Лев Толстой - Два старика
На другой день пошел опять Ефим к гробу господню с тамбовским стариком, на корабле с ним ехал. Хотел прадезть наперед, да опять отдавили его, и стал он у столба и молится. Поглядел нареред, - опять под лампадами у самого гроба господня на переднем месте стоит Елисей, руки развел, как священник у алтаря, и блестит лысина во всю голову, "Ну, - думает Ефим, - теперь уж не упущу его". Полез продираться наперед. Продрался - нет Елисея. Видно, ушел. И на третий день опять у гроба господня смотрит - в самом святом месте стоит Елисей на самом на виду, руки развел и глядит кверху, точно видит что над собой. И светится его лысина во всю голову. "Ну, - думает Ефим, - теперь уж не упущу его, пойду к выходу стану. Там уж не разминемся". Вмшел Ефим, стоял-стоял, полден простоял: весь народ прошел - нет Елисея.
Пробыл шесть недель Ефим в Иерусалиме и побывал везде: и в Вифлееме, и в Вифании, и на Иордане, и на новую рубаху печать у гроба господня наложил, чтобы похорониться в ней, и воды из Иордана в стклянку взял, и земли и свечей с благодатным огнем взял, и в восьми местах поминанья записал, извел все деньги, только бы домой дойти. И пошел Ефим назад к дому. Дошел до Яфы, сел на корабль, приплыл в Одессу и пошел пешеходом домой.
XI
Едет Ефим один тем же путем. Стал к дому приближаться, одеть напала на него забота, как без него дома живут. "В год, - думает, - воды много утечет. Дом целый век собираешь, а разорить дом недолго. Как-то без него сын дела повел, как весна вскрылась, как скотина перезимовала, так ли избу выделали?" Дошел Ефим до того места, где он запрошлый год расстался с Елисеем. Народу и узнать нельзя. Где запрошлый год бедствовал народ, нынче все достаточно живут. Родилось хорошо в поле. Поправился народ, и прежнее горе забыли. Подходит вечерком Ефим к тому самому селу, где запрошлый год Елисей отстал. Только вошел в село, выскочила из-за хатки девочка в белой рубахе.
- Дiд! дiдко! до нас заходи.
Хотел Ефим пройти, да не пускает девочка, ухватила за полу, тащит к хате, а сама смеется.
Вышла на крыльцо и женщина с мальчиком, тоже манит:
- Заходи, мол, дедушка, поужинать - переночуешь. Зашел Ефим. "Кстати, думает, - про Елисея спрошу: никак, в эту самую хатку он тогда и напиться заходил".
Вошел Ефим, сняла с него женщина сумку, умыться подала, посадила за стол. Молока достала, вареников, каши - поставила на стол. Поблагодарил Тарасыч, похвалил людей за то, что они странников привечают. Покачала головой женщина.
- Нам, - говорит, - нельзя странников не привечать. Мы от странника жизнь узнали. Жили мы, бога забыли, и наказал нас бог так, что все только смерти ждали. Дошли летось до того, что все лежали - и есть нечего и больны. И помереть бы нам, да наслал нам бог такого же, вот как ты, старичка. Зашел он среди дня напиться, да увидал нас, пожалел, да и остался с нами. И поил, и кормил, и на ноги поставил, и землю выкупил, и лошадь с телегой купил, у нас кинул.
Вошла в хату старуха, перебила речь женщины.
- И сами мы не знаем, - говорит, - человек ли был, или ангел божий. Всех-то любил, всех-то жалел, и ушел - не сказался, и молить за кого бога - не знаем. Как теперь вижу: лежу я, смерти жду, смотрю - вошел старичо 1000 к, немудрененький, так лысенький, воды напиться. Еще я подумала, грешная: что шляются? А он вон что сделал! Как увидал нас, сейчас сумочку долой, вот на этом месте поставил, развязал.
Вступилась и девочка.
- Нет, - говорит, - бабушка, он прежде сюда посередь хаты поставил сумку, а потом на лавку убрал.
