Николай Некрасов - Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и Кo
Сдержав резкие выражения, которые готов был послать разносчику, Хлыщов поднял голову. Он находился против весьма длинного и грязного двухэтажного дома, во всю длину которого тянулась вывеска такого содержания: "Дирлинг и Ко, красильщиков и пятновыводчиков из Парижа". В растворенном окно над вывеской виднелась женская головка замечательной красоты; рот незнакомки был полураскрыт, причем во всем блеске выказывался ряд ровных и беленьких зубов; живые глаза с детским любопытством у участием, даже больше -- с любовью, устремлены были на Хлыщова. Хлыщов улыбнулся, показывая тем, что сам готов смеяться своему несчастию, и тотчас же убедился, что его высокий рост, важная осанка, блестящий наряд обворожили незнакомку… Нет никакого сомнения: победа совершена!
"Уж не зайти ли? -- подумал он.-- Тут, кажется, красильня. Будто что-нибудь выкрасить. Да ведь зачем пойдешь? Не такое время! А ну хоть бы затем, чтобы посмотреть ее вблизи да самому показаться… испытать, как, например… нос? не поразит ли ее вблизи? Может быть, я только так напрасно тревожусь".
И он уж решился было зайти; но мысль опоздать к обеду остановила его. Он ускорил шаги, повернул в соседний переулок и, взглянув на часы, взял извозчика. Через десять минут он уже всходил по лестнице, которая вела и квартиру его будущего тестя.
IV
"…Скажу тебе, дружище, что семейство, в которое скоро должен я вступить, поистине образцовое. Отец, Степан Матвеич Раструбин, человек не слишком большой образованности, и манеры самые обыкновенные; но что и манеры, когда нет души! А у него, я тебе скажу, душа самая благородная: вообрази, за дочерью дает полтораста тысяч чистогану, да еще по смерти достанется нам до ста тысяч. Он, я тебе скажу, нажил все состояние сам -- и чем же, как думаешь? пиявками! В молодости случилось ему быть в Персии; там он и высмотри, что пиявки вещь недурная. Вышел в отставку, откупил в Персии какое-то болото и завел торг, да вот теперь у него два дома и до полумиллиона чистыми! Он уже давно, разумеется, оставил эту торговлю; понимаешь, наживши такое состояние, оно как-то неловко, а говорит: продолжай торг, добил бы до миллиона. Конечно, он хорошо сделал, что перестал, а всё жаль: пиявки, пиявки, а деньги такие же! Престранный старик! Если б ты знал, как он любит пиявки! Всякую вещь ими называет. Дочь у него пиявочка, жена пиявушка, лакей Пиявкин; побранить ли кого вздумает, кричит: пиявица! От всех болезней у него одно лекарство -- пиявки, и вообрази: сам ничем в жизни не лечился, кроме пиявок,-- а ведь как здоров! Толстяк такой, а лицо -- кровь с молоком! И к семейству своему и к знакомым беспрестанно пристает, не поставить ли пиявок; лошадям пиявки ставит, а маленькую Фифи совсем погубил: проклятые всю кровь высосали у бедной собачонки; делались, видишь ли, с ней престранные припадки: вдруг завертится, начнет бегать вокруг комнаты, кружится, кружится да наконец и упадет, ну биться; он ей и приставь сорок четыре пиявки, всю ее так улепили, что смешно было смотреть, стала вся мохнатая, точно новой шерстью обросла! Была толстая, жирная, как всегда мопсы. А как отвалились, так совсем не узнать: точно кот стала, с неделю не кормленный, и шатается. Я, признаться, сначала и порадовался: терпеть не могу никаких маленьких собачонок, особенно мопсов,-- ножки короткие, ходит -- переваливается, морда тупая, а шерсть так лоснится,-- тьфу, противно вспомнить! Да моя бедная Варюша расплакалась: "Вы,-- говорит,-- папенька, ее погубили своими пиявками!" А он только смеется. Вообрази: и меня вздумал было лечить пиявками: сделалось у меня с дороги небольшое красное пятно на носу -- так, пустяки! Он и пристал: приставь да приставь я к носу пиявку, я отнекиваюсь… Только что же? Заснул я после обеда: с дороги устал (понимаешь, я у них по-домашнему), слышу шорох, и нос так страшно холодит… открыл глаза, а он тут! и пиявка в руке, уж пробовал, да счастие, не вдруг пристала! Я как вскрикну. Он, уж нечего делать,-- стал извиняться; я, говорит, вам же добра желал, а впрочем, как хотите -- обиделся! И чего вы боитесь, говорит, вот смотрите: взял и приставил к своему носу: каков? Беда при нем заикнуться, что нездоровится, болит что-нибудь. Умора! а, впрочем, хорошо, что он так привязан к тому, чем, можно сказать, судьбу свою упрочил,-- редкая в наш век черта! И, вообрази, даже дети у него… их четверо маленьких, кроме моей Вареты. Женился он, видишь, в Персии, взял персиянку: ну, известно, черная, нос такой крупный, брови, как лес, теперь толстовата голубушка, а хороша, должно быть, была!.. Всё говорит про Персию… Даже дети такие черные, толстенькие, лоснятся, ну точно насосавшиеся пиявки; право! мне, по край ней мере, всегда так кажется. Странная игра природы! А впрочем, семейство прекрасное! Приняли они меня, братец, чудесно: старик послал шампанского. И моя Варенька чудо красоты, любит меня ужасно. Глаз с меня не спускала, да я скоро ушел: спать с дороги хотелось смертельно…; Да что! Она ли одна? Скажу тебе, братец, мне здесь тай повезло, так повезло, что не будь такое время… да жаль, не до жуировки! время не такое. А с другой стороны, ведь я в некотором смысле образ жизни готовлюсь переменить, с молодостью прощаюсь… думаю, думаю, и сам но знаю, как распорядиться. Ну, да утро вечера мудренее. Прощай, хочется спать…"
V
– - Мартын! нет ли у нас чего перекрасить? -- спросил на другое утро Хлыщов, просыпаясь в самом приятнейшем расположении духа и потягиваясь.
