Николай Наседкин - Осада
- Помоги-и-ите! Помоги-и-ите! Нас убива-а-ают!
Мужчина с женщиной подхватились, исчезли. Во многих окнах погас свет.
- По...мо...ги...те! - захлебываясь, крикнула последний раз Наташка в пустое пространство двора и, прикрыв заалевшими пальцами глаза, уткнулась в грудь Антону.
Трах! Трах! Трах! - осада продолжалась.
5
Как они мечтали об отдельной квартире!
Сначала теснясь у тёщи, потом снимая углы, затем прозябая в коммуналке, - они грезили о своем изолированном мирке. Казалось, ничего больше не надо: дайте нам наш куб пространства, дайте нам нашу собственную маленькую крепость, где можно спрятаться, укрыться от суматошного шизофренического мира хоть на мгновение. С какой серьёзностью, с какими затратами сил, времени и нервов они обихаживали, обставляли и украшали свою квартиру, особенно, конечно, Вера мытарилась: то за обоями пять часов в очереди мается, то какие-то кашпо заморские в художественном салоне сторожит.
Обклеили, обставили, намыли, натёрли и, действительно, квартирка получилась уютная. Придешь из мира - грязный, согбенный, взъерошенный: скинешь обувь у порожка, наструишь прозрачно ванну до краев, отмокнешь, на кухоньке примешь ужин - не торопясь, посмакивая; в комнате возляжешь на диване под торшером с газетами или книгой, а то телек врубишь - чего там старенького? Вот и ещё отсрочил на денек свою гибель или сумасшествие, уравновесился.
Да разве можно было предугадать, что своя же квартира-крепость станет западнёй? Это там, за окнами, за крыльцом - мрак и жуть. Это там идёт постоянная охота. Это там можно жертвой стать в любой миг и без всякого повода. Господи, ну почему, зачем ты привёл этих тварей подпитых сюда? В чём вина наша, Господи?..
Антон, часто дыша, прижимал к себе Наташку, смотрел на огненные жала свечей. Он чувствовал горячий взгляд Веры на своем лице, но никак не мог повернуться - странная вялость заполнила всё тело...
Точно так же не мог Антон смотреть Вере в глаза однажды в ясный летний вечер много-много лет назад. Тогда длились первые дни их страстной, чувственной дружбы. Только в десятом классе, под самый последний звонок разглядели Антон и Вера друг дружку, просверкнула меж ними искра. А до этого два года за соседними партами посторонне сидели.
В тот день они сдали историю. Гуляли после экзамена по стадиону, заброшенному, заросшему травой, а по краям - деревьями. Говорили, смеялись, но главным образом - целовались чуть не поминутно: кровь играла, щеки алели, окружающий мир существовал где-то там, вдали, за пределами атмосферы.
И тут Антона из пустоты пространства кто-то грубо облапил, дохнул в лицо портвейном. Антон очнулся, отпрянул и узнал - Боец, парень из его дома. Антон с ним почти не общался: Бойцов учился в ПТУ, обитал в другом мире - в антимире. Но "привет" на "привет" при встречах обменивали.
Боец, качнувшись, снова заключил Антона в объятия, скорячился в борцовскую стойку, замычал. Антон, нервничая, начал отдирать от себя парня, но тот словно прилип.
- Боец, ты что? Не узнал, что ли? - Антон сам слышал в своем голосе постыдные умоляющие нотки. - Боец, ну правда, что ты? Отстань. Мы же в одном доме живём - не узнал?
- К-короче, - пробубнил Боец, начиная кружить Антона по траве, точно по борцовскому ковру. - К-короче...
Антон зыркнул на Веру. Она стояла в сторонке, прижимала кулачки к подбородку, смотрела растерянно, испуганно.
И Антон решился: подстегнул себя, плеснул в душу злости, резким тычком отбил левую руку Бойца, отклонился назад и своей правой вмазал ему по физии. Но - слабовато: не удар - пощёчина. Однако Боец оторвался, застыл, хлопая ресницами.
Только воспрянувший Антон хотел резко отодвинуться и распрощаться с соседом по дому, как из-за деревьев нарисовались ещё двое. Антон, не успев собраться, не приготовился к отпору, и после первого же тычка в лицо закрыл голову руками, выставив локти, скрючился. Его мигом сбили на землю, принялись с аппетитом пинать.
