Дмитрий Мамин-Сибиряк - Пир горой
Недели за две до отъезда, после Покрова, Егор Иваныч приехал в скит вместе с Капитоном. Последний, хотя и был старовером, но в скиту на Увеке не бывал ни разу. От Сосногорска до озера было всего каких-нибудь двадцать верст, но Капитону все как-то не выпадала дорога именно в эту сторону. Егор Иваныч привез своего помощника с той целью, чтобы он сам переговорил со слепым Густомесовым. Все же оно лучше, а то, храни бог, помрешь в тайге и замениться будет некем. И для Густомесова надежнее: Капитон не чужой человек.
Осенняя непролазная грязь была уже скована морозом, и небольшая дорожная повозка Егора Иваныча бойко подкатила к скиту.
– Ты смотри, Капитон, не скажи чего лишнего, – предупреждал старик, вылезая из экипажа. – Уговор на берегу… Место-то здесь тихое, не мирское. Напугаешь еще монашин… Ведь ты у меня, Христос с тобой, с норовом!
Капитон ничего не ответил, а только улыбнулся в бороду.
В скиту Егор Иваныч давно был своим человеком и привел гостя прямо в густомесовский флигелек. По обыкновению двери отворила им сама Агния Ефимовна. Она даже отшатнулась, когда увидела перед собой рослого красавца-мужчину, в упор глядевшего на нее своими сердитыми глазами.
– Што, испугалась, Агния Ефимовна? – пошутил Егор Иваныч. – Ничего, хорош зверь, ежели к рукам.
– Пусть молодые боятся, а я уж стара стала, – ответила Агния Ефимовна, оправившись. – Милости просим, дорогие гости…
Капитона поразили больше всего ярко-красные губы скитской затворницы, совсем уж не подходившие к ее полумонашескому костюму, смиренному взгляду и матовому цвету прежде времени отцветавшего лица. Когда Капитон входил в дверь и нагнулся, чтобы не стукнуться головой о притолоку, Агния Ефимовна невольно улыбнулась: какой он большой, да здоровый, да красивый. Ее точно огнем опалило… Бывают такие мимолетные встречи, которые оставляют в душе неизгладимый след и служат какой-то роковой гранью, разделяющей жизнь на разные полосы. Иногда какая-нибудь ничтожная мелочь западает в память и выступает с яркой силой при каждом удобном случае. Впоследствии, когда Агния Ефимовна думала о Капитоне, она не могла представить его себе иначе, как именно входящим, нагнувшись, в дверь их скитской горницы.
– Вот ты какой, Капитон! – удивился Яков Трофимыч, ощупывая гостя без церемоний. – Из всего дерева выкроен… А дяде так и отрезал тогда: «Не хочу!» Ну, молодец… С Лаврентием-то Тарасычем мы прежде хлеб-соль водили, а теперь он и забыл про меня. Все забыли… да… Карахтерный человек Лаврентий Тарасыч!.. А ты ему: «Не хочу!» Ха-ха!..
Капитон почувствовал себя в этой маленькой горнице как-то особенно жутко. Ему точно было совестно и за свой рост и за свое богатырское здоровье, а тут еще этот смех лысого слепца. Больше всего смущало Капитона то, что все время он чувствовал на себе пристальный взгляд Агнии Ефимовны, которая точно впилась в него своими зеленоватыми, как у кошки, глазами. Его так и тянуло самому рассмотреть ее хорошенько, да было совестно Егора Иваныча. В горнице она показалась ему совсем другой, чем в сенях, точно она помолодела, переступив порог. Он плохо помнил, о чем шел деловой разговор, охваченный каким-то смутным беспокойством. Да, это была тревога, вроде того, когда глухой ночью раздается неожиданный стук в дверь. Егор Иваныч заметил произведенное хозяйкой впечатление и несколько раз посмотрел на богатыря строгими глазами. Не замечал, конечно, ничего только Яков Трофимыч, который чувствовал себя как-то особенно весело и пересыпал серьезный разговор шуточками и прибаутками.
– Полюбился ты мне, Капитон! – повторял он. – Жаль в Сибирь тебя отпускать…
– Даст бог, еще вернемся… – как-то глухо ответил Капитон, глядя в угол. – Не на смерть прощаемся.
Егор Иваныч как-то разом оборвал разговор и начал прощаться. Агния Ефимовна проводила их в сени. Она не проронила в течение разговора ни одного слова и простилась молча. Когда Капитон шел по скитскому двору, он чувствовал как-то всей своей спиной, что Агния Ефимовна смотрит на него. Подходя к игуменской келье, он не вытерпел и оглянулся: она действительно стояла в дверях, прислонившись к косяку головой, точно оглушенная.
