Иван Шмелев - Об Иване Шмелеве
Главным, новаторским в повести "Человек из ресторана" было то, что Шмелев сумел полностью перевоплотиться в своего героя, увидеть мир глазами другого человека. "Хотелось,-- писал Шмелев Горькому, раскрывая замысел повести,-- выявить слугу человеческого, который по своей специфической деятельности как бы в фокусе представляет всю массу слуг на разных путях жизни" [Письмо И. С. Шмелева А. М. Горькому от 22 декабря 1910 г. Архив А. М. Горького (ИМЛИ)]. Действующие лица повести образуют единую социальную пирамиду, основание которой занимает Скороходов с ресторанной прислугой. Ближе к вершине лакейство совершается уже "не за полтинник, а из высших соображений": так, важный господин в орденах кидается под стол, чтобы раньше официанта поднять оброненный министром платок. И чем ближе к вершине этой пирамиды, тем низменнее причины лакейства.
Мудрой горечью напитана исповедь Скороходова, старого, на исходе сил труженика, обесчещенного отца, изгоя, потерявшего жену и сына. Хотя "порядочное общество" лишило его даже имени, оставив безликое "человек!", он внутренне неизмеримо выше и порядочнее тех, кому прислуживает. Это благородная, чистая душа среди богатых лакеев, воплощенная порядочность в мире суетного стяжательства. Он видит посетителей насквозь и резко осуждает их хищничество и лицемерие. "Знаю я им цену настоящую, знаю-с,-- говорит Скороходов,-- как они там ни разговаривай по-французски и о разных предметах. Одна так-то все про то, как в подвалах обитают, и жалилась, что надо прекратить, а сама-то рябчика-то в белом вине так и лущит, так это ножичком-то по рябчику, как на скрипочке играет. Соловьями поют в теплом месте и перед зеркалами, и очень им обидно, что подвалы там и всякие заразы... Уж лучше бы ругались. По крайности сразу видать, что ты из себя представляешь. А нет... знают тоже, как подать, чтобы с пылью".
При всей жестокости скороходовского суда, Шмелев не теряет чувства художественного такта: Скороходов и в своем социальном протесте остается "средним человеком", обывателем, предел мечтаний которого -- собственный домик с душистым горошком, подсолнухами и породистыми курами-лангожанами. Его недоверие к господам -- недоверие простолюдина, в котором ощущается и неприязнь к образованным людям "вообще". И надо сказать, что чувство это в какой-то мере разделяет сам автор: мысль о фатальной разобщенности людей из "народа" и "общества", о невозможности соглашения между ними ощутима и в "Гражданине Уклей-кине", и в более поздних, чем "Человек из ресторана", произведениях--повести "Стена" (1912), рассказе "Волчий перекат" (1913).
Однако в "Человеке из ресторана", как и в других лучших его произведениях, чувство недоверия к "образованным" не переходит в предрассудок. Темный, религиозный человек. Скороходов особо выделяет революционеров, противостоящих корыстному миру: "И уж потом я узнал, что есть еще люди, которых не видно вокруг и которые проникают все... И нет у них ничего, и голы они, как я, если еще не хуже..." С особенным сочувствием изображен в повести сын Скороходова Николай, чистый и горячий юноша, который на глазах читателя вырастает в профессионального революционера.
Повесть "Человек из ресторана" была важной вехой для Шмелева-писателя. Образ Скороходова показан в ней с замечательной художественной силой. Повествование о своей несчастной жизни старого официанта, в чьем языке сплетаются "образованные" выражения ("не мог я томления одолеть"), канцелярские штампы ("произвожу операцию"), поговорки ("захотел от собаки кулебяки"), жаргонные словечки ("елозить", "жигуляст", "испрокудился", "кокнуть", "оттябель"),-- имеет точную целевую направленность. Сквозь скороходовский слог просвечивают особенности речи других персонажей: чистый язык революционера Колюшки, архаично-книжный и одновременно парикмахерски-"интеллигентный" Кирилла Саверьяныча, хамски-купеческий -миллионера Карасева, исковерканный акцентом -- дирижера Капулади и т. д. Происходит как бы наложение речи Скороходова на речь остальных персонажей. Однако, восхищаясь мастерством Шмелева-художника, критика одновременно отмечала некоторую тяжеловесность самого приема: "На протяжении 187 страниц человек из ресторана говорит на специфическом полупрофессиональном жаргоне" [Русские записки, 1916, ,No 6, с. 88.]. И тем не менее исключительное чувство языка помогло Шмелеву избежать ощущения затянутости, держать читателя в постоянном напряжении и горячем сочувствии судьбе Скороходова.
Повесть "Человек из ресторана", напечатанная в XXXVI сборнике "Знания", имела шумный успех. В ее положительной оценке сошлись рецензенты либеральной и консервативной печати. По мотивам шмелевской повести был создан фильм "Человек из ресторана", где роль Скороходова проникновенно сыграл выдающийся актер Михаил Чехов.