– - А как же, сударь! сами еще изволили говорить: желтый фуляр весь фаброй выпачкался…
– - Ба! ба! ба! -- воскликнул Хлыщов.-- В самом деле! Так ты приготовь его…
Он не колебался долее. Желтый фуляр решил дело.
Часу в двенадцатом, одевшись по-вчерашнему, герой наш тем же путем отправился к невесте и скоро очутился перед домом с вывеской братьев Дирлинг и Ко. Белокурая головка была тут, совершенно в том же положении, как будто она всю ночь провела у окна.
– - Я к вам иду,-- сказал он самым нежным и вкрадчивым полушепотом.
– - Пожалуйте,-- отвечала она спокойно и приветливо.
Хлыщов поднялся по лестнице. Не успел он подойти к двери с маленькой вывеской "Дирлинг и К®", как уже дверь отворилась. Хлыщов поспешил войти и заметил, что отворила ему сама хозяйка.
Он вошел в комнату довольно просторную, по стенам которой помещались высокие шкапы. Поперек тянулся прилавок, захватывавший крайнее окно, у которого, как сообразил Хлыщов, показывалась ему интересная красильщица. У другого окна стояла огромная вешалка, заваленная распоротыми платьями, салопами, сюртуками и другими принадлежностями мужской и женской одежды разных цветов и размеров; к каждой вещи приколот был булавкой ярлык с нумером. Хлыщов был поражен таким разнообразным смешением одежд и думал, что если б собрать в одну кучу их владельцев, то вышло бы не менее разнообразное и занимательное смешение лиц. Два шкапа были полураскрыты: в них висели, также каждый с своим нумером, разноцветные лоскутья сукна, ситцу, шелковых и шерстяных материй, намекавшие своей формой иногда довольно ясно, какого рода одеяния были распороты и подвергнуты перекраске и каких размеров были люди, носившие их в первоначальном виде.
– - Славно у вас красят,-- сказал Хлыщов, рассматривая перекрашенные лоскутья,-- только долго ли держится краска?
– - Как долго? -- сказала хозяйка не совсем чистым русским языком, которому мы не будем подражать.-- Всегда!
– - Уж будто? -- возразил с приятной улыбкой Хлыщов.
– - Попробуйте! -- отвечала хозяйка.-- Что вам угодно?
– - Что? -- сказал Хлыщов.-- Вы изволите спрашивать, что мне угодно?
Молчание.
– - А вы не ждали, чтоб я к вам вошел? -- продолжал он.-- И если б я вошел так, без всякой причины, небось рассердились бы?
Молчание.
– - Вы довольны, что я зашел? или вам всё равно?
– - Всё равно,-- отвечала немка.
При таком неожиданном ответе герой наш решительно подумал, что немка глупа.
– - Нет! как всё равно? -- поправилась она с испугом, медленно одумываясь и видимо недовольная своей оплошностью.-- Мне очень приятно!
– - А! -- значительно произнес обрадованный Хлыщов.
– - Муж бранит, что нынче совсем мало работы,-- дополнила немка,-- вы, верно, пришли…
– - Муж? так у вас есть муж?
– - Да, муж!
– - А где он?
– - Там,-- отвечала немка, указывая пальцем в пол.
– - Внизу?
– - Да.
– - А что он делает внизу?
– - Красит.
– - Так у вас там красильня?
– - Мастерская,-- отвечала красильщица,
– - А там что? -- спросил Хлыщов, указывая на дверь в соседнюю комнату.
– - Там… столовая.
– - А там, дальше столовой?
– - Спальня,-- отвечала немка.
– - Н-да. Ну а там, после спальни?
– - Там кухня.
– - А после кухни?
– - Там ничего… там лестница вниз…