«Этакая змея подколодная!.. – думал Егор Иваныч, поднимаясь по игуменской лестнице на крылечко. – Съесть готова глазищами. Вон как замутила Капитона-то…»
Честная мать Анфуса что-то разнемоглась и приняла гостей, лежа на лавочке. Около нее сидела Аннушка. Когда Капитон вошел в игуменьину келью, он почти никого и ничего не видел. Да и какое было ему дело до кого-нибудь…
– Што вы больно долго собираетесь-то? – тихим голосом спрашивала мать Анфуса. – Долгие-то сборы не всегда к добру…
– Да уж такое дело, мать Анфуса, што скоро его не повернешь, – объяснял Егор Иваныч. – Не шутки шутить едем. Вот снежок выпадет, тогда мы и укатим по первопутку. Так и партия снаряжена… Всего-то, может, недельки с две и жить здесь осталось.
Последняя фраза произвела на девушку неожиданное действие. Она припала к отцу своей головкой и горько заплакала.
– Ты это о чем, глупая? – упавшим голосом спрашивал Егор Иваныч, гладя русую головку. – К весне вернемся… Ну, о чем?
– Так, тятя…
Этот прилив дочерней нежности сразу вышиб Егора Иваныча из делового настроения, и он умоляющими глазами посмотрел на мать Анфусу.
– Аннушка, ступай к себе! – строго проговорила старуха. – Нечего тебе здесь делать…
Девушка горячо обняла отца и с глухими рыданиями выбежала из комнаты. Егор Иваныч поднялся, сделал несколько шагов и, пошатываясь, остановился у окна. По его лицу градом катились слезы. Капитон все время сидел, опустив голову, и разглядел Аннушку только тогда, когда пробежала мимо него. Пред ним мелькнуло это заплаканное девичье лицо, как чудный молодой сон. Теперь Капитон смотрел с удивлением на всхлипывавшего Егора Иваныча и ничего не мог понять.
– Будет тебе блажить, Егор Иваныч! – ворчала мать Анфуса. – Слава богу, не маленький… И девку разжалобил и сам нюни распустил!
В комнате наступила неловкая пауза. Слышно было только, как вздыхал Егор Иваныч, сдерживая душившие его рыдания.
– Ведь одна она у меня… – шептал он, не поворачиваясь от окна. – Как синь порох в глазу… Еще кто знает, приведет бог свидеться либо нет… Все под богом ходим. Ну, Капитон, едем домой!
Всю дорогу Капитон молчал и только изредка встряхивал головой, точно хотел выгнать какую-то неотвязную мысль. Уже подъезжая к городу, он проговорил:
– А ведь я не знал, што у тебя есть дочь, Егор Иваныч!
– А для чего бы я жить-то стал? Для нее и в тайгу еду… Может, бог и пошлет ей счастье…
После некоторой паузы Капитон заметил:
– А зачем квасишь девку в скиту?
Егор Иваныч посмотрел на Капитона и, к удивлению, заметил на его лице то упрямое выражение, когда он говорил «не хочу». Мудреный был человек Капитон.
V
Первый снежок послужил сигналом к отъезду. Егор Иваныч в последний раз приехал в скит на Увеке. Прощание с Аннушкой было самое трогательное. Старик уже не стыдился собственных слез.
– Смотри, Анна, ежели я помру в тайге, вот тебе вторая мать, – повторил Егор Иваныч несколько раз, указывая на честную мать Анфусу. – Слушайся ее, как меня… Она худу не научит.
– Тятенька, я тогда пострижение приму… – отвечала Аннушка, заливаясь слезами. – Нечего мне в мире делать!
Потом девушка была выслана, и старики занялись серьезным разговором.
– Рассчитал тебя Лаврентий Тарасыч? – спрашивала старуха.
– Как же, рассчитал… Прислал сто рублей.
– Это за сорок-то лет службы? Ведь ты без жалованья у него служил…
– И за это спасибо. Ну, да бог с ним… Вот Капитону прислал целых три тысячи, чтобы, значит, чувствовал. Такой уж особенный человек…
– Уж через число особенный-то…
Честная мать была как-то особенно задумчива и после деловых разговоров сообщила томившую ее заботу:
– Пали из Москвы слухи, Егор Иваныч, што позорят нашу обитель никонианы. Строгости везде пошли. Головушка с плеч – вот какая забота прикачнулась.
– Никто, как бог, честная мать…
Когда Егор Иваныч зашел проститься к Густомесову, Агния Ефимовна встретила его с опухшими от слез глазами.
– О чем это ты разгоревалась так, матушка? – удивился Егор Иваныч, здороваясь.
– А уж мое дело!.. Тебя просить не буду, штоб пожалел! – отрезала Агния Ефимовна. – Ступай к слепому черту.
Сам Густомесов тоже держал себя как-то странно и все говорил о Капитоне:
– Вот как он мне поглянулся, Егор Иваныч, твой-то Капитон. Помру, пусть Агнюшка замуж за него идет… Деньги-то ведь все я ей оставлю. Пусть повеселятся да меня вспоминают… Хе-хе! У молодых-то мысли в голове, как лягушки сивчут.
– Не ладно ты говоришь, Яков Трофимыч… Только напрасно Агнию Ефимовну обижаешь.
– Я? Обижаю?.. Да ведь она меня любит, моя голубушка, а любя, все терпят. Она меня любит, Агнюшка, а я Капитона люблю. Хе-хе!..
