Надежда Лухманова - Нервы
— Хацу, хацу, хацу! — Женя завертелась.
Василий Сергеевич схватил её на руки и ушёл с нею с террасы.
— Андрей Николаевич, не прощаюсь с вами, — бросил он на ходу, — надеюсь, ещё застану вас…
Когда шаги его замолкли, Анна Алексеевна встала и нервно выпрямилась.
— Слышали, Андрей Николаевич?
Загорский подошёл к ней, держа в руке шляпу.
— Ваш муж — умный и добрый человек! Он дал мне страшный урок, который я не забуду всю жизнь!
— А! Вы поняли, также как и я, что он всё знает?
— Безусловно. Он мог измучить вас своею ревностью, мог оскорбить меня, вызвать на дуэль… Мы как безумцы перерезали бы друг другу горло… Ваша жизнь была бы разбита: вы пострадали бы как мать, как жена, как женщина… Если бы даже он поступил иначе…
— Постойте! — она подошла близко-близко к Андрею Николаевичу, лицо её было очень бледно, глаза широко раскрыты и глядели в упор. — Скажите мне: правда ли, что умирая вы грезили обо мне? Правда ли, что с первой минуты, как увидели меня в театре, вы уже не могли забыть меня? Но ради Бога, умоляю, скажите правду! Для меня это признание на всю жизнь!
Не сводя глаз с молодой женщины, Андрей Николаевич взял её обе руки:
— Нет, Анна Алексеевна, неправда…
Она вырвала свои руки и отшатнулась:
— Вы лгали?
— Не лгал… Клянусь вам, не лгал… Я в первый раз действительно видел вас в театре, и меня поразила ваша красота, а тогда… ведь, я только что ожил от страшной болезни… музыка, луна, эта волшебная, звёздная ночь опьянили меня, очаровали, а тут явились вы, и всё слилось для меня в одно чувство — любовь, которую так чудно воплощала ваша красота!
— Так всё это были нервы, только нервы?..
— Нервы… А дальше пошла бы непоправимая ошибка, Анна Алексеевна! Тогда, в тот вечер бала, вы были искренни, вы негодовали, отталкивали меня, и поцелуй мой был насильный, но сегодня вы уже играли мной, сегодня сознательно выступали на опасный путь… Мои слова, моя дерзость уже отравили ваше сердце, сегодня и я уже понимал, что вы — другая. Прощайте, Анна Алексеевна, когда-нибудь, в интимной беседе с мужем, который вас любит и достоин вашей любви, повторите ему мои слова, скажите, что если когда-нибудь ему понадобится друг, преданнее меня он не найдёт никого…
И ещё раз поклонившись низко, он вышел, быстро, не подымая головы, прошёл по той же дорожке, на которой играли теперь косые, заходящие лучи солнца, открыл калитку, опять как при его входе серебристо зазвенел колокольчик и донёс прислушивавшемуся Хотунцову, что гость его ушёл.
Анна Алексеевна долго стояла прислонившись к перилам террасы; лицо её горело; стыд за то, что Загорский понял её игру, понял даже и то, что эта игра не была с её стороны хитростью или женской местью, а шла из дурного источника, из затронутых им нехороших страстей, мучительное подозрение, что муж видел тогда на террасе поцелуй и слышал теперь её заигрывание с Загорским, она закрыла лицо руками и застонала: только теперь ей стало всё ясно, а на душе стало так ужасно-ужасно скверно, что ей хотелось бы провалиться, исчезнуть… И вдруг она почувствовала, как две руки обняли её, голова её прижалась к груди, и голос мужа шептал:
— Ася моя, моя Ася!
Анна Алексеевна закинула ему за шею свои руки и зарыдала.
1901
Примечания
1
знаете, это поэтично — фр.
2
факельное шествие
3
Мариэтт, это вы? — фр.
4
пляж — фр.
5
маленькие паштеты — фр.
