрин побледнел.
- То есть как?
- Хотим писать, - сказал Дормидонтов. - Душно.
Поспелов стоял багровый, смущенный, из всех присутствовавших ему, кажется, больше всех было не по себе.
- Подождите, что это за заявление? - спросила Анна.
Ей вдруг стало обидно за Тарабрина. Уж кому бы грозить, но не Дормидонтову. Во всем этом разговоре было что-то непартийное, она готова была возмутиться.
- А может, не писать? - мягко возразил Тарабрин. - Поговорим на бюро. Соберем всех на бюро и обменяемся...
- Правильно, - сказал с облегчением Поспелов.
- Можно и на бюро, - мрачно согласился Дормидонтов. - Но надо как-то менять...
Он не сказал, что менять, и Анна не поняла, что он под этим подразумевает, она только с облегчением почувствовала: люди высказались, у них прорвался протест против постоянных окриков Тарабрина, и теперь они успокаиваются.
- Пойдемте, - сказал Тарабрин. - Пока что будем закругляться.
Он спокойно открыл совещание, предоставил слово очередному оратору, и вдруг Анна заметила, что он опять побледнел.
- Вы не расстраивайтесь, - тихо ответил он. - Мне что-то нездоровится...
Он посидел еще минут пять. Ему, кажется, действительно нехорошо.
- Вот что, - вдруг сказал он, поднимаясь, с росинками пота на лбу. - Я пойду, Анна Андреевна. У меня, кажется, температура. Кончайте без меня, только не давайте тут очень распространяться.
XLIV
Анна скомкала совещание. Может быть, в присутствии Тарабрина она позволила бы себе с ним поспорить, но теперь она не могла его не поддержать, как-никак прежде всего он выражал линию райкома, он был первым секретарем...
- Все-таки не очень мудрите, - напутствовала она руководителей колхозов. - Если что надумаете, посоветуйтесь в сельхозинспекции.
В общем, получилось какое-то не доведенное до конца совещание.
Даже выступая с заключительным словом, она мысленно все время возвращалась к Тарабрину. Как странно сегодня все получилось. Перестали понимать друг друга. Тарабрин - людей или люди - Тарабрина? Молчали, молчали... Что-что, а молчать все умели. Вернее, не высказывать своего недовольства. Своих подлинных мыслей. А тут вдруг прорвало. Все-таки нельзя бесконечно подогревать воду в закрытой кастрюльке. Рано или поздно сорвет крышку. Не Дормидонтов, так кто-нибудь другой бы сказал. Даже Поспелов и тот... Выходит, что Челушкин для него теперь сильнее Тарабрина.
Утром Анна собралась было позвонить Тарабрину, как к ней позвонили от него.
- Иван Степанович просит зайти...
Она сразу пошла. Тарабрин жил недалеко от райкома. В конце узкой улочки, на взгорье, занимал отдельный особняк, построенный еще для его предшественника.
Дома у Тарабрина Анна была всего два или три раза, в гости друг к другу они не ходили, дружбы между ними не возникло.
Дверь открыла жена Тарабрина.
- Проходите, ждет, - встревоженно сказала она. - Сейчас придет врач.
Тарабрин лежал в постели, был он еще бледнее, чем вчера.
- Кажется, заболел, - сказал он глухим голосом. - Как закончили, Анна Андреевна?
- Нормально. Я предупредила всех. Как вы и говорили.
- Ох, Анна Андреевна, не проворонить бы нам сев, - почти простонал Тарабрин. - Не хочется отставать от других.
Их беседу прервал врач. Анна вышла, пока он осматривал Тарабрина.
- Разве так можно? - громко заговорил врач, выйдя из комнаты после осмотра больного. - Острый аппендицит и... грелка! Беспечность...
Он вздохнул и объявил и жене Тарабрина и Анне:
- Операцию. И чем быстрее, тем лучше... Решайте, в Пронск или у нас. Если в Пронск, везите сейчас же...
Вероятно, врачу не очень хотелось брать на себя ответственность.
- В Пронск, в Пронск, - категорически сказал Тарабрин. - Здесь я буду вмешиваться в дела, не дам никому покоя.
Отправку организовали молниеносно. Позвонили в Пронск, в обком, в городскую больницу. Вместе с Тарабриным ехали врач и жена.
Тарабрин хоть и охал, но держался спокойно, даже бодро.
- Прощайте, Анна Андреевна... - Он пожал ей руку. - Не запускайте район. Сев, сев... Свяжитесь с обкомом. Советуйтесь, помогут. Докладывайте. Не забывайте о сводках. Разошлите уполномоченных. Пусть нажимают. Звоните в обком почаще...