Спасла Антона Вера: она так пронзительно завизжала, что пинальщики не выдержали, приложили ещё по разу "фраера причёсанного", подхватили Бойца и смылись. Антон в общем-то отделался легко: фингал, губа разбита да бока гудят. Но больше всего душа кровоточила - от стыда хотелось в канализационный люк головой. Да ещё Вера сыпанула добрую пригоршню сольцы на свежую рану - шла, шла, да и ляпнула: "А ты драться, оказывается, не умеешь..."
После этого вечера они не встречались полгода.
6
Шмац! Шмац! Антон догадался - пробивают дыру над притолокой.
- Если бы не застеклили лоджию, мы бы сейчас спокойно к соседу перебрались, - ровно, бесстрастно сказал он.
Лоджия - одна на две квартиры. Посередине тонкая перегородка в половину кирпича.
- Подождите, - оживился Антон, отстранил от себя Наташку, - сейчас всю раму выбьем...
Он побежал за топориком. Наташка приникла к матери. Девчонка словно заснула: не открывала глаз, еле держалась на ногах. Лицо её было измазано в крови.
Антон схватил топорик, глянул - наверху зияла квадратная дырища. Левый верхний угол дверной коробки ходил ходуном.
И тут Антона осенило - ванная!
- Вера, Наташка, сюда!
Он открыл ванную, впустил жену с дочкой, бросил напоследок взгляд назад - дверной косяк трещал, выскакивал из плоскости стены. Антон закрылся на защёлку, сунул фонарик Вере. Положил топорик в раковину, обеими руками сорвал зеркало вместе с полочкой - посыпались банки, тюбики, флаконы. Швырнул всё в ванну. Перехватил удобнее топорик, ахнул остриём по стене...
Еще когда они только вселились, Антон, отделывая ванную, обнаружил: от соседа-инвалида в этом месте их отделяет тонюсенькая стеночка из ломаного кирпича и сыпучего раствора. Чтобы капитально закрепить раковину, пришлось даже нашивать деревянный щит на всю нижнюю часть перегородки.
От первого же удара сделалось окошко с ведёрное дно. Загремело и рассыпалось зеркало соседа. Антон с сумасшедшей силой рубанул крест-накрест несколько раз, приказал:
- Наташка, полезай!
Он подсадил дочку, просунул её ногами вперёд, протолкнул в дыру. Быстро подтащил стиральную машину "Малютку".
- Вера!
Жена ступила на унитаз, с него - на "Малютку", хотела перешагнуть раковину, но узкая юбка держала.
- Вера! - заорал в бешенстве Антон. - Да задери ты её, чёрт возьми!
И сам схватил за подол, вздёрнул юбку. Вера, сверкая исподним, корячилась, протискивалась в пролом.
"Боже, - мелькнуло у Антона в голове, - это же кинокомедия! Это же цирк!" И он почувствовал на глазах слёзы.
Прежде чем скрыться самому, Антон, охнув от натуги, стащил со стены железный шкаф с запасами мыла, зубной пасты, порошка стирального - придавил им дверь. Вплотную придвинул и стиральную машину. Приладил под ручку швабру - всё, глядишь, задержит на минуту-другую.
В квартире соседа они оказались впервые. Свет вспыхнул. Краем глаза Антон заметил - сиро, убого: стол, стулья, дерматиновый диван. Но главное телефон. Вот он голубчик, ярко-красный, стоит на тумбочке у окна - ждёт.
Антон схватил трубку... В телефоне - черный провал тишины. Сволочи! Они, конечно же, провода в коридоре оборвали...
Всё!
Антон загнанно осмотрелся: может, ружьё где висит? Не хотелось верить, что шансов не осталось.
- Пап, а что если так: когда они все сюда полезут - в коридоре ведь никого не будет? Мы в двери выскочим и убежим, а?
А что, идея! Молодец Наташка! Только бы на улицу выскочить: всё же -центр города. Да и время ещё - Антон глянул на часы: Господи, всего полчаса прошло! Ещё только половина десятого.
Антон ринулся в переднюю. У соседа тоже - два замка. Так, верхний нормальный: изнутри открывается. А нижний? Нижний...
Антон сгорбился у дверей, приник к тёплому дереву лбом, закрыл глаза.
- Ну что, Антон? Что?!
Антон устало развернулся, обнял жену и дочь, крепко прижал к себе. Вдохнул тревожный родной аромат их волос.
И всхлипнул.
В ванной раздались крики, хохот, весёлые глумливые матюги...
Лю-ю-юди-и-и-и-и!..
1990 г.