И стали они спорить и все его слова и дела поминать; и где он сидел, и где спал, и что делал, и что кому сказал.
На ночь приехал и мужик-хозяин на лошади, тоже стал про Елисея рассказывать, как он у них жил.
- Не приди он к нам, - говорит, - мы бы все в грехах померли. Помирали мы в отчаянии, на бога и на людей роптали. А он нас и на ноги поставил, и через него мы и бога узнали, и в добрых людей уверовали. Спаси его Христос! Прежде как скоты жили, он нас людьми сделал.
Накормили, напоили люди Ефима, положили спать и сами легли.
Лежит Ефим и не спит, и не выходит у него из головы Елисей, как он видел его в Иерусалиме три раза в переднем месте.
"Так вот он где, - думает, - упередил меня! Мои труды приняты, нет ли, а его-то принял господь".
Наутро распрощались люди с Ефимом, наклали ему пирожков на дорогу и пошли на работу, а Ефим - в путь-дорогу.
XII
Ровно год проходил Ефим. На весну вернулся домой. Пришел он домой к вечеру. Сына дома не было: в кабаке был. Пришел сын выпивши, стал его Ефим расспрашивать. По всему увидал, что замотался без него малый. Деньги все провел дурно, дела упустил. Стал его отец щунять. Стал сын грубиянить.
- Ты бы, - говорит, - сам поворочал, а то ты ушел ходить да еще деньги с собой унес все, а с меня спрашиваешь.
Рассерчал старик, побил сына.
Наутро вышел Ефим Тарасыч к старосте о сыне поговорить, идет мимо Елисеева двора. Стоит старуха Елисеева на крылечке, здоровается:
- Здорово, кум, - говорит, - здорово ли, касатик, сходил?
Остановился Ефим Тарасыч.
- Слава богу, - говорит, - сходил; твоего старика потерял, да, слышу, он домой вернулся.
И заговорила старуха - охотница была покалякать.
- Вернулся, - говорит, - кормилец, давно вернулся; Вскоре после успенья, никак. Уж и рады же мы были, что его бог принес! Скучав нам без него. Работа уж от него какая, - года его ушли. А все голова, и нам веселей. Уж и парень-то как радовался! Без него, - говорит, - как без света в глазу. Скучно нам без него, желанный, любим мы его, уж как жалеем.
- Что ж, дома, что ль, он теперь?
- Дома, родной, на пчельнике, рои огребает. Хороша, - баит, - роевщина. Такую бог дал силу пчеле, что старик и не запомнит. Не по грехам, - баит, бог дает. Заходи, желанный, уж как рад-то будет.
Пошел Ефим через сени, через двор на пчельник к Елисею. Вошел на пчельник, смотрит - стоит Елисей без сетки, без рукавиц, в кафтане сером под березкой, руки развел и глядит кверху, и лысина блестит во всю голову, как он в Иерусалиме у гроба господня стоял, а над ним, как в Иерусалиме, сквозь березку, как жар горит, играет солнце, а вокруг головы золотые пчелки в венец свились, вьются, а не жалят его. Остановился Ефим.
Окликнула старуха Елисеева мужа.
- Кум, - говорит, - пришел!
Оглянулся Елисей, обрадовался, пошел куму навстречу, полегонечку пчел из бороды выбирает.
- Здорово, кум, здорово, милый человек... Хорошо сходил?
- Ноги сходили, и водицы тебе с Иордана-реки принес. Заходи, возьми, да принял ли господь труды...
- Ну и слава боту, спаси Христос.
Помолчал Ефим.
- Ногами был, да душой-то был ли, али другой кто...
- Божье дело, кум, божье дело.
- Заходил тоже я на обратном в хату, где ты отстал...
Испугался Елисей, заторопился:
- Божье дело, кум, божье дело. Что ж, заходи, что ли, в избу - медку принесу.
И замял Елисей речь, заговорил про домашнее. Воздохнул Ефим и не стал поминать Елисею про людей в хате и про то, что он видел его в Иерусалиме. И понял он, что на миру по смерть велел бог отбывать каждому свой оброк любовью и добрыми делами.