Неспокойно было Анне, что уезжает Тарабрин...
Страшно подумать! Теперь сев на ее плечах... Теперь она отвечает за район! Надо позвонить в обком, сказать, что Тарабрин заболел. Тарабрин советовал почаще звонить в обком. До чего же он любил прикрываться обкомом! До самого последнего момента. И не вспомнил ни о ком в районе...
Она пришла в райком, попросила Клашу соединить ее с Пронском. Не осмелилась вызвать Кострова, побаивалась его так же, как Поспелов Тарабрина. Попросила соединить ее с Косяченко. Со вторым секретарем всегда почему-то легче разговаривать, чем с первым.
- Георгий Денисович, мы отправили Тарабрина, - сказала она. - Как поступать дальше?
- Чего как поступать? - весело отозвался Косяченко. - Сеять!
- Но ведь Тарабрин, должно быть, надолго выбыл, - неуверенно произнесла Анна.
- А вы на что? - все так же весело произнес Косяченко. - Справитесь.
- Трудно, - сказала Анна. - Район большой...
- Справитесь, - уверенно повторил Косяченко. - Будет трудно, звоните, в обиду вас не дадим!
XLV
Вот она и осталась одна. Одна и не одна. Рядом Щетинин, Жуков, Добровольский, Ванюшин. Существует коллективная ответственность. И все-таки большое бремя легло на ее плечи.
На нее обрушилось множество дел. Она и при Тарабрине решала много вопросов. Решала иногда и за себя, и за Тарабрина. Но почему-то теперь все дела предстали перед ней в ином качестве. Что же изменилось? Мера ответственности.
Прошло несколько дней, и она почувствовала: дела захлестнули ее. Все в ней нуждались. Все требовало согласования с ней, ее одобрения, ее решения. К ней шли со строительством школы, с критической статьей в газете, с планом севооборота, со снабжением детских яслей. Затоваривание книг. Молокопоставки. Квартиры. Пьяницы. Семена. Тротуары...
Она советовала, предлагала, решала. Могла ответить на тысячу вопросов, и все-таки находился тысяча первый, на который она ответить не успевала. Если другие не будут делить с ней ответственности, думала она, ей с районом не справиться. Ни ей, ни Щетинину, ни Жукову...
Взаимодействие людей, организация этого взаимодействия - вот что должно составлять суть деятельности работников партии.
Необходимо доверять, но важно и уметь определить, на кого можно опереться...
А опереться можно далеко не на всех!
Взять хотя бы тот же план севооборота. Богаткин честно расписывал все из года в год. Он хороший человек, Александр Петрович, но сколько же можно сидеть в канцелярии... Он получал установки из области, получал планы колхозов, сводил все в общий порайонный план, и... Почему-то это устраивало Тарабрина. Каждый год одно и то же по заведенному шаблону. Никаких преобразований. Все очень добросовестно, но блинов из одной добросовестности не напечешь.
Сколько Богаткину лет? Она попросила Клашу навести справку. Батюшки, шестьдесят четвертый!
Анна была не против того, чтобы и в шестьдесят четыре человек работал на полную катушку, но если все нитки смотаны и осталась лишь болванка...
Поспелов тоже спокоен до безразличия. Раньше он был живее, хотя всегда отличался излишней покладистостью с начальством. Куда прикажут, туда и везет. Никогда не поперечит Богаткину.
Апухтин. Пыхтит, а что толку? Запущен совхоз. При том внимании, какое оказывается совхозу, давно бы можно выйти вперед...
Время требовало от людей размаха, знаний, движения. Не все выдерживали взятый темп. Кое-кто отставал. Этих людей почему-то терпели, хотя отстающий человек не может двигать вперед дело...
Людей надо менять. Точнее, не людей, а руководителей. Приходит такое время, когда некоторые руководители перестают, как говорится, соответствовать возрастающим задачам. Смена кадров - это неизбежность.
Надо найти в себе мужество произвести эту смену. Но решиться на это очень трудно. Кроме всего прочего, Анна не знала, сколько времени пробудет она на посту первого секретаря. Месяц, два, три... Может быть, лучше подождать до конференции. Новый секретарь пусть и подбирает людей.
Нет, неправильно! Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня. Если ты убеждена, что для дела полезно сменить Богаткина, зачем проявлять нерешительность? Если ты уверена в себе, разве это по-партийному, ждать...