О стойкой популярности "Человека из ресторана" можно судить и по такому характерному эпизоду. Через семь лет после напечатания повести, в июне 1918 года, Шмелев, находясь в голодном Крыму, зашел в маленький ресторан с тщетной надеждой купить там хлеб. Вышедший к нему хозяин случайно услышал его фамилию и поинтересовался, не он ли автор книжки о жизни официанта. Когда Шмелев подтвердил это, хозяин увел его в свою комнату со словами: "Для вас хлеб есть" [Ivan Schmeljow. Leben und Schaffen des groBen russischen Schrift-stellers von Michael Aschenbrenner. Konigsberg und Berlin, Ost-Europa Verlag, 1937, S. 284].
"Гражданин Уклейкин" и "Человек из ресторана" явились заметным вкладом в демократическую литературу после поражения первой русской революции. Именно в эту пору, помимо М. Горького, В. Короленко, И. Бунина, появляются новые писатели, противостоящие широкому поветрию декадентства. "Возрождение реализма" -- так озаглавила большевистская "Правда" статью, посвященную оздоровлению литературы. "В нашей художественной литературе ныне замечается некоторый уклон в сторону реализма. Писателей, изображающих "грубую жизнь", теперь больше, чем было в недавние годы. М. Горький, гр. А. Толстой, Бунин, Шмелев, Сургучев и др. рисуют в своих произведениях не "сказочные дали", не таинственных "таитян", а подлинную русскую жизнь, со всеми ее ужасами, повседневной обыденщиной" [Путь правды (временное название "Правды".-- О. М.), 1914, 26 января].
Теперь Шмелев -- широко читаемый, признанный в России прозаик. В 1912 году организуется Книгоиздательство писателей в Москве, членами-вкладчиками которого становятся С. А. Найденов, братья И. А. и Ю. А. Бунины, Б. К. Зайцев, В. В. Вересаев, Н. Д. Телешов, И. С. Шмелев и другие. Все дальнейшее творчество Шмелева 1910-х годов связано с этим издательством, в котором выходит собрание его сочинений в восьми томах. В течение 1912--1914 годов в Книгоиздательстве публикуются рассказы и повести Шмелева "Стена", "Пугливая тишина", "Росстани", "Виноград", упрочившие его положение в литературе как крупного писателя-реалиста.
Первое, на что обращаешь внимание, когда знакомишься с творчеством Шмелева этих лет,-- тематическое многообразие его произведений. Тут и разложение дворянской усадьбы ("Пугливая тишина", "Стена"); и драматическая разъединенность благополучных, несколько пресыщенных жизнью артистов-интеллигентов с "простым" человеком -- крутым и внутренне богатым в своей цельности речным смотрителем Серегиным ("Волчий перекат"); и тихое житье-бытье прислуги ("Виноград"); и последние дни богатого подрядчика, приехавшего помирать в родную деревню ("Росстани").
В начале творчества Шмелева его герои скованы городом -- нищими углами, душными лабазами, меблированными квартирками с окнами "на помойку". Они могут лишь изредка вспомнить, как о чем-то далеком, о "тихом, сонном лесе" (Уклейкин), о "тихих обителях" и "пустынных озерках" (Иван Кузьмич). В новые его произведения вторгаются пейзажи во всем богатстве их ароматов и красок: с падающими тихо солнечными дождями, с подсолнухами, "жирными, сильными", желтеющими "тяжелыми шапками, в тарелку" ("Росстани"), с "радостными в грозе" соловьями, которые "били от прудовых лозин, и с дороги, и с одряхлевших сиреней, и с заглохших углов" ("Стена").
Для персонажей новых его рассказов и повестей красота природы как будто открыта. Но ее не замечают они -- люди, погрязшие в мелкой и суетной жизни. Так, рассказ "Пугливая тишина" строится на контрасте между завороженной своей красотой природой, разомлевшей от летнего зноя, и измельчавшими беспокойными обитателями усадьбы: заматеревшим в скупости барином Николаем Степановичем и его сыном корнетом Павлом, приехавшим с единственной целью -раздобыть деньжат на возмещение "долга чести". Заглавие рассказа очень точно передает ощущение тишины, от века жившей в усадьбе:
"Стало так тихо, что даже в самом дальнем конце усадьбы, в малиннике, было слышно Проклу, как скатывались на лапках по крыше голуби", "И тогда тишина становилась такой четкой и звонкой, что сорвавшаяся вишня давала тугой звук камня".
Только на склоне дней, когда остается человеку скупо отмеренное время, способен он очнуться и отдаться бескорыстному -- как в детстве -- созерцанию природы и деланию добра ("Росстани", 1913). Купец Данила Лаврухин, вернувшись помирать в родную деревню Ключевую, по сути, возвращается к себе истинному, неосуществившемуся, открывает в себе самом того человека, какого он давно забыл. Больной и беспомощный, радостно вспоминает он давнее, детское, деревенское -- названия грибов, растений, птиц... Только теперь, когда осталась малая горсть жизни, собранная по сусекам,-- на последний блин, получает Данила Степаныч возможность творить добро, помогать бедным и сирым. Некогда Данила ушел из деревни в город с пустой котомкой. Это цельная и крупная личность, самородок, в то время как его измельчавшее потомство пришло на все готовое.
